Серебряные небеса

Паренёк нёсся стремглав, и, к несчастью для себя, заворачивая за угол, нёсший на себе следы совсем недавней попойки в виде засохшей рвоты, хотя, сие явление также не представляло собой диковинки здесь, как, собственно, и сам факт беспробудного пьянства подавляющего большинства жителей данного квартала, совершенно не заметил стоявшего там с каким-то самопальным куревом в зубах великовозрастного болвана. Детинушка, шкаф шкафом, даже не косая сажень в плечах, а нечто, вовсе неисчислимое, смотрел на мир так, будто все и каждый были ему раз и навсегда должны по самому факту его рождения.

– Простите, – пробормотал мальчик, случайно налетевший на него, пятясь назад. Он уже знал незатейливые намерения бугая на предмет "набить нахальному мелкому поганцу морду".

– Твой голос настолько мерзкий, глистёныш… – больше обиды мальчика задело то, что такой олух знает подобное слово, ведь для этого нужен был хотя бы начальный курс биологии, коему самого его научил два года назад, когда они жили ещё чуть-чуть получше, сосед, ныне опустившийся и не отлипавший от бутылки бывший священник, – …что за то, что я выслушал себя, заплатишь отдельно и вдвойне!

– Но у меня ничего нет…

Затрещина, обрушившаяся на его левую щёку, сшибла хлипкого ребёнка с ног.

– Я разве не сказал, что меня бесит, когда ты разеваешь пасть?!

Всхлипнув, мальчик понял, что легко не отделается. Если только… Нет! Ведь Боженька не велит!.. Оставалось лишь со вздохом признать, что скоро мать снова будет плакать, хлопоча над его ушибами и переломами. Ну, ладно. Не впервой. Если он не станет сопротивляться – всё пройдёт не слишком больно и страшно.

***

Десятки колонн лилового хрусталя, отражаясь в зеркальных пластинах полов и стен Высокой Академии Истории и Литературы, множились в несколько раз, порождая эффект калейдоскопа и доходя до нескольких иллюзорных сотен. Совсем юная черноволосая девушка, почти ещё девочка, быстро и целеустремлённо шла по коридору, звонко цокая острыми каблучками высотой дюйма в три. Её струящееся, будто сотканное из воды, платье плавно перетекало при ходьбе, будто маленькая река заключила её в свои объятия. Дизайн платья роднил его с древнегреческим хитоном. С правого плеча молодой особы свисала тонкая серебряная цепочка с кармашком на конце, в нём хранился её персональный коммуникатор – визиофон, включавший в себя аналоги вычислительного и запоминающего устройств, фотоаппарата и камеры с разрешением до сорока тысяч мегапикселей и возможностью выбирать между двухмерной съёмкой, трёхмерной, а также воспроизведением записанного в виде создания полномасштабной проекции с абсолютным погружением. Более того, миниатюрный аппарат содержал в своей электронной памяти и самообучающуюся, псевдоразумную программу персонального врача, медикаментов при себе не имеющего, но способного вынести любой диагноз за несколько минут. Кроме того, визиофон обеспечивал связь на любых расстояниях, под землёй и под водой. А ведь выглядел как обычная пластинка, вся поверхность которой представляла собой нечто вроде сверхчувствительной сенсорной панели, опознающей лишь прикосновение хозяина и тех, кому тот позволит брать своё оборудование.

Девушка выглядела не старше шестнадцати лет, казалась щуплой и хрупкой до ассоциаций с несчастливым детством, неухоженностью, создавая обманчивое впечатление недокормленности, её рост не превышал ста шестидесяти сантиметров. На открытом, милом, нежном личике, не знавшем косметики, застыло выражение озабоченности и беспокойства, типичное для тех, кто внезапно получил не то, чтобы совсем уж катастрофические, но однозначно неприятные и грозящие длительными негативными последствиями новости.

