Страница 28 из 29
Аппиан прямо пишет, что именно консул, «будучи неопытным в военном деле, избранный на эту высокую должность благодаря заискиваниям перед народом» (VII, 9), виноват в сокрушительном разгроме легионов. Подчеркивает такие качества Фламиния, как «поспешность и неопытность» (VII, 10). И если насчет поспешности с историком можно согласиться, то пассаж про неопытность не стоит воспринимать всерьез. Полибий по этому поводу пустился в пространное рассуждение, единственной целью которого было доказать, что Фламиний никоим образом не подходил на роль командующего: «Действительно, нужно быть невежественным или ослепленным, чтобы не видеть, что важнейшая задача военачальника – постигнуть характер и природные наклонности неприятельского вождя. Если в борьбе один на один, шеренги с шеренгой стороне, жаждущей победы, необходимо сообразить, каким образом цель может быть достигнута, какие части тела противника обнажены или не защищены оружием, то начальник всего войска должен отыскивать не открытую часть тела, но слабую сторону в характере противника: ведь многие вследствие легкомыслия и полной нерадивости губят вконец не только государство, но и собственную жизнь. С другой стороны, многие, пристрастившиеся к пьянству, не в состоянии заснуть прежде, чем не приведут себя в беспамятство вином; иные, преданные неумеренным любовным наслаждениям, не только губили государства и свое имущество, но и сами погибали позорною смертью. Трусость и нерадивость в частном человеке подвергают одержимого ими позору, а в главнокомандующем пороки эти представляют величайшее несчастие для всех: подобный вождь не только усыпляет бодрость духа своих подчиненных, но часто повергает в величайшие опасности и тех, которые облекли его властью. Потом нерассудительность, слепая смелость, безумная стремительность, а также суетность и высокомерие – качества вождя, выгодные для врагов, весьма гибельные для своих, ибо подобный человек легко становится жертвою всяких козней, засад, обмана. Вот почему, если кто в состоянии постигнуть ошибки ближнего и при нападении на неприятелей имеет в виду слабую сторону вождя их, тот очень быстро одержит решительную победу. Если потеря кормчего предает все судно с командою в руки врагов, то точно так же, если кому удастся опутать неприятельского вождя кознями или хитро рассчитанными планами, тот часто завладевает всем войском противника. Так и теперь. Ганнибал постиг и принял во внимание все качества неприятельского вождя, благодаря чему и удался план его» (III, 81). Историк ненавязчиво проводит мысль о том, что если бы на месте Гая был другой человек, например, кто-либо из патрициев, то и исход битвы был бы совершенно иным. Но в это верится с трудом, поскольку римлянам потребовался разгром при Каннах, чтобы понять очевидную истину. И если после поражения при Тразименском озере только один Фабий Максим Кунктатор сообразил, как надо вести войну с гениальным тактиком Ганнибалом, то после Канн в Риме это поняли все. И будь на месте Фламиния другой военачальник, всё равно не изменилось бы ровным счетом ничего, и разгром состоялся. В этом контексте очень интересна характеристика Гая Фламиния как полководца, данная Питером Коннолли: «Об опрометчивости Фламиния говорится много, однако большая часть этих рассказов, вероятнее всего, является выдумкой… Справедливости ради следует сказать, что Фламиний не был ни лучше, ни хуже любого среднего римского военачальника»[37].
Предвзятость Полибия по отношению к Фламинию прослеживается даже в том, как он описывает поведение консула во время битвы и его гибель. Чтобы это увидеть, мы сравним его рассказ с информацией Тита Ливия и Плутарха. Слово предоставляется Полибию: «Пока римляне совещались о том, что делать, смерть настигала их внезапно. В это же время часть кельтов напала на Фламиния и убила его, когда он раздумывал, как помочь себе, и совершенно отчаялся в спасении» (III, 84). Тит Ливий, несмотря на отсутствие симпатий к Фламинию, несколько иначе описывает участие консула в битве: «С ним были лучшие воины, и он бесстрашно устремлялся туда, где его солдатам приходилось туго» (XXII, 6). Как говорится, почувствуйте разницу. С одной стороны – потерянный и растерявшийся человек, не знающий, как вести себя в столь сложной ситуации, а с другой стороны – бесстрашный воин, бросающийся в самые опасные места битвы. Черту же под этим спором подводит Плутарх, в отличие от Полибия и в какой-то степени Ливия, лицо незаинтересованное: «Фламиний, проявивший и доблесть, и силу, пал, а вокруг него – лучшая часть войска… Из уважения к храбрости Фламиния Ганнибал хотел разыскать и с почетом похоронить тело, но его не нашли среди мертвых, и вообще неизвестно, как оно исчезло» (Fab. Max. 3). Поэтому все обвинения в некомпетентности и растерянности римского командующего оставим на совести Полибия.
