Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 88



После ужина заявились Дьюла Балаш и Йожеф Ференчик, оба расстроенные и недовольные. С делегацией национального комитета они только что были в Министерстве обороны. Какие там флегматики, и как они заморозили самое живое дело! Формирование венгерских частей идет так медленно, что вызывает уже протесты венгерской общественности. Нет, Министерство обороны просто саботирует создание демократической армии. Чем и как иначе объяснить все эти проволочки?

Опять заговорил Имре. Венгерские патриоты не хотят медлить. По данным национальных комитетов Будапешта многие из воинских подразделений, роты, взвода и отделения самостоятельно переходят на сторону советских частей и добровольно сражаются в их рядах. Уже свыше двух тысяч солдат и офицеров участвуют в освобождении Будапешта. Сегодня в одной братской могиле вместе с русскими они похоронили свыше сорока мадьяр-добровольцев, сражавшихся за новую Венгрию. Сейчас многие из венгерских солдат, сдаваясь в плен, не хотят ждать долгого формирования частей демократической армии, а сразу идут в бой. Простые солдаты лучше понимают свой долг перед возрождаемой Венгрией, чем се министр обороны. Что ж, потом они станут надежным костяком демократической армии освобожденной Венгрии. Обязательно станут!

Как и все, Никола разделял горечи и радости мадьяр. В самом деле, чего медлит министерство. Люди есть, оружие есть, советские власти отпустили двадцать тысяч пленных мадьяр, изъявивших желание добровольно вступить в свою новую армию. В чем же дело? Такого патриотического подъема, какой переживает страна, Венгрия никогда не знала. Народ способен горы своротить, а ему столько рогаток на пути к делу, к борьбе за свою демократию. Видно, нужно еще время, пока люди сами возьмут все в свои руки, рабочие, трудящиеся люди.

После чаю Максим тихо запел:

Новая песня, близкая сердцу, сразу стала любимой и популярной, ее подхватили все.

Никола слушал и невольно вспоминал весь путь от Волги до Дуная. Ни тяготы, ни кровь и смерть — ничто не остановило их на этом пути. Шли они в чужие страны, в ненавистные им города, откуда начиналась эта жестокая война. А нашли здесь друзей и братьев по оружию. Если бы не ложь, не обман, не насилия, разве эти люди взяли бы в руки оружие против страны Советов. Никогда!

«Да, — думал Никола, — песню пушек, и песню твою, ибо за ними песня победы!»

И как бы в унисон его мыслям Максим заканчивал последнюю строфу. Жаль нет с ним Оли, ей бы так понравилась эта песня:

Максим умолк. Оля! Жива ли она и здорова. Ни одного письма. Где полк, дивизия? На каких отрогах Карпат ведут они бои за Чехословакию? Но близок час победы в Буде и, значит, скоро в свой полк!

Максим осторожно вел мотоцикл. Позади него сидел Павло, а в коляске Матвей Козарь. Возвращаясь из штаба дивизии, они везли с собой «Правду». Ее на рассвете отпечатали в Москве, а к обеду самолеты примчали в Будапешт. От Балтики до Карпат и от Карпат до Альп гремит советское наступление. Гроза возмездия стремительно надвигается на саму Германию. Страшная очистительная гроза. Теперь уже неважно, как и когда будут наступать союзники. Не от них зависит успех победы. Там, на Рейне, опять действия патрулей. Случается, они занимают и деревню. Что ж, Арденны хоть и горький, а хороший урок англосаксам. Они лучше поняли, что такое советское наступление и что такое оборона. Сколько десятков дивизий восток оттянул с запада. Интересно, почему ни одной дивизии немцы не снимают с востока на запад. Будущим историкам это будет лучшим аргументом в пользу должной оценки подвига советских войск, решавших главные задачи всей войны.





Пришло, наконец, письмо от Оли. Ласковое, теплое, хорошее. В нем столько задору, девичьей непосредственности, что без улыбки читать нельзя. Ждет не дождется. А тут еще пристает этот полковник, Забруцкий, то к Вере, то к ней. Больно нужны им его ухаживания. Какой-то он пересоленный! Они в Чехословакии и снова в Карпатах. Каждый день яростные схватки с немцами. Все с нетерпением ждут окончательного освобождения Буды, всей Венгрии. Как ни тяжелы тут бои, настроение у всех приподнятое. Еще бы, победа за победой!

Павло тоже получил письмо из дому. Воссоединенное с Украиной, все Закарпатье зажило новой жизнью. Как же благостна свобода, которой там не было сотни лет. Вместе со всеми мать особенно рада всем переменам. Все готовятся пахать, садить сады, начинают строить. Горе ее поутихло, а счастье безмерно. Вернулась Василинка. Ее берут в техникум, будет агрономом. Как ни горько расставание, мать не хочет становиться поперек ее дороги. Пусть учится, пусть все будет по-другому. Старое так исковеркало ей жизнь. У ней теперь одна забота — вернулся бы только Павло. Она и его отпустит учиться. Сейчас столько появилось школ, курсов, создаются институты, университет. Со всех гор люди едут учиться. Это в войну. Что же будет, когда наступит мир. «Ох, Павло, — писала мать, — видел бы ты, что творится теперь на Верховине».

Перечитывая письмо, Павло радовался за мать, за Василинку, вызволенную им из лагеря, за весь свой край.

Оленка прислала письмо Матвею. У нее родился сын, и она назвала его Семеном, в честь того синеглазого хлопца, что вместе с Максимом снимал ее с горящего дерева. Он еще плясал с Оленкой на площади в Рахове… Пусть будет крестным отцом. Павло подшучивал над другом, и Козарь улыбался. Сын! Вот отпустят его до дому, а сын будет уж бегать по Верховине. «Чуешь, Павло, бегать, а!»

Шла война, не останавливалась и жизнь. Все шло своим чередом. Одни умирали — рождались другие. Одни жгли и убивали, другие растили сады и строили. Одни творили насилия и сеяли смерть — другие освобождали и несли с собою счастье и дружбу. Прямо схватка миров: мира насилия и мира свободы. Говорят, смерть начинается жизнью, а жизнь кончается смертью. Неправда! Пусть так думают казуистики. Жизнь всегда побеждает смерть, всегда!

Матвей Козарь повез «Правду» в полк, а Максим с Павло задержались у гражданской кухни, у самой набережной. Где-то наверху еще гремит бой, а здесь организован питательный пункт — для женщин и детей.

Максим знал уже, что по инициативе венгерских коммунистов всюду создаются организации Демократического союза молодежи и Демократического союза женщин. С их помощью налаживается жизнь, снабжение населения хлебом, обедами. Жители, имевшие муку, обязаны выпекать из нее хлеб и распределять его по сто граммов в день среди нуждавшихся жильцов своего дома.

Здесь, на набережной, организация национальной помощи создала народную столовую, где до трехсот детей ежедневно получали по стакану супу и по пятьдесят граммов хлеба, на питательном пункте грудным детям выдавалось по стакану молока. Многих детей и женщин местные органы отправляли в провинцию.

Столице, разграбленной и сожженной немцами, грозит страшный голод. У солдатских кухонь ежедневно очереди женщин и детей. Сколько бы из них пришлось похоронить без этой братской помощи.