Страница 6 из 7
Ситуация с погодой хорошо описана в одном из документов времен строительства комбината, приложенном к отчету «Протокол совещания хозяйственников Норильстроя и исправительно-трудового лагеря». «В 1935 году контингенту (так называли заключенных. – Авт.) приходилось проделывать большую подготовительную работу, связанную с большими потерями времени и энергии на освоение новых тяжелых тундровых условий, жесточайшей пурги, влияние которой на энергию и психику может понять только человек, на себе испытавший, что значит сохранить необходимую бодрость и рабочую энергию после месяца беспрерывного ветра с силой от 18 до 37 метров в секунду, несущего сплошные тучи снега, так, что всякая видимость теряется на расстоянии двух метров и, выйдя из балки (жилья. – Авт.), человек не в состоянии в нее вернуться, потеряв всякую ориентацию, жесточайших морозов, доходящих до 53 градусов ниже нуля». С тех пор, собственно, ситуация с погодой не изменилась, влияния глобального потепления климата пока не заметно.
С далеких лагерных времен в жизни норильчан остались не только материальные, но и лингвистические памятники. Один из них – «актировка». Так назывался невыход заключенных на работу по причине совсем уж зверских погодных условий. Теперь этим словом обозначают разрешение детям не посещать школу, по той же причине – из-за низкой температуры.
Сочетание ветра и мороза – специфическая характеристика климата, получившая в Норильске особое название «жесткость погоды». Каждый метр в секунду приравнивают к двум градусам мороза, поэтому погоду здесь определяют не градусами, а баллами. Если на улице минус двадцать, да с 20-метровым ветерком, то говорят: «Погода – 60 баллов».
Приезжим сразу бросается в глаза особенная вежливость: при входе в магазины, подъезды жилых домов, офисы и рестораны здесь всегда пропускают первыми тех, кто идет с улицы. Здесь есть две телефонные службы с номерами «16» и «17». По ним в любой момент можно узнать погоды – именно погоды, во множественном числе – в разных частях города и района, состояние дорог и ситуацию с авиарейсами. Из-за пурги дорогу в аэропорт могут закрыть, полиция в таких случаях транспорт не пропускает. Машину может сдуть ветром в кювет и засыпать снегом, найти ее тогда и спасти пассажиров будет затруднительно.
До сих пор справа и слева от трассы Алыкель – Норильск видны полуразрушенные «щиты Потапова» – уникальное изобретение инженера-заключенного, придумавшего лучший, как доказала практика многих десятилетий, способ защиты железнодорожных путей от заносов в снежные зимы. Эти так называемые ветронаправляющие заборы «активного действия» впервые поставили в зиму 1944–1945 года между станцией Надежда и шахтой «Западная». Первые 420 метров забора показали блестящие результаты: несмотря на суровую и снежную зиму, они позволили вывезти угля в три раза больше, чем в предыдущие зимы. Примитивные, на первый взгляд, сооружения оказались самым удобным, надежным и экономически выгодным средством защиты.
В советские времена щиты Потапова защищали от метелей железную дорогу до аэропорта, по которой ходили электрички. С их отменой при капитализме стали не нужны и щиты Потапова.
Когда в Норильске появились первые банкоматы (и, похоже, они там появились одними из первых за полярным кругом), с ними тоже было много курьезных случаев. Главный из них связан с морозами. При сильных минусовых температурах у банкоматов, стоявших лицом на улицу, смерзались резиновые «губы», из которых вылезают купюры. Поэтому их ставили поглубже в здание, ближе к теплу. В городе, на открытом пространстве ни одного не было. Поэтому и деньги снять можно было только днем, когда были открыты магазины и другие публичные заведения. А еще в них поначалу редко была наличность. Поэтому люди часто в магазинах предлагали рассчитаться за клиента с кэшем карточкой, а получить взамен деньги.
