Страница 45 из 62
- Девушка. Она восхитительна.
Такие придурки, как Ланкастер, могут получить все, что захотят. Что угодно. Вот почему, когда они находят что-то, что трудно получить - или что принадлежит кому-то другому - это заставляет их хотеть этого еще больше. Они идут за этим напролом.
Я очень давно понял, что мир полон ублюдков, которые хотят то, что есть у меня, только потому, что это мое. И что самый эффективный способ держать их грязные руки подальше от этого - притвориться, что мне все равно, что я на самом деле не хочу этого так сильно, что, возможно, это даже не принадлежит мне.
Это извращение, я знаю, но так устроен мир. Этот мир.
- Да восхитительна. – Ухмыляюсь я. - Но это не должно вас удивлять. У меня всегда был изысканный вкус.
- Но я удивлен. Обычно вы не приводите своих шлюшек домой, чтобы познакомить их с бабушкой.
Я смотрю на молоток для игры в поло в углу - и представляю, как раздавливаю им его яйца.
- Не стоит так много об этом размышлять, Ланкастер, вы же навредите себе. Просто я обнаружил, что удобно иметь в доме готовую на все киску. И она американка - они все текут по всей этой королевской теме.
Я пожимаю плечами, и мой желудок сжимается от боли. Если я не уберусь от него в ближайшее время, меня вырвет.
Ланкастер смеется.
- Я хочу попробовать американскую киску. Позвольте мне ее попробовать. Вы ведь не против, правда?
Или, черт возьми, убью его. Мои кулаки крепко сжимаются по бокам, и я разворачиваюсь. То, что выходит из моего рта, совсем не то, о чем я думаю.
- Конечно, нет, но только после того, как я с ней закончу. Ты ведь понимаешь, Ганнибал? Если я поймаю тебя на расстоянии обнюхивания от нее до этого, я прибью тебя к стене за твой же член.
Возможно, я все же скажу немного из того, что думаю.
- Господи, тебе не обязательно из-за этого впадать в средневековье. - Он поднимает руки вверх. - Я знаю, что ты не любишь делиться. Дай мне знать, когда тебе надоест эта дырка. До тех пор я буду держать руки подальше.
Я уже ухожу.
- Передавай привет своим родителям.
- Я всегда это делаю, Николас, - кричит он мне вслед.
А еще через мгновение небеса разверзаются, гремит гром, и дождь льет так, словно каждый ангел на небесах заплакал.
- Что значит, ты не знаешь, где она?
Я нахожусь в утренней комнате Гатри-Хаус, и передо мной, опустив глаза, стоит молодой охранник.
- Она пошла в туалет, сэр. Казалось, это заняло много времени, поэтому я вошел, чтобы проверить ее... а она пропала.
После матча по поло я давал интервью. Оливия должна была вернуться сюда, чтобы встретиться со мной. Но она так и не приехала.
Пока я тратил время, отвечая на дурацкие вопросы, разговаривая с людьми, которых ненавижу, Оливия... потерялась? Ее схватили?
Тысячи мучительных мыслей проносятся в моей голове, заставляя ее раскалываться. Я дергаю руками волосы.
- Убирайся.
Этим займется Уинстон. Он найдет ее – это у него хорошо получается. Но я расхаживаю по комнате, потому что хочу быть тем, кто ее отыщет.
- Все будет хорошо, Ник, - пытается Саймон, садясь на диван рядом с Фрэнни. - Она обязательно появится. Наверное, она просто заблудилась.
Снаружи гремит гром, окно дребезжит, насмехаясь. И тут звонит телефон.
Фергюс отвечает и поворачивается ко мне с самой доброжелательной улыбкой, которую я когда-либо видела на его лице.
- Мисс Хэммонд только что подошла к южным воротам, Ваша Светлость. Они ее сейчас приведут.
И все мое тело будто сдувается от облегчения.
До тех пор, пока я не вижу ее - промокшую насквозь, с выражением боли в огромных глазах.
Я пересекаю комнату и притягиваю ее к себе.
- Ты ранена? Господи, что случилось?
- Мне нужно было подумать, - решительно говорит Оливия. - Я лучше соображаю, когда хожу.
Мои руки сжимаются на ее руках, когда я отклоняюсь назад, желая встряхнуть ее.
- Ты не можешь ходить по городу без охраны, Оливия.
