Страница 5 из 11
Запись начинается 16 марта в 03:42
Я не сплю уже ровно двадцать восемь минут. Я хотел попить, но у меня руки так дрожали, что я почти весь стакан разлил, пока шел из ванной.
В общем… Ох! Думаю… Я думаю… Не знаю, кричал ли я на самом деле. Наверное, нет. Иначе кто-нибудь проснулся бы. А в квартире темно. И на обратном пути из ванной я остановился у двери родителей. Папа храпел.
Так что, наверное, я кричал только у себя в голове. Впрочем, этого оказалось достаточно для того, чтобы меня разбудить. Первые несколько секунд сердце бешено стучало, я не мог вдохнуть, я вообще не мог дышать. Как будто кто-то накинул мне на грудь ремень и туго стянул его. Было темно. В ушах у меня звенел крик. Я, если честно, вообще думал, что умираю. Я думал, у меня сердце остановилось, и я решил, что умираю. В голове у меня была одна мысль, только одна, она повторялась снова, снова и снова.
Оно меня поймало. Я бежал слишком медленно, и оно меня поймало. Боже! Почти уверен, я сегодня больше не усну. Папин будильник прозвенит через три часа, и до тех пор я с места не сдвинусь. Свет выключать не буду. Буду лежать в кровати до тех пор, пока солнце не встанет.
Хватит с меня.
Запись заканчивается 16 марта в 03:44
ЛОРЕН
Я прочитала. Классно.
МЭТТ
Правда?
ЛОРЕН
Ну, я, конечно, не литературный критик.
Но да. Мне правда понравилось.
Первая часть, про сон, была реально страшной.
МЭТТ
Круто! Я знаю, что тебя так просто не испугаешь.
ЛОРЕН
Да, черт возьми!
МЭТТ
Тебе правда понравилось?
ЛОРЕН
Ты же знаешь, я бы не стала врать. Покажи кому-нибудь.
МЭТТ
Я показал. Тебе:)
ЛОРЕН
Остряк.
ЛОРЕН
Нет, я серьезно. Может, профессору Тревайну?
МЭТТ
Зачем?
ЛОРЕН
Может, ему тоже понравится.
МЭТТ
Может, понравится, а может, он скажет, что это дерьмо.
В любом случае к чему все это?
ЛОРЕН
Ты о чем?
МЭТТ
Ты видела моего папу?
ЛОРЕН
Раз или два.
МЭТТ
Знаешь, сколько зарабатывают писатели?
ЛОРЕН
Думаю, зависит от писателя.
МЭТТ
Ну и кто теперь острит?
ЛОРЕН
Ты сам начал.
ЛОРЕН
И вообще, какая разница, сколько зарабатывают писатели?
МЭТТ
Представь, приду я к папе и скажу, что не хочу быть юристом, а хочу быть писателем, и спрошу, согласен ли он поддерживать меня финансово до конца моих дней. Не думаю, что этот разговор пройдет нормально.
ЛОРЕН
Хрень все это.
МЭТТ
Что именно?
ЛОРЕН
Даже если ты прав. Тебе же нравится писать.
МЭТТ
Это был вопрос?
ЛОРЕН
Нет. Я же знаю, что тебе нравится.
Так что тебе надо работать над рассказом, пока он не станет идеальным.
МЭТТ
Ладно.
ЛОРЕН
Вот почему тебе надо показать его кому-нибудь, кто в этом разбирается.
Например, профессору Тревайну.
Он даст тебе совет, ты закончишь рассказ.
А следующий будет еще лучше. Не понимаю, что тут такого.
МЭТТ
Жаль, что я отправил тебе рассказ.
ЛОРЕН
Да, возможно, это неприятно слышать.
ЛОРЕН
Я ложусь спать, но сначала два вопроса.
МЭТТ
Давай.
ЛОРЕН
Первый. Когда ты пришлешь мне вторую часть?
МЭТТ
Когда будет готово.
ЛОРЕН
Говоришь как настоящий писатель.
ЛОРЕН
Второй. Как ты назовешь рассказ?
Рассвет всегда наступает
Было непонятно, сколько времени прошло с тех пор, как он увидел это.