Обратимся к численности римской и карфагенской армий. Относительно римлян Аппиан приводит такую информацию: «Фламиний же с тридцатью тысячами пехотинцев и тремя тысячами всадников охранял Италию, расположенную внутри Апеннинских гор» (VII, 8). В дальнейшем историк вновь обратит на данный факт внимание: «Фламиний, охранявший с тридцатью тысячами войск внутреннюю Италию» (VII, 9). Что же касается армии Ганнибала, то в источниках нет сведений о том, какова была её численность, и говорить об этом можно предположительно. Учитывая тот факт, что нам известно, сколько в ней насчитывалось бойцов в битве при Треббии в 218 г. до н. э. и в битве при Каннах в 216 г. до н. э.
Как пишет Полибий, армия Ганнибала при Треббии насчитывала 8000 легковооруженных воинов, 20 000 тяжеловооруженных пехотинцев и 10 000 всадников (III, 72). Эти цифры Тит Ливий подтверждает только относительно мобильных войск и кавалерии, про тяжеловооруженных пехотинцев не говорит ничего. Таким образом, под командованием Ганнибала при Треббии было 38 000 человек. Прошло полтора года, и численность карфагенской армии в битве при Каннах Тит Ливий определит в 40 000 пехоты и 10 000 конницы (XXII, 46), аналогичные данные приводит и Полибий (III, 114). Как видим, численный состав кавалерии не изменился, это связано с тем, что Ганнибал берег своих всадников. Не думаю, что какие-либо изменения произошли и в мобильных войсках. Увеличение численности коснулось главным образом тяжеловооруженных пехотинцев, причем происходило оно в основном за счет галльских отрядов. Но именно кельты несли в битвах и самые тяжелые потери, поскольку Ганнибал всегда ставил их на самое опасное направление, сберегая ливийских копейщиков и иберийских пехотинцев. Таким образом, в битве при Тразименском озере под командованием Ганнибала сражались 8000 воинов легкой пехоты и 10 000 кавалеристов. Количество тяжеловооруженных пехотинцев зависело от того, как галлы пополнили войска Ганнибала после битвы при Треббии. Наверняка можно утверждать одно: карфагенская армия численно превосходила армию римскую.
Настало время поговорить о потерях сторон, и, как всегда, единого мнения по данному вопросу среди античных авторов нет. Тит Ливий приводит следующие данные: «Пятнадцать тысяч римлян было убито в бою; десять тысяч, рассеявшись по всей Этрурии, разными дорогами добрались до Рима; две с половиной тысячи неприятелей погибли в бою и многие после – от ран. Другие писатели говорят, что убитых с обеих сторон было гораздо больше; я ничего не хочу попусту преувеличивать – к этому весьма склонны писатели – я придерживаюсь Фабия, современника этой войны, автора весьма осведомленного» (XXII, 7). Также Ливий пишет о 6000 римлян, сдавшихся в плен карфагенянам на следующий день, а о том, сколько пленных было захвачено во время битвы, не упоминает.
Фабий, на которого ссылается Ливий, это не кто иной, как Фабий Пиктор, автор «Анналов», написанных на греческом языке. Но, что интересно, у Полибия совсем иное отношение к Пиктору и его сочинению: «С какою целью я упомянул о Фабии и его сочинении? Не из боязни того, как бы его рассказ не был принят кем-либо с доверием, ибо нелепость его очевидна для читателей сама по себе и без моих объяснений, но для того, чтобы напомнить людям, которые возьмут в руки его сочинение, что следует обращать внимание не на имя писателя, но на содержание его сочинения. Ибо иные читатели обращают внимание не на то, что пишется, а на личность пишущего и, зная, что писатель был современником описываемых событий и членом римского сената, по тому самому принимают всякое известие его за достоверное. Я же утверждаю, что хотя и не должно пренебрегать показаниями этого историка, однако не следует считать его непогрешимым, напротив, читатели обязаны составлять свои суждения на основании самих событий» (Polyb. III, 9). Действительно, Ливий, как и Фабий Пиктор, был человеком пристрастным и частенько грешил тем, что многие факты трактовал в пользу своих соотечественников. Например, очень любил занижать римские потери и преувеличивать вражеские. Возможно, что так он поступил и в этот раз.
37
Коннолли П. Греция и Рим. Энциклопедия военной истории. С. 167.