Страница 40 из 69
– Пожалуй, красный бы меня устроил. Пусть все книги будут в красном переплете. Это самый подходящий цвет для книг фривольного содержания, вы не находите?
– Бесспорно, так.
– И люди с первого взгляда поймут, что книга из моей библиотеки. Это послужит мне хорошей рекламой.
– Значит, красный. Решено. С форзацами под мрамор и золотым тиснением. Запишите это, Снайдлинг.
Лавочник, предвкушая барыш, сделал последние записи, и герцог спросил:
– Можно мне взглянуть на список?
– Разумеется, ваша светлость. – Снайдлинг повернул тетрадь так, чтобы герцог мог прочесть написанное.
Грифф пробежал записи глазами и, удовлетворенно кивнув, безжалостно вырвал страницу, сложил пополам и жестко сказал:
– Мне это пригодится, когда буду делать заказ у вашего конкурента.
Лавочник попытался улыбнуться. Или это был нервный тик?
– Ваша светлость, я не понимаю…
– Не понимаете? Неужели? Тогда позвольте кое-что вам разъяснить. – Грифф подошел вплотную к хозяину лавки, который оказался ниже его на целую голову. – Может, мисс Симмз и готова принять ваши лицемерные оскорбительные извинения, но я – нет.
– Но, ваша светлость…
– Не стану кривить душой и желать вам всего хорошего на прощание.
Полине хотелось заулюлюкать. Или нет – поцеловать Гриффа у всех на виду. Или, на худой конец, задержаться тут еще на какое-то время и позлорадствовать вволю.
Грифф задерживаться не хотел, поэтому потащил ее к двери.
– Не переживайте, мы найдем другую лавку.
– Но это не обязательно прямо сейчас…
– Как раз обязательно. Карета ждет за углом, но хотелось бы пройтись немного пешком. Вы не против?
– Совсем не против.
Ее ответ был для него пустой формальностью: все еще в гневе, он уже шел широкими шагами прочь от лавки.
Полина едва за ним успевала, и, заметив это, Гриффин чуть замедлил шаг.
– Простите. Я просто очень зол.
– Спасибо вам за все, особенно за урок, что преподали этому лавочнику.
Не оборачиваясь, он раздраженно хлопнул перчатками по бедру.
– Постараюсь больше вас никогда не подводить, – пробормотала Полина. – И начну прямо сегодня, с Воксхолла. Я буду самой неподходящей из кандидаток на роль герцогини, неудачницей из неудачниц.
Гриффин небрежно отмахнулся от ее слов.
– Нет, вы не понимаете. Я серьезно. То, что вы сделали… – Она не могла найти иных слов и потому сказала честно: – То, что вы сделали для меня, дорогого стоит. Никто никогда для меня ничего не делал и никто никогда так ко мне не относился.
Гриффин остановился и повернулся к ней лицом.
– Вот это меня как раз больше всего и злит.
Его взгляд сразил ее наповал. Она узнала этот взгляд и увидела в нем отражение своих чувств и эмоций. То же чувствовала она, когда обижали ее любимую сестренку. В такие минуты она была зла на весь мир, на Создателя за то, что допустил такое, ее душила бессильная ярость от чувства собственной беспомощности, от сознания, что это будет повторяться снова и снова и она ничего с этим не может поделать.
И сейчас Грифф испытывал нечто подобное, только в отношении ее, Полины, и даже не потрудился как-то скрыть свои чувства.
Если до сих пор она лелеяла надежду, что ей удастся сохранить свое сердце в целости и сохранности и уберечься от того чувства к нему, которое разрушит ее жизнь, то теперь надежда растаяла. Полина знала, что, когда эта неделя закончится и они расстанутся навсегда, ее ждут вечные муки от безответной любви.
– Мисс Симмз?
Полина вздрогнула от неожиданности.
– Ах, так это действительно вы! – Прямо перед ними откуда ни возьмись выросла леди Хауфнот. – А это вы, ваша светлость. Какой приятный сюрприз! Мы как раз возвращаемся из вашего дома.
– Да? – с мрачной миной произнес Грифф.
– Да, мы надеялись засвидетельствовать свое почтение драгоценной мисс Симмз. Так хотелось услышать ее рассказ о ней самой и ее семье. К сожалению, в «Дебретт» на этот счет нет почти никакой информации.
