Перемены

В коридорах было не лучше — практически все служащие выглядели ненамного лучше меня: в повязках, порванной форме, просто мокрые и грязные. Казалось, что весь персонал Величия побывал на чертовом Бату. Хуже всего было то, что укрыться от чужого внимания уже не получалось: чем дальше я шел, тем больше радостных, торжественных и, что самое странное, искренних салютов меня встречало. Ренова накидка драматично колыхалась при ходьбе, и не хватало только фанфар и криков «Аве, генерал!». От этого странного всеобщего воодушевления и обожания хотелось спрятаться, сбежать, но нужно было соответствовать.

— Благодарю за службу, солдат!

— Во славу Первого Ордена!

— Галактика вас не забудет!

Я повторял выбитые на подкорке слова, как заведенный, но изнутри меня жег мучительный стыд. Эти люди, что проливали кровь на этой чертовой планете, достойны большего, чем казенные формулировки. Я усмехнулся — меньше двух недель назад я бы гордился собой, летал бы по коридорам, как на крыльях, упиваясь собственной значимостью. Сейчас же хотелось просто исчезнуть. Да ладно! Это что за лирические отступления? Похоже, генерал Хакс заразился фирменными Реновыми страдашками. Или это накидка так действует?

Чем ближе я подходил к командирскому крылу, тем больше мне навстречу попадалось офицеров. В их поведении воодушевление уступало место вселенской усталости и ответственности: делать работу, несмотря ни на что. Но всё равно даже здесь салютов и обожания было не меньше. Меня то и дело пытались остановить, сообщить что-то, но я не мог сосредоточиться на их словах — обугленные края кителя немилосердно царапали кожу, холодная и мокрая ткань липла к телу, в сапоги будто двух медуз подложили. И воняло всё это сооружение под названием “генерал Хакс” просто отвратительно.

Какие уж тут доклады — тут как бы не вытошнило.

— Через полчаса на мостике, лейтенант.

— Благодарю за службу, капитан, перешлите информацию на мой датапад.

— Пришлите ко мне ответственного за снабжение через час.

Я уже почти добрался до своей каюты, когда из-за угла навстречу вышла смешанная группа бойцов. Судя по покореженной броне и повисшему на плечах двоих из них товарищу, они только прибыли с планеты и направлялись в медблок.

Я приготовился к обычному салюту, но главный группы — лейтенант санбата в погнутом и закопченном нагруднике — остановился и вытянулся по струнке. За ним остановилась вся группа. Даже раненый пытался стоять самостоятельно. Я остановился. Нашли, блин, время для доклада — парень сейчас замертво рухнет.

— Генерал Хакс, сэр! Разрешите доложить.

— Вольно, бойцы. Докладывайте, лейтенант.

Я заметил, что двое подхватили раненого, помогая ему держаться прямо.

— Квадрант В зачищен, сэр. Объединенная боевая группа готова к выполнению дальнейших приказов, сэр.

Я оглядел их. Десять человек.

— Сколько бойцов было командировано на квадрант?

Лейтенант опустил голову, и даже голосовым модулятором маски не удалось отфильтровать боль, с которой он ответил:

— Две роты, сэр.

Две роты. Из них в живых осталось десять. Я стиснул челюсти, резко выдыхая. Немзи, вонючий ублюдок. Как я мог проглядеть этого предателя, что вынашивал свои планы годами? Всё же это было у меня перед носом, с того самого сообщения о покушении на Брендола. Но я предпочитал не замечать очевидного, потому что это было связано с ним. За твои детские обиды, малыш Арми, вот эти парни расплачиваются кровью.

Патетичный придурок.

Я протянул руку лейтенанту. Он вздрогнул и несмело пожал ее в ответ.

— Благодарю за службу, лейтенант. Ваши бойцы нуждаются в медицинской помощи и отдыхе. Проследите, чтобы они получили и то и другое. Ваш бой на сегодня окончен.

— Есть… Сэр.

Не задерживаясь около растерянного лейтенанта, я прошел вдоль всего строя, пожимая руку каждому бойцу, стараясь запомнить их позывные. Нужно знать тех, кто кровью купил эту победу. Я впервые пожалел, что не могу видеть лиц солдат.

