Страница 22 из 29
Если исходить из сообщения Тита Ливия, Ганнибал повел на Плацентию 12 000 пехоты и 5000 конницы (XXI, 59). Это не вся карфагенская армия, а только её часть. Здесь есть два варианта, почему полководец привел к стратегически значимому городу столь незначительные силы. Во-первых, нельзя исключать того, что армия ещё не оправилась от страшного похода в Апеннинские горы, и Ганнибал взял с собой лишь самые боеспособные части. Во-вторых, можно предположить, что карфагенский командующий сознательно вывел к Плацентии небольшую армию, поскольку хотел спровоцировать Тиберия Семпрония на очередное сражение. Но как бы там ни было, Ганнибал подступил к Плацентии и расположился в её окрестностях лагерем. Вскоре во главе легионов прибыл Лонг и разбил лагерь в трех милях от вражеской стоянки.
На следующий день противники вывели войска в поле. Римский полководец обратил внимание на то, что его легионы превосходят неприятеля числом, и сразу же повел их в атаку. Карфагенская пехота не смогла устоять против слаженного натиска легионеров и начала отступать к лагерю. Нумидийская конница нависала над флангами римлян и тревожила наскоками их кавалерию, не давая ей возможности принять участие в атаках на пехотинцев Ганнибала. Поэтому карфагеняне сумели отступить к лагерю и укрылись за его укреплениями.
Командующий пунийцев действовал уверенно и грамотно. Не исключено, что этот маневр с отступлением был заранее продуман Ганнибалом ввиду явного неравенства сил. Поставив лучников с пращниками на валу и подкрепив их небольшим количеством тяжеловооруженных пехотинцев, главные силы Ганнибал расположил в центре лагеря. Ждал, когда противник пойдет на приступ лагеря и увязнет в бою. Полководец планировал нанести мощный контрудар по римлянам в тот момент, когда легионеры будут сражаться у ворот и штурмовать укрепления.
Но Лонг повел себя иначе, чем рассчитывал Ганнибал. Римляне настолько вяло атаковали карфагенский лагерь, что Тиберий Семпроний счел за благо дать сигнал к отступлению. То ли испугался продолжать сражение, то ли заподозрил какую-либо хитрость со стороны Ганнибала. А может, просто увидел, что легионеры, обескураженные двумя поражениями подряд, не проявляют должного энтузиазма в бою. Ганнибал немало удивился такому развитию событий и тут же распорядился атаковать врага. Через боковые ворота на поле боя вылетели испанские, галльские и нумидийские всадники, а тяжеловооруженную пехоту полководец повел в атаку через главные ворота. Лонг был вынужден вновь вступить в бой, но быстро сгущавшиеся сумерки вновь развели сражавшиеся армии. Ганнибал увел свои войска в лагерь, а римляне ушли в Плацентию.
Количество убитых с обеих сторон было невелико, хотя Ливий и подчеркивал ожесточенность сражения: «Таким образом, потери были меньше, чем можно было ожидать по остервенению, с каким противники бросились друг на друга; а так как обе стороны сражались с одинаковым почти успехом, то и число убитых к окончанию боя было одинаково; пало не более как по шестьсот пехотинцев и вполовину против этого числа всадников. Все же потери римлян были ощутительнее, чем можно было предположить, судя по одному числу павших; было убито довольно много людей всаднического сословия, пять военных трибунов и три начальника союзников» (Liv. XXI, 59). Аппиан о римских потерях ничего не сообщает, акцентируя внимание на карфагенской армии: «Ганнибал потерял четыреста воинов и сам был ранен» (VII, 7).
Бой при Плацентии не имел какого-либо решающего значения для дальнейшего хода войны. Ганнибал ушел в Лигурию, где местное население выдало карфагенянам римских квесторов, а Тиберий Семпроний остался в городе. Информация Ливия о том, что он увел легионы к Луке, является недостоверной, поскольку в дальнейшем историк напишет, как Лонг зимовал в Плацентии (Liv. XXI, 63). На театре военных действий возникло временное затишье, решающее столкновение между армией Карфагена и римскими легионами было впереди.