Она просто смотрит на меня с тем же пустым выражением.
- Нет, могу. Ты не можешь, а я могу.
- Я тут чуть с ума не сошел!
Ее голос бесцветный. Сухой.
- С чего это?
- С чего?
- Да, с чего? Я же просто домашняя американская киска, от которой ты пока не устал.
Ужас кувалдой врезается в меня, выбивая воздух из легких, заглушая мой ответ.
- Просто дырка, которую твой друг может отыметь, но не до тех пор, пока ты с ней не закончишь, потому что ты не делишься.
- Оливия, я не думал…
- Не думал, что я услышу? Да, это я поняла. - Она вырывается из моих объятий и отступает назад, ее взгляд жесткий и недоверчивый. - Как ты мог сказать такие вещи?
- Я не это имел в виду.
- Мне все равно, что ты имел в виду, ты их сказал! Такое ты говоришь обо мне своим друзьям, Николас?
Она указывает на Саймона. И мне плевать, что на нас смотрят. Я подхожу к ней и произношу сквозь зубы:
- Ланкастер мне не друг.
- Он говорил, как твой друг.
- Нет, он не друг! Это просто... такой способ для здешних обстоятельств.
Оливия качает головой, и ее голос становится сдавленным, напряженным от усилий сдержать слезы.
- Если это так, то я еду домой. Я думала, что смогу это сделать, но... я больше не хочу.
Когда она поворачивается, я кричу:
- Стой!
Она даже не потрудилась обернуться.
- Отвали!
Я хватаю ее за руку. А потом она действительно разворачивается. Дает мне такую пощечину, что моя голова откидывается в сторону, а щека пульсирует.
- Не трогай меня, мать твою!
Оливия стоит передо мной, ноги на ширине плеч, пальцы согнуты, словно когти, глаза бегают - как у прекрасного, дикого, загнанного в угол зверя.
- Позволь мне объяснить.
- Я уезжаю! – вопит она.
Мое лицо становится жестким, напряженным, и гнев обостряет мои слова - потому что она, черт возьми, не слушает.
- Попробуй, любимая - машина моя, дом мой, вся эта чертова страна моя! Ты никуда не уйдешь, потому что я скажу им, чтобы они ничего тебе не давали.
Она поднимает подбородок, расправляет плечи.
- Тогда я пойду в аэропорт пешком.
- Это слишком далеко - ты не сможешь дойти.
- А ты смотри!
Голос Фрэнни, музыкальный и спокойный, как у воспитательницы детского сада, вклинивается между нами.
- Дети, дети... хватит об этом.
Она берет обе руки Оливии в свои и поворачивается ко мне спиной.
- Оливия, Николас прав - на улице просто ужас, ты никуда не пойдешь. И выглядишь ты ужасно - ты не можешь выйти вот так! - она поворачивается к Фергюсу. - Фергюс, приготовь ванну и принеси в комнату Оливии бутылку «Курвуазье».
Фрэнни откидывает волосы Оливии назад, как это делают с маленьким грустным ребенком.
- Хорошая горячая ванна, хороший напиток, и если ты утром все еще захочешь уехать, я отвезу тебя сама. - Ее темные глаза многозначительно смотрят на меня. - У меня есть своя машина.
Оливия вздрагивает, вдыхая, будто на грани слез - и этот звук разрывает меня.
- А теперь иди, - говорит ей Фрэнни. - Я сейчас поднимусь.
Когда Оливия выходит из комнаты, я иду следом, но Фрэнни встает у меня на пути.
- О нет, оставайся здесь.
- Саймон, - говорю я, нахмурившись, - забери свою жену, пока я не сказал то, о чем потом пожалею.
Но Фрэнни просто наклоняет голову, оценивая меня.
- Раньше я думала, что ты эгоистичный ублюдок, но теперь начинаю верить, что ты просто дурак. Дважды проклятый идиот. Не знаю, что хуже.
- Тогда, наверное, это хорошо, что мне наплевать на твое мнение обо мне.
Единственный признак того, что она меня услышала, - это резко приподнятый уголок ее розовых губ.
- Думаю, тебе нравится ее неосведомленность - это делает ее зависимой от тебя. И это сохраняет ее невинность. Она не запятнана этой выгребной ямой, в которой остальные плавают ежедневно. Но ты оставил ее уязвимой. Она не знает правил. Она даже не знает названия игры.