Крайности климата, как отмечает Лаборатория полярной медицины, для людей даром не проходят. В полярную ночь чаще появляется агрессивность, случаются нервные срывы, фиксируется всплеск конфликтов в коллективах и случаются самоубийства среди молодых. Полярный день вызывает нарушения сна, также бьет по нервной системе.
Другой фактор, негативно влияющий на норильчан, – сильные, как нигде в России, перепады давления и температуры (до 20–25 градусов). Идешь в магазин при минус десяти, выходишь через полчаса – уже под сорок. Соответственно прыгает и давление – подчас на десяток миллиметров ртутного столба в сутки. Этот климат смертельно опасен для людей, у которых не самое здоровое сердце, гипертоникам здесь делать нечего.
Все вместе взятые природные катаклизмы вызывают изменения на уровне клетки – деструкцию внутриклеточной мембраны. Не случайно при советской власти разрешение на работу в Норильске нужно было получать у докторов, медицинскую комиссию должны были пройти все члены семьи.
У 20–30-летних резервные возможности организма резко снижаются после пятнадцати лет жизни здесь, у 30–40-летних – после десяти, у 40–50-летних – после шести. Все болезни проявляются здесь на 5–7 лет раньше времени.
У поживших на Севере после сорока лет появляется синдром иммунологической недостаточности. Даже вернувшись на «материк», они рискуют умереть гораздо раньше «намеченного срока».
Сейчас трудно судить, с какой целью Лаборатория полярной медицины ознакомила норильские СМИ в конце 1990-х со своим знаменитым исследованием «Особенности адаптации здорового и больного человека в условиях Крайнего Севера». Основной вывод из текста, с которым ознакомились журналисты, – срочно нужен вахтовый метод.
Приводилась страшная информация: среди рабочих и служащих никелевого завода каждый пятый страдает хроническим бронхитом, каждый четвертый – в стадии «предболезни». Здоров лишь один из двадцати. Среди работников медного завода – заболеваемость кожи и подкожной клетчатки.
Скорее, это был чей-то заказ. Не случайно тогда в федеральных СМИ появились несколько статей о вреде проживания за полярным кругом. «Север безжалостен к северянину, – писал один из журналистов. – Но северяне не слишком-то склонны разделять общую участь. Они считают себя особенными и пострадавшими уже потому, что сюда приехали. С одной стороны – медный завод, с другой – никелевый. Оба выбрасывают дикие объемы сульфатов, поэтому совершенно не важно, откуда дует ветер. Все это вместе объясняется в официальной справке экспертов: „Оценивая комплекс воздействия разных факторов на психофизическое состояние человека, можно говорить о том, что после 7–10 лет проживания на территории Норильского промышленного района начинаются необратимые изменения в организме человека“. Четыре часа лета из Шереметьева – и вот я вижу перед собой этих людей с необратимыми физиологическими изменениями. Человек – адаптивное животное. Дух захватывает от того, что я общаюсь уже не совсем с людьми, да еще в городе, которого как бы уже и нет».
Это была лучшая заказуха из всех нами виденных.
Люди в Норильске, конечно, обычные, необычные только условия жизни. Хотя, как посмотреть. Пусть не такими аномальными, но холодами, например, россиян не удивить. Да и вообще Крайний Север занимает 70 % территории РФ, и живут тут 11,5 миллионов человек, то есть примерно 8 % населения страны.
А проблем с экологией хватает во многих регионах. Во всех городах самым страшным загрязнителем давно стали автомобили. В Норильске выхлоп хотя бы ветром в тундру уносит.
Глава 3. Heavy metal
Проблема с экологией долгие годы портит жизнь пиарщиков «Норникеля». Компании хотелось рассказать об успехах в кризис-менеджменте, налаживании жизни в городе, но по итогам любого пресс-тура в Норильск на выходе получалась куча статей, в которых обязательно говорилось про отвратительную экологию. И тогда любой самый вкусный информационный повод шел коту под хвост.