5. «Нормальные герои всегда идут в обход…»
Согласно проведенной жеребьевке, Гай Фламиний получил под командование легионы, стоявшие в Плацентии. Театр предстоящих военных действий был очень хорошо знаком Фламинию, что давало консулу дополнительные шансы на успех. Как уже отмечалось, римляне готовились встретить Ганнибала либо в Этрурии, либо у Аримина, всё зависело от того, каким маршрутом пойдет карфагенская армия. Но поскольку этого никто не знал, было решено перекрыть два самых опасных направления.
Как и следовало ожидать, не обошлось без скандала. Дело в том, что Фламиний решил вступить в должность консула в провинции. Исходя из своего негативного опыта общения с «отцами отечества», он допускал, что сенаторы под любым предлогом постараются задержать его в Риме. В частности, по причине различных религиозных мероприятий. А там то ли птицы не туда полетят, то ли мышь запищит, то ли знамение явится неблагоприятное, но суть дела от этого не изменится, и консул останется в Риме, что будет на руку патрициям и Ганнибалу. Фламиний отдавал себе отчет в том, что представители правящей элиты способны на любую подлость, пусть даже это в какой-то мере и окажет негативное влияние на ход боевых действий. Сенаторы не скрывали своей ненависти к новому консулу, и он был готов предпринять ответные шаги. Поэтому, распустив слухи о том, что он покидает Рим по своим личным делам, Гай в начале весны тайно выехал из города и отправился к стоявшим в провинции легионам. В Риме оставался Гней Сервилий, и Фламиний не сомневался, что все необходимые обряды коллега выполнит.
Узнав об этом, сенаторы пришли в бешенство. Курия наполнилась гневными голосами, «отцы отечества» с возмущением перечисляли все проступки консула: «Гай Фламиний – говорили они – ведет войну не с одним только сенатом, но и с бессмертными богами. Еще прежде он, выбранный консулом при зловещих ауспициях, отказал в повиновении богам и людям, когда они отзывали его с самого поля битвы; теперь он, помня о своей тогдашней непочтительности, бегством уклонился от обязанности произнести в Капитолии торжественные обеты. Он не пожелал в день вступления своего в должность помолиться в храме Юпитера Всеблагого Величайшего, увидеть кругом себя собранный для совещания сенат, который его ненавидит и ему одному ненавистен, назначить день Латинского празднества и совершить на горе торжественное жертвоприношение Латинскому Юпитеру; не пожелал, совершив ауспиции, отправиться в Капитолий для произнесения обетов и затем в военном плаще в сопровождении ликторов уехать в провинцию. Он предпочел отправиться, наподобие какого-нибудь торговца, промышляющего при войске, без знаков своего достоинства, без ликторов, украдкой, как будто удалялся в изгнание. По-видимому, ему показалось более соответствующим величию своей власти вступить в должность в Аримине, чем в Риме, надеть окаймленную пурпуром тогу на каком-нибудь постоялом дворе, чем подле своих пенатов!» (Liv. XXI, 63).
Договорились до того, что решили вернуть Фламиния в Рим силой, если он не согласится возвратиться по-хорошему. Пусть, как и положено поднимется на Капитолий, совершит все обязательные жертвоприношения, исполнит необходимые обряды и только после этого отправится в провинцию. То, что в такой кризисной ситуации легионы остаются без командующего, сенаторов не волновало. Но Гай Фламиний был человеком дела, пустая болтовня не могла произвести на него впечатление. Оказавшись в провинции, он почувствовал себя гораздо увереннее, и когда к нему пришли посланцы сената Квинт Теренций и Марк Антистий с требованием вернуться в Рим, консул ответил им отказом. Ситуация с небольшими изменениями напоминала ту, что сложилась накануне битвы при Клезисе. Ничего не добившись от Гая, уполномоченные сената вернулись в Рим, а Фламиний через несколько дней вступил в должность. Во время торжественного жертвоприношения по этому случаю раненный жрецами теленок вырвался из рук служителей культа и забрызгал кровью участников церемонии, что было истолковано как дурное предзнаменование. Многие шептались по углам, что боги гневаются на консула и не принимают жертву.