Девушка спустилась с двадцатого этажа на первый по левитирующим на одинаковом расстоянии друг от друга благодаря сложной магнитной системе механическим ступеням, висевшим без опоры и даже перил, обманчиво невесомым. Первым, что она увидела, был самый претенциозный, на её вкус, предмет во всей Академии. В центре вестибюля простирал на все четыре стороны света свои тонкие, будто стрекозиные крылья, лопасти золотой, блестевший в свете трёх огромных ламп, подобно королевскому венцу, геоскоптер – прибор для сканирования почвы, чаще всего с высоты птичьего полёта, его можно было запускать в труднодоступные для гуманоидов, или же попросту населённые опасной флорой и фауной места. Его сегментированные крылья могли изгибаться, и даже схлопываться, а из подбрюшья выдвигалась дюжина лапок, на которых устройство умело вполне благополучно семенить. Геоскоптер подпитывался от солнечных лучей и за час обычно получал достаточно энергии, дабы профункционировать около суток без перерыва. Параметры рабочей модели были значительно скромнее, данная же скульптура выступала лишь обычным символом. На факультете истории имелась кафедра основ археологии – не то учебное заведение, чтобы изучать таковую науку по-настоящему глубоко, но предмет официально считался обязательным для общего образования историков, как смежный с их профессией.

Под той лопастью, что тянулась на север, девушку ожидала посетительница, представлявшая собой её на полторы головы более высокую и производившую впечатление более уверенного в себе человека копию. Впрочем, первые же слова дамы показали, что, на самом деле, всё обстоит наоборот:

– Доченька! Мы с твоим отцом разошлись, и я собираюсь через два дня уехать из столицы! Ты со мной?

Девушка опустила взгляд. Ей было известно, что закон страны, в которой они проживали, строго-настрого запрещал забирать детей, вышедших из грудного возраста, без их согласия. Именно они, а не родители и не государственный суд, решали, с кем им предстоит остаться.

– Я не могу бросить занятия, мама. Моя группа полагается на меня. Так не делается. Кроме того, тебе отлично известно, что папу лучше не оставлять одного.

– Твой отец хотел бы, чтобы ты родилась мальчиком. Тогда он муштровал бы тебя, как пытался это сделать даже со мной, а потом взял бы в бойцы этой своей коллекции легальных убийц.

– Когда я доучусь, я бы хотела вступить в ряды членов его организации, хоть мой пол и не устраивает отца. И, мама, ты заблуждаешься насчёт них. Если отец такой – это не значит, что и все там одного с ним сорта, – тихо, но безапелляционно промолвила девушка. – Я остаюсь.

Женщина судорожно захватила воздух ртом. Её явно распирали эмоции – но она сдержалась.

– Когда ты одумаешься – поздно будет, – сухо и резко, предостерегающим тоном заявила эта достойная мать.

– Пусть так. Но я должна попробовать.

Ничего больше не говоря, не прощаясь, женщина отвернулась от дочери и вышла из празднично сверкавшего, будто аметистовая подвеска, нарядного холла на улицу через вращавшуюся дверь. Девушка проводила её долгим, ничего, кроме сожаления, не выражающим взглядом и вздохнула. Она прекрасно понимала, что мать целиком и полностью права. Отца не изменить, и, вероятно, его категоричность и постоянная агрессивность доведут его до прискорбного и, скорее всего, безвременного финала жизни… Однако, родителей ведь не выбирают, приходится выкручиваться с тем, кто они есть.

Глава 1. Новый пассажир

В сущности, сам по себе день ничуть не отличался от бесчисленной вереницы таких же, предшествовавших ему, и не меньшего числа тех, что должны были за ним последовать. Погожее, безмятежное, райское благолепие лазурных просторов, сливавшихся с обнажённой до невыносимой яркости белизной, скрадывавших почти безупречно гладкую и ровную линию горизонта. Линия эта, выгорая предельно, становилась чем-то условным, лишь подразумеваемым. Планета достигла перицентра орбиты, так что на ней царил самый разгар сухого сезона, с почти критическим минимумом осадков, а жара нередко становилась изматывающей, едва терпимой. Некоторые особенно чувствительные к условиям климата индивиды даже умирали – по большей части, те, кто был привычен к куда большей влажности или низшим температурам.