От Полины не ускользнул намек дамы на ее низкое происхождение. Джордж Дебретт, по имени которого назван ежегодный справочник дворянства, начал издавать его с 1802 года, и, разумеется, о семье Симмз из Суссекса там не было ни слова.
– Нас не было дома.
– Это очевидно, – усмехнулась леди Хауфнот.
– Приношу извинения за доставленные неудобства, – никак не отреагировав на ее тон, холодно сказал Грифф. – Возможно, вы найдете время навестить нас как-нибудь в другой раз.
– Да-да, конечно. И еще позвольте мне выразить свою глубочайшую обеспокоенность состоянием здоровья вашей матушки и пожелать ей скорейшего выздоровления.
– Что? – совсем другим голосом воскликнул Грифф.
Леди Хауфнот в недоумении приподняла бровь.
– Вы не знали? Дворецкий нам сообщил, что герцогиня серьезно больна.
Глава 15
Как назло, доехать до дома быстро не получалось: то и дело возникали заторы на дороге. Грифф заметно нервничал, и Полина, как могла, старалась его успокоить.
– Я уверена, что с герцогиней все в порядке. Возможно, она просто сказалась больной, чтобы не принимать эту жуткую женщину.
Грифф кивнул, надеясь, что все обстоит именно так, и все же хотелось своими глазами убедиться, что здоровье матери в полном порядке.
Когда они наконец добрались до дому, Гриффин бегом помчался в покои герцогини. Он понимал, что мать не молодеет с годами, что рано или поздно у нее начнутся проблемы со здоровьем, но она казалась такой крепкой, такой энергичной. Он не был готов ее потерять, как не был и готов оставаться один на целом свете.
– Мама? – Ответом ему была тишина, и Грифф почувствовал, как в горле встал ком. – Мама?..
Наконец ресницы ее дрогнули, глаза открылись, и слабый голос спросил:
– Гриффин? Это ты, мой дорогой мальчик?
Черт побери!
В этот момент Гриффин понял, что все это притворство чистейшей воды: никогда в жизни мать не говорила ему «мой дорогой мальчик», он бы запомнил.
Герцогиня пребывала в полном здравии, и, как всегда, замышляла какую-то каверзу. Ему захотелось ее придушить.
– Подойди поближе. – Ее бледная рука хватала воздух. – Я хочу в последний раз посмотреть на твое лицо.
Право же, по ней плачет сцена: актриса она потрясающая.
Мать выдавила патетический кашель.
– Единственное, о чем я сожалею… праздник в Воксхолле сегодня вечером.
– Не переживай. Мы туда не поедем.
– Нет? – Голос ее заметно окреп: похоже, умирать она передумала. – Нет, вы должны быть там. Все ждут вашего появления.
– Тогда зачем разыгрывать этот спектакль?
– Ничего я не разыгрываю. – Мать картинно опустила на простыню вмиг ослабевшую руку. – Просто действительно приболела. Сквозняки, туман, речная сырость, все эти бесконечные лестницы Воксхолла… При одной только мысли об этом меня начинает знобить. Так что поезжайте без меня: не хочу портить вам вечер.
– Отчего-то мне в это с трудом верится. Ты сделала все, чтобы испортить нам день.
Неужели она, черт возьми, не понимает, какого страху нагнала на него? Уж лучше пусть бы сватала ко всем подряд. Даже похищение не идет ни в какое сравнение с тем, что она сотворила. Такое не прощают.
– Ты не больна, так что потрудись немедленно подняться с постели и прекратить эту комедию.
Герцогиня бросила на него насмешливый взгляд.
– Гриффин, ты всего лишь герцог, а не святой Иоанн, исцеляющий прокаженных.
– Скажи мне, какой святой покровительствует сыновьям, которым матери жить не дают? – Грифф мрачно уставился на нее и тут заметил какой-то ком, выступающий из-под одеяла. – Что это ты там прячешь?
Герцогиня накрыла холмик рукой.
– Ничего.
– Не валяй дурака. Я же вижу: там что-то есть. Что это?
Гриффин протянул было руку с намерением извлечь из-под одеяла загадочный предмет, но герцогиня вцепилась в это нечто мертвой хваткой:
– Оставь меня в покое!
– Я все равно узнаю, что ты там прячешь.