Время в лесу так растянулось, что в конце концов вообще утратило значение. Дождь ненадолго прекратился, а потом грянул с новой силой. В те мгновения, когда вода не падала с неба, воздух казался чистым и свежим и густел, когда дождь возобновлялся, на секунду могло показаться, что буря миновала, но через несколько минут налетала новая, еще мощнее прежней, хотя казалось, что мощнее уже просто и быть не может. Обычно облака, приносившие в долину дожди, затягивали все небо как тяжелое, плотное одеяло. И проходило много часов, прежде чем они уползали. И никогда одна буря не налетала сразу после другой. Но в этот раз вышло именно так. Стефан был в этом уверен.
Тропа была на месте. Неровная, заросшая, раскисшая от дождя, подмытая с обеих сторон потоками воды, но на месте. Стефан попытался решить, что он будет делать, если, когда она закончится, он окажется перед плотной стеной из подлеска и стволов, которые стояли вдоль тропинки. Но потом он отогнал эту мысль. Он разберется с этим позже, тогда, когда это потребуется (если вообще потребуется). А пока нет смысла беспокоиться об этом. Гром прокатился по небу барабанным боем. Казалось, он никогда не кончится. От грохота с деревьев закапала вода и дорожка содрогнулась у Стефана под ногами. Он замер, почувствовав, как у него хрустнули зубы и челюсти, а потом поморщился, потому что молния расколола небо надвое и залила весь лес ослепительно-белым светом. В нос ударил запах гари, волоски на руках и на затылке встали дыбом в наэлектризованном воздухе. Снова прокатился гром, на этот раз Стефан его ждал, он готовился встретить эту волну.
Молния ударила с таким грохотом, будто наступил конец света. Кажется, это было близко, слишком близко; вспышка оказалась такой долгой, что обожгла глаза. Но до того, как она погасла, оставив перед глазами только бело-синюю дымку, которую через несколько секунд сменили пляшущие огоньки, красные и желтые, Стефан все же успел оглядеться. Его со всех сторон обступал лес, высокий, старый, бесконечный. А слева, там, где дорожка плавно забирала влево, Стефан заметил еще кое-что. На миллисекунду ему показалось, что это дерево – высокое, тонкое, все будто из прямых линий и углов… Но вдруг оно пошевелилось.
Стефан позволил реальности возвращаться к нему медленно, накатывать, как теплая вода. Мгновения между сном и явью тянулись долго, все затапливало серой дымкой, наконец привычные очертания комнаты начали проступать на фоне не менее привычных очертаний ночных кошмаров.
Они всегда были одинаковыми, и Стефан уже смирился с тем, что они его никогда не оставят. По крайней мере, у него были передышки. Бывали ночи, иногда даже три или четыре подряд, когда он спал так же, как до войны, и уже за это он был благодарен. Он всегда знал, что все совершенное им рано или поздно наводнит против воли его мозг и пропитает кровью его сны.
Он спустил ноги на пол, надел ботинки и встал. Спина болела, плечи свело. Он поморщился. Его отец по утрам точно так же морщился и потягивался, но отец был стариком. Стефану же недавно исполнилось тридцать, а он уже не мог, не кривя душой, сказать, что чувствует себя на свой возраст. Он был усталым и измученным.
Он был изнурен.
Физические лишения во время войны сильно сказались на нем, однако он чувствовал, что проблема не в этом, что она лежит гораздо глубже. Он никогда не изучал лекарства и недуги, но все же чувствовал, что какая-то хворь пробралась в глубь него до костей, пока он был на западе. В его деревне старики и старухи говорили, что нужно платить, если отнимаешь чью-то жизнь. Наверное, они были правы. Если так, то у Стефана скопился такой долг, какой и короля заставил бы задуматься.
Стефан открыл засов – в деревне все смеялись, когда Стефан обил дверь металлическими пластинами, но землепашцам, кузнецам и портным, называвшим деревню своим домом, никогда не доводилось сшибать племяннику чужеземного короля голову с плеч, пока его все еще теплое тело дергало конечностями, – и вышел наружу.