Страница 25 из 27
Вскоре начали исчезать гей-бары. Молодые люди поумнее ушли в подполье, а «наиболее глупые бегали по городу, восторгаясь тем, как выглядят штурмовики в своих униформах»[268]. Всем[269] было известно о нетрадиционной сексуальной ориентации главы СА Эрнста Рема, поэтому наиболее оптимистично настроенные гомосексуалисты решили, что их время пришло. Но в течение нескольких недель сотни геев были убиты или арестованы («для их собственной безопасности»). Гомосексуалистов стали отправлять в концентрационный лагерь в Дахау.
Еще в более критическом положении находились евреи. Утром 1 апреля штурмовики по всей Германии заняли позиции перед входами в магазины, которыми владели евреи, не пуская в них покупателей. Штурмовики держали плакаты с надписью «Проснись, Германия…» За день до этого Твиди заправлял свою машину недалеко от Лейпцига и увидел, что к соседней бензоколонке подъехал грузовик, забитый домашним скарбом. Твиди разговорился с водителем грузовика. Оказалось, что тот вместе со своей женой отправлялся в Швейцарию. Это были «евреи в бегах». Раньше супружеская пара владела магазином, однако после нескольких месяцев запугиваний муж и жена решили с убытком продать его и покинуть страну. История этих евреев показалась тогда Твиди «странной, но красноречивой». Он не знал, что вскоре подобные истории будут происходить повсеместно.
К тому времени корреспондент уже достаточно долго пробыл в Германии, чтобы понять, что в этой стране «песенка евреев спета». Прослушав по радио подробное описание бойкота еврейских магазинов, он подумал: «Это один из тех немногих моментов, когда я жалею евреев». В общей сложности Твиди провел в Германии менее месяца, но понял все, что происходило в стране, настолько хорошо, что перед пересечением границы и предоставлением своих вещей для досмотра вымарал все фамилии людей, упомянутых в его дневнике.
Твиди уехал из Германии и не увидел, как дальше развивалась кампания бойкота еврейских магазинов. А вот леди Рамболд с ужасом наблюдала за происходящим. «Удивительно жестоко со стороны гуннов», – писала она матери[270]. Витрины магазинов на одной из крупнейших торговых улиц Берлина Курфюрстендамм были заклеены ярко-желтыми плакатами с карикатурным изображением семитского носа. Плакаты сообщали, что магазином владеют евреи. Некоторые проживавшие в городе иностранцы из протеста продолжали ходить в еврейские магазины, в которых не было покупателей. Лилиан Моурэр делала покупки в торговом доме «Kaufhaus des Westens», а Ишервуд в магазине «Israel’s». У входа в магазин писатель заметил мальчика из «Уютного уголка». Он был одет в коричневую рубашку штурмовика. Немцы, вне зависимости от их прежних политических взглядов, переходили на сторону нацистов, чтобы просто выжить.
В мае, незадолго до того, как Ишервуд навсегда покинул Берлин, он писал о хозяйке своей квартиры: «Она приспосабливается, она будет приспосабливаться к любому режиму. Сегодня утром я слышал, как она с уважением отзывалась о фюрере в разговоре с женой швейцара. Если бы ей кто-нибудь напомнил, что во время выборов в ноябре она голосовала за коммунистов, она бы стала это горячо отрицать. Она просто акклиматизируется в соответствии с законами природы, как зверь меняет свой мех к зиме»[271].
Джеймс Гровер Макдональд, председатель Ассоциации внешней политики и в будущем Верховный комиссар Лиги Наций по делам беженцев из Германии, прибыл в Берлин через несколько дней после начала бойкота еврейских магазинов. Макдональд был высоким блондином, и нацисты относились к нему, как к идеальному представителю арийской расы. Последователи Гитлера не могли понять, почему дипломат не разделяет их идеологии. «Вы же идеальный ариец, разве вы можете не симпатизировать нашим взглядам?» – спрашивал его один экономист. Макдональду объяснили, что Германия «борется за белую расу» без какой-либо помощи со стороны декадентов-французов, которые ассимилируют большое количество представителей негроидной расы, или американцев, которые, совершенно очевидно, сами должны провести у себя в стране расовую чистку.