Отпустив группу, я без приключений добрался до каюты и выдохнул, лишь захлопнув за собой дверь. Прислонился затылком к прохладной дюрасталевой поверхности, пытаясь хоть немного унять пульс, бьющийся в висках. Некогда расклеиваться. Одежда-душ-мостик-найти Рена. Я протянул руку и, стараясь не отстраняться от холодящей поверхности, вбил на околодверной консоли запрос на вызов дроида с одеждой. Отправил. Будет через 10 минут. Хорошо. Теперь душ.

Но вместо того чтобы скинуть отвратительные лахи, наконец отмыться, я обнаружил, что ноги сами несут меня в комнату — где в несессере, я знал, валялась пачка сигарет. Последняя. Щелчок зажигалки. Выдох. Сажусь прямо на пол, запрокидывая голову на кровать. Перед закрытыми глазами в обратной перемотке мелькало то, что я ненавидел вспоминать: сообщение о смерти отца, потом сразу — матери, информация о покушении, его презрение и отвращение ко мне, издевательства над матерью, то, как он убил Милли. При мысли о единственном живом существе, которое когда-либо искренне любило меня, предательски защипало в глазах. Брендол, ублюдок, я должен был сам убить тебя за всё это, и гораздо раньше. Сделать это руками Немзи было малодушием. Малодушием, которое стоило жизней солдатам Первого Ордена.

Догорающий фильтр обжег пальцы. Я, не задумываясь, достал из пачки вторую. Соберись, тряпка. У тебя есть работа. Пока ты тут жалеешь себя, Рита вкалывает за всех.

В дверь постучали, и я, зажав сигарету в зубах, поднялся с пола, отмечая ноющую боль в боку. Фантомная, или не долечили? Плевать, я на всем долбаном Величии, похоже, самый целый, Реновыми стараниями.

Я поплелся к двери, надеясь, что это дроид с одеждой раньше прикатил. Оказалось, нет. На моем пороге стояла Рита.

Я так и замер в проеме с сигаретой в зубах. Едкий дым застилал глаза, да так, что навернулись слезы.

— Арми, я…

Я опомнился, вытащил окурок изо рта, обжегшись знатно, и не зная, куда его деть, спрятал руку за спину.

— Рита, прости за это. Я ждал дроида с одеждой. Ты что-то хотела?

Она уставилась на меня так, будто я восстал из мертвых (хотя, судя по всему, именно это и произошло) и, тряхнув головой, нервно убрала челку с лица. На ее правой щеке — с той же стороны, что и шрам, что оставил ей Тео — виднелся свежий, едва-едва залеченный бактой рубец. Небеса! Я потянулся было рукой — в эту секунду я с радостью поверил бы в эти бредни про внезапное приобщение к Силе, чтобы иметь возможность убрать с ее лица эту ужасную отметину, — но окурок снова обжег ладонь, возвращая меня в реальность, к осознанию того, что ничего этого с ней случиться не должно было.

— Рита, зачем ты прилетела на планету? Ты должна была координировать операцию отсюда.

Что-то упрямое мелькнуло в ее взгляде, и она отвела глаза. Я посторонился, давая ей пройти внутрь. Препираться в коридоре точно не стоило.

Но твою ж мать, Рита.

Я всё спланировал так, чтобы она не пострадала, и со спокойной душой отправился на рандеву с Немзи, а она, вместо того, чтобы действовать по плану, с первым же десантом высадилась на планету. У Рей этого бунтарства нахваталась, что ли? Каждому из руководителей Первого Ордена — по вздорной женщине? Ну, Рену-то есть, чего терпеть, а мне это за что?

Она шагнула в коридор, и когда дверь за ней захлопнулась, я прислонился к противоположной стене, бросив, наконец, на пол чертов окурок, и постепенно зверея.

— Рита, какого хрена ты ослушалась приказа?

Она молчала, опустив голову, что заставило меня прямо-таки взбелениться. Я оторвался от стены и подошел к ней почти вплотную, ухватив за плечи.

— Посмотри. На. Меня.

Она подняла голову — в глазах стояли слезы. Вся злость и запал из меня разом вышли. Я отпустил ее и отвернулся, чтобы только не видеть этих глаз. Рита, зачем ты мучаешь меня? Я ведь не железный. Уходи, Рита.

— Рита, давай договоримся: больше никакой самодеятельности в критических ситуациях.

Я глянул на нее — она всё так же стояла, глядя на меня, а слезы не держались на ресницах, струились по щекам.