Книга Лазаря

«Допилась до “белочки“», – подумал Василий, но решил уточнить:

– Когда приходил?

– Ну так сегодня, когда еще? – трезво взглянула на него соседка. – Батюшка с девкой какой-то. Ты, Вася, с водкой осторожнее, так и до беды недалеко, а ты еще молодой…

Василий, заинтересованный странными словами пьянчужки, опустился на стул.

– Почему ты решила, что он «батюшка»?

– Ну а кто? В рясе, с крестом, – уверенно ответила тетя Таня, наливая себе без малого полстакана. – Он еще споткнулся на площадке и упал. Слава богу, все обошлось. Ты же сам его поднял и в квартиру затащил.

– Ну ты даешь, теть Тань! – громко сказал Василий. – Ты что? До глюков допилась?!

– Вася, сынок, да как ты можешь… – протянула соседка, глядя ему в глаза. – Я сначала подумала, что попа дружки твои уронили. Хотела даже в полицию звонить. А потом смотрю, ты с ним и с девкой этой…

– Ладно, – отмахнулся он от нее, – ты лучше… домой иди… И водку возьми, если хочешь.

– И тебе не хворать, – неожиданно строго сказала соседка и поднялась со стула. – А водки твоей поганой мне не надобно!

Оправив старый халат, с достоинством повернулась и вышла, не забыв демонстративно хлопнуть входной дверью.

Проследуй сейчас под окном колонна немецких танков в сопровождении бравурного марша, Василий удивился бы меньше. Соседка отказалась от дармовой водки? Такое поведение никак не укладывалось в привычную обыденность этой квартиры и жизнь тети Тани, которую он знал наизусть, вплоть до последней буквы ее словарного запаса.

День выдался слишком насыщенным в сравнении с ежедневным распорядком. Чувствуя себя выбитым из привычного режима, оставшуюся его часть он решил пропустить. Выпив количество водки, достаточное для того, чтобы успокоить вопросы, появляющиеся в голове, отправился спать…

Следующим утром, пятого ноября, проснулся в некотором недоумении. Ни разу за всю свою сознательную жизнь он не видел снов. Чем втайне гордился и считал этот факт признаком крепкого психического здоровья. Сегодня же Василий не просто видел сон, но словно побывал в каком-то ином мире.

Он шел по тропинке, протоптанной среди необычной травы и стелющихся по земле кустарников с широкими и плотными листьями. С обеих сторон глиняную дорожку плотно обступали толстые стволы деревьев, оплетенные лианами. Во сне Василий был уверен, что лес этот тропический и идет он не просто так, но торопится, опасаясь опоздать на какую-то встречу. Под покровом зеленой листвы царила глубокая тень, лишь в некоторых местах проколотая узкими лучами солнечного света, которым удавалось пробиться сквозь плотные кроны деревьев. Каким-то образом он знал, что спит, и в этом же сне удивлялся тому, что ему вообще может что-то сниться.

Картинка изменилась, как в кино, и он оказался на поляне, где возвышался огромный остроконечный кусок каменной породы. У камня, спиной к нему, стояли мужчина и женщина и о чем-то громко говорили. Слов Василий разобрать не смог. Женщина была одета в бежевого цвета рубашку и мужские штаны, заправленные в короткие сапоги. На ее спину спускалась волна густых черных волос. Мужчину разглядеть не удалось – тот стоял в тени, падающей от камня, но голос его был отчетливо слышен – неприятно хриплый, напоминающий резкое карканье ворона. Женщина обернулась и, улыбаясь, поманила его рукой. Это была бабушка или… может, он просто знал, что это бабушка, хотя женщина была молода и ничуть на нее не похожа…

Сон ему не нравился, и, постепенно преодолевая мышечную слабость, Василий принялся выползать из этого темного леса…

Окончательно проснувшись и лежа под одеялом, почувствовал слабую боль в суставах и неприятную истому. Его знобило, и в голове словно плавал густой туман. Василий, который не помнил, что когда-либо болел, сразу подумал, что недомогание связано со сном. Наверное, все, кто часто видит сны, просто имеют какое-нибудь хроническое заболевание. Осторожно опустив ноги на пол, медленно встал. Голова закружилась, и его качнуло. Опираясь на стену, побрел на кухню, с трудом сдерживая дрожь в коленях. Трясущимися руками налил холодного чая и выпил. Легче не стало. Василий понял, что ни сидеть, ни стоять не может. Покачиваясь и шаркая ногами, вернулся в комнату.