Дипломату посоветовали поприсутствовать на похоронах нациста, чтобы он лично убедился в превосходстве новой нацистской морали. Макдональд воспользовался советом. На похоронах никто не обращал внимания на «слюнявого» священника, но потом, когда один высокопоставленный нацист отдал салют и заговорил, по толпе словно прошел электрический разряд. «Вот это настоящее духовное лидерство»[272]. 7 апреля Гитлер сказал в личной беседе Макдональду: «Я сделаю то, что хотят сделать во всем мире»[273].
Впрочем, как отмечал Макдональд, антисемитизмом страдали не только нацисты. Однажды дипломат ехал на поезде из Берлина в Базель и разговорился с пассажиром, которого принял за продавца. Этот человек не был нацистом, но своих расовых взглядов не скрывал. В унизительной манере он осуждал доминирующее, с его точки зрения, влияние еврейского населения на культуру Германии, при этом отмечая, что влияние евреев на нации романской группы языков не такое сильное, как на немцев»[274].
После прихода Гитлера к власти многие журналисты пытались разоблачить подлинную суть Третьего рейха, в то время как другие восхваляли диктатора. Для них Гитлер был лидером, который, в то время как другие страны находились в застое, давал немцам работу, создавал новую инфраструктуру.
Непосредственно перед приходом Гитлера к власти количество иностранных туристов в Германии уменьшилось, но после установления диктатуры в страну потянулись бизнесмены и специалисты из самых разных областей. Они хотели своими глазами увидеть то, что происходит в Третьем рейхе, и составить собственное мнение о нем. Что такое новая Германия – современная утопия, к которой должны стремиться другие страны, или, как сообщали многие газеты, ужасное шоу жестокости, репрессий и антисемитизма?
Английский ученый Филип Конвелл-Эванс оказался одним из первых иностранных апологетов нового режима. Впрочем, как указывает Карина Урбах в книге «Посредники для Гитлера», остается неясным, действительно ли Конвелл-Эванс симпатизировал нацистам или все же был сотрудником английской разведки[275]. В начале 1933 г. ученый преподавал историю дипломатии в университете Кенигсберга, города, в котором философ Кант провел большую часть своей жизни.
Кенигсберг был столицей Восточной Пруссии, располагался в непосредственной близости от Польши и прибалтийских государств, поэтому совершенно не удивительно, что местные студенты интересовались международными отношениями. «Каждый день в четыре часа они рассаживаются вокруг стола, и мы оживленно обсуждаем последние события», – писал Конвелл-Эванс. Он никогда не отрицал жестокость нового режима, однако, как и многие пронацистски настроенные иностранцы, считал, что пресса сильно преувеличивает масштабы этой жестокости. Газеты писали об избиениях и драках, из-за чего у читателей могло сложиться ложное впечатление, что подобное поведение – это неотъемлемая часть национал-социализма. Конвелл-Эванс считал, что «движение позорит лишь мелкая кучка хулиганов. Подавляющее большинство нацистов – это люди, готовые служить родине и жертвовать собой ради сограждан»[276].
Точно так же, как и многие правые, Конвелл-Эванс видел в нацистах родственные души. Правые считали, что Гитлера надо поддерживать не потому, что он хочет добиться отмены Версальского договора, а из-за кровных уз. Вместо того чтобы спорить из-за таких незначительных проблем, как «еврейский вопрос», или нескольких недовольных радикалов, британцы и американцы должны стоять плечом к плечу со своими англосаксонскими немецкими братьями, готовыми бороться с общим врагом – коммунизмом.
268
Christopher and His Kind, pp. 96, 98.
269
Это сильное преувеличение, о сексуальных предпочтениях Рема заговорили задним числом – после его убийства для большей его дискредитации.
270
2 April 1933.
271
Christopher Isherwood, The Berlin Novels (London: Vintage Books, 1999), pp. 488–489.
272
Richard Breitman, Barbara McDonald Stewart and Severin Hochberg (eds.), Advocate for the Doomed: Diaries and Papers of James G. McDonald (Bloomington and Indiana: Indiana University Press, 2007), 4 April 1933, p. 40.
273
Ibid., 7 April 1933, p. 48.
274
Ibid., 9 April, p. 50.
275
Karina Urbach, Go-Betweens for Hitler (Oxford: Oxford University Press, 2015), p. 300.
276
T. Conwell-Evans, ‘Impressions of Germany’, The Nineteenth Century and After, January 1934, pp. 72–82.