Страница 18 из 19
- Скоро ли блудку узрим, Бребране? Тоснится мне, и в охотку с электрюхой потешился бы.
- Охти, сударь, - отозвался другой, - куда как кондиция наша худа!
Так мы обошли весь центр города. Внимательно присматриваясь, по дороге я заметил две ресторации, у входа в которые стоял, прислоненный к стене, целый лес алебард. Однако я ни о чем не спрашивал. Ноги изрядно болели, да и душно было в нагревшемся на солнце железном котелке, а ноздри щекотала ржавая пыль - я боялся, что, не дай Бог, чихну; но когда я попробовал потихоньку отстать от них, они закричали в голос:
- Гей, служивый! Куды навострился? Хочешь ли от начальства битым быть, разбулаваненным вдрызг? Али ума решился?
- Никак, - отвечал я, - ино присесть чуток похотел.
- Присесть? Али одурь тебе катушки пожгла? Вить мы тут в дозоре, служаки-железяки!
- Инось правда, - благосогласно ответил я и зашагал дальше.
"Нет, - решил я, - эта карьера никуда не выведет. Возьмусь за дело иначе". Мы обошли город еще раз, по дороге нас остановил офицер и рявкнул:
- Реферназор!
- Брентакурдвиум! - заорали в ответ служивые. Я хорошо запомнил пароль и отзыв. Офицер оглядел нас спереди и сзади и велел поднять алебарды повыше.
- Коим манером держите, обалдуи!! Печки чугунные, право слово, а не стража Его Индуктивности!! Ровнехонько у меня! Нога в ногу! Марш!!
Этот разнос алебардисты приняли без комментариев. Мы по-прежнему вышагивали под палящим солнцем, и я проклинал ту минуту, когда добровольно вызвался лететь на эту гнусную планету; вдобавок голод уже выворачивал мне кишки. Я даже побаивался, что их урчание выдаст меня, и на всякий случай старался погромче скрипеть. Мы проходили мимо ресторации. Я заглянул внутрь. Почти все столики были заняты. Бесподобцы, или печки чугунные, как я мысленно окрестил их вслед за офицером, сидели недвижно, иссиня вороненые; время от времени кто-нибудь скрежетал или поворачивал голову, чтобы стеклянными зенками зыркнуть на улицу. Они ничего не ели, не пили, а словно бы ждали неизвестно чего. Официант - я узнал его по белому фартуку, нацепленному поверх доспехов, - стоял у стены.
- А не худо бы, чаю, и нам там вона присесть, - заметил я, чувствуя каждый пузырь на стертых железной обувкой ногах.
- Ин ты, право слово, обасурманился! - возмутились мои товарищи. Сиживать не ведено нам! Наша служба ходильная! Не тужи, ужо воно те клеюшника на фортель возьмут, как скоро объявится и, супу спросив аль похлебки, вражью свою натуру откроет!
Ничего не поняв, я покорно побрел дальше. Во мне уже начинала закипать злость; наконец мы направились к большому краснокирпичному зданию, на котором красовалась выкованная в железе надпись:
КАЗАРМЫ АЛЯБАРДИСТОВ ЕГО СИЯТЕЛЬНОЙ ИНДУКТИВНОСТИ КАЛЬКУЛЯТРИЦИЯ ПЕРВАГО
Я отстал от них у самого входа. Когда караульный со скрипом и скрежетом отвернулся, я прислонил алебарду к стене и бросился в переулок. Сразу же за углом оказался порядочный дом с вывеской: "ПОСТОЯЛЫЙ ДВОР У ТОПОРА". Едва я заглянул внутрь, как хозяин, пузатый робот с коротким туловищем, радушно скрежеща, выбежал мне навстречу.
- Челом бью, сударь мой... покорнейший слуга вашей милости... Горницу какую не угодно ли?
- Добро! - ответил я лаконично.
Он чуть ли не силой втащил меня внутрь и, поднимаясь со мною по лестнице, без умолку бубнил жестяным голосом:
- Странников тьма сбирается ныне, тьма... затем что нет бесподобца, иже собственными своими глазницами пластин конденсаторных Его Индуктивности узреть не желал бы... Сюда, ваша милость... вот апартаменты изрядные, прощу покорнейше... туто потешная... тамо гостиная... Чаю, ваша милость с дороги-то притомились... пыль в шестеренках хрустит... дозвольте, скорым делом утварь потребную принесу...
Он загремел по лестнице и, прежде чем я толком успел разглядеть довольно темную комнату с железными шкафами и железной кроватью, вернулся с масленкой, ветошью и бутылкой солидола. Поставив все это на стол, он промолвил тише и доверительней:
- Очистивши естество, извольте, сударь мой, вниз... Для благородных особ, какова ваша милость, у меня всеконечно секретик сладчайший, сюрпризик некий отыщется... потешитесь...
И вышел, подмигивая фотоэлементами; не имея лучших занятий, я смазал себя, начистил доспехи и тут заметил оставленную на столе хозяином карточку, похожую на ресторанное меню. Я с удивлением - ведь роботы ничего не едят - взял ее и прочел. "ЛУПАНАРИУМ II КАТЕГОРИИ" - стояло там в самом верху.
Детенышклееныш, головооттяпство . . . . 8 феркл.
Тож, с вымянем ........................10 феркл.
Тож, плачливый ........................II феркл.
Тож, душераздирающе ...................14 феркл.
Скотский молодняк:
Содомия топорная, за штуку .............6 феркл.
Изрубенок потешный .....................8 феркл.
Тож, телячья дитятина ..................8 феркл.
Я опять ничего не понял, но мурашки забегали у меня по спине, когда за стеной раздался грохот такой неслыханной силы, словно поселившийся в соседнем покое робот пытался вдребезги его разнести. Меня бросило в дрожь. Это уже было слишком. Стараясь не дребезжать и не лязгать, я выбрался из этого зловещего притона на улицу и, лишь отойдя подальше, перевел дух. "Ну, и что же мне делать теперь, горемыке?" - размышлял я. Я остановился возле кучки роботов, которые резались в дурака, и сделал вид, будто увлеченно слежу за игрой. Пока что я Ничего, по сути, не знал о занятиях бесподобцев. Снова затесаться в алебардисты? Но это немного дало бы, а вероятность провала была велика. Что делать?
Я побрел дальше, не переставая думать об этом, пока не заметил сидящего на скамье приземистого робота; он грел на солнышке свои старые латы, голову прикрыв газетой. На первой полосе виднелось стихотворение, начинавшееся словами: "Я угробец-бесподобец". Что там было дальше, не знаю. Слово за слово завязалась беседа. Я назвался приезжим из соседнего города Садомазии. Старый робот оказался на редкость радушным и почти тотчас же предложил у него погостить.
- Почто вашей милости щляться по всяким там, сударь мой, постоялым дворам да с хозяевами браниться! Пожалуйте лучше ко мне. Просим покорно, нижайший поклон, не побрезгуйте, милостивец, удостойте. Радость вступит с почтенной особой вашей в скромные покои мои.