Подойдя к кровати, понял, что совсем не чувствует ног. Левая рука почти полностью онемела, из желудка начал подниматься липкий противный страх, ватой окутывая сердце и мозг. Василий, который никогда и ничего не боялся, испугался этого страха больше, чем своего состояния.

Коробка с куклой лежала на комоде. Тяжело дыша, с трудом взял ее правой рукой, также начавшей терять чувствительность, и повалился на матрас, слушая громкий замедляющийся стук собственного сердца. Почти полностью парализованный, зубами вцепился в фиолетовую головку щепы в темени куклы и, прижимая мягкую мешковину подбородком, запрокинул голову назад, вытаскивая ее. В голове тошнотворно щелкнуло. Василий попытался вдохнуть, но не сумел и провалился в глубокий темный колодец. Когда долгое падение в темноте закончилось, его тело мягко опустилось на гладкую поверхность.

Он понимал, что лежит на чем-то твердом и ему холодно. Не чувствовал, но каким-то образом понимал. Слышал голоса, которые казались ему знакомыми.

Лязгнуло железо, и он ощутил, что движется, как будто едет по снегу на санках. Сквозь закрытые веки начал пробиваться синий свет. Чьи-то пальцы ощупывали его тело, мяли руки и ноги, трогали голову. Потом стало щекотно в носу, и словно облако льдинок ударило прямо в мозг, обволакивая приятным холодком.

– Ты, надеюсь, отдаешь себе отчет, что с тобой случится, если проговоришься об этом? – услышал он вопрос бабушки.

– Да, конечно… Я понимаю, – ответил знакомый мужской голос. – Тем более что мне все равно никто не поверит… Но и вы должны знать, что руководство в случае успеха все равно узнает. И у вас нет полномочий, чтобы делать это без санкции из Марселя…

– Мы в Советском Союзе, родной. У меня здесь такие полномочия, что хоть завтра отправлю тебя на Колыму, а то и вовсе к стенке поставлю. Или ты сомневаешься? Плевать мне на твой Марсель!

– Хорошо, это ваша ответственность.

– Вот и заткнись!

Послышался тягучий скрип и какая-то сила потянула его вверх, навстречу круглому светлому пятну.

Василий открыл глаза. С опаской попытался пошевелиться. Получилось. Прислушался к своему телу. Сердце билось ровно, пальцы на руках и ногах привычно слушались. Он осторожно сел, затем встал с матраса. Легкая слабость, но в целом все в порядке. Только… ощущение какой-то пустоты внутри или, наоборот, наполненности. Василий решил не углубляться в самоанализ, а просто взял визитку и набрал номер.

– Привет, Василий, – бодро отозвался Степан. – Ну, как прошло?

– Нормально, – сухо ответил тот, – что дальше?

– Приезжай завтра к полудню. Адрес на карточке. И куклу не забудь.

– Договорились, – Василий положил трубку.

Вторую половину дня он провел на кухне, сидя на стуле и бездумно глядя в окно. Моросил нудный питерский дождь, и порывы ветра срывали остатки желто-коричневой листвы с деревьев. Местные бомжи, устроив подобие навеса из полиэтилена под одним из чахлых тополей, сноровисто разливали какую-то дрянь из пластиковой бутылки в такие же пластиковые стаканчики.

«Зимой так не получится. Здесь вам не Конго», – подумал Василий и неожиданно понял, что эта мысль будто пришла извне, безо всякого его участия. Он попытался было сосредоточиться на новом ощущении, но безуспешно. Продолжил сидеть и смотреть в окно. Без мыслей, без эмоций, без желаний. Воспоминания едкой кислотой словно просачивались снаружи сквозь кожу и заполняли его целиком, без остатка. Память возвращалась, накатывая волнами, принося с собой не только подробности детства, но и нелепые видения, которые не имели и не могли иметь отношения к жизни Василия – той жизни, которую он всегда считал простой и понятной. Чувство внутренней причастности к событиям, которые ему виделись, вызывало легкий озноб вдоль позвоночника и необъяснимый азартный интерес.