Страница 110 из 131
Наконец, после стольких мытарств, их приняли в свое лоно приднепровские казацкие леса!
- Это уже и мои родные места! Отсюда мне пришлось впервые уходить с войском на Днестр... - восхищенно начал Вовгур и умолк.
- Так веди, раз тебе местность знакомая. Мне, молдаванину, тут труднее встретить кого-нибудь из своих, - отозвался Иван Ганджа. - А то совсем пропадем, если не от голода, так от холода.
Их отряд таял, как снег на солнце. Из пятидесяти человек, перешедших у Каменца Прут, осталось только тридцать. Разогнанные каменецкой охраной, утомленные и потерявшие всякую веру, они разбрелись кто куда. Одни направлялись на Брацлав, другие на Умань, в села и лесные хутора.
Назрулла хотел во что бы то ни стало добраться до Чигирина. Напрягая последние силы, он шел, веря в теплую встречу, в окончание неудач.
И вот однажды зимним вечером он с Иваном Ганджой и еще пятью воинами пришли в известные холодноярские леса. Монахини лесного скита, монастыря св.Матрены, увидели, в каком положении находятся эти перемерзшие вооруженные люди. Все жители Приднепровья знали, как преследуют польские войска казаков, угоняя их на Сечь или в леса, где и холодно и голодно. В отрядах казаков становилось все меньше и меньше, они находили приют в селах. Но там их обезоруживали жолнеры. Королевское правительство превращало украинских крестьян и казаков в хлопов, рабов на захваченных ими землях.
- Если направляетесь в Чигирин, то учтите, что там кроме реестровых казаков стоят еще и жолнеры. А недавно прискакали туда и немецкие рейтары. Из Белой Церкви принесло их сюда, прости, пречистая матерь, - говорили монахини, предупреждая казаков.
- Что же нам, матушки-сестры, делать? - тяжело вздохнув, спросили изморенные, озябшие казаки Ганджи.
- Приютить вас, братья, мы не можем. Ежедневно наезжают сюда жолнеры и реестровцы из Чигирина. А вот только что и рейтары наведывались, присматривались, псы, долго принюхивались, прости, пречистая матерь божья. Дадим вам харчей, и отправляйтесь... Только не в Чигирин!
- Лучше уж в Субботов, - поторопилась вторая молодая монашка. - Молодой субботовский хозяин иногда скрывает у себя вашего брата казака. Сам же он служит писарем в чигиринском полку.
3
Богдан не получал большого удовлетворения от службы писарем. Изо дня в день скучать в полку, управлять, приказывать от имени полковника... Нет, не к этому стремится деятельная натура Хмельницкого. Уж лучше пасти табуны коней на просторных чигиринских лугах или поднимать целину. А в свободное время ехать на Днепр и ловить в проруби задыхающихся подо льдом щук... Но нравится тебе эта служба или нет - такова уж твоя казацкая судьба. А отказаться от нее - значит отказаться от своего рода и казацкого звания!
Сегодня Богдан раньше обычного выехал из Чигирина и быстрее помчался в Субботов. "Тороплюсь, чтобы застать сынка бодрствующим? - почти вслух спросил сам себя и улыбнулся. - Эх-хе-хе! Торопимся, летим изо всех сил, и каждый раз все скорее и скорее". Но сегодня не ради сына торопится он домой, убежав, как от горя, от этой писарской работы!
Галопом вскочил в открытые ворота двора. И, словно забыл о сыне, не спешил в дом, помог слуге разнуздать коня.
- В доме все в порядке? - спросил челядинца, стараясь не выдать своего волнения.
- А что может случиться? - вопросом на вопрос ответил челядинец. Панни Ганна поговорила с казаком, вашим гонцом, улыбнулась и сказала: "Хорошо!" Потом гуляла с сынком, потому что пани Мелашка была занята с девчатами. Тимоша все порывается убежать от матери, чтобы одному поиграть в снегу. Резвый хлопчик!..
Вдруг залаяли дворовые собаки. Хотя Богдан и ждал этого, но вздрогнул и выбежал из конюшни.
- Наконец-то! - произнес, облегченно вздыхая.
В зимних сумерках увидел... вооруженных всадников и так же неожиданно остановился. Не они!
- Эй! - крикнул из-за ворот первый всадник, словно прячась за ними.
Богдан опомнился и направился к воротам. По его лицу трудно было определить - то ли он недоволен, то ли удивлен, то ли разочарован. Любопытство, только деловое любопытство писаря.
- Кого ищете, панове гусары? - спросил, заглушая другой тревожный вопрос: "Неужели Сулима не смог обойти дозоры коронного гетмана?.."
- Прошу прощения у пана писаря, из Белой Церкви прискакали рейтары пана коронного гетмана. Они прибыли для беседы с паном полковником!.. по-украински обратился к Нему гусар, стоя у ворот.
- Рейтары? Зачем это господь бог послал к нам еще и рейтаров? - в шутливом тоне спросил Богдан, подходя к воротам.
- Вы уже простите нас, пан писарь, тут шатаются беглецы, так разве мы можем обойтись без рейтаров?
- Какое дело рейтарам до разных странствующих бродяг? Да и писарь тут ни при чем. Передайте пану полковнику, чтобы у себя развлекал рейтаров, а со странствующими казаками... было бы с кем - сами справимся.
- Так и передать?
- Так и передайте, паны гусары. Пан писарь, мол, еще и в дом не успел войти. Так и скажете, отдохнуть должен я.
Повернулся и медленно пошел к дому, как степенный хозяин, будучи уверен, что гусары его не ослушаются.
Гусары не сразу отъехали от ворот, и Богдан понял, что они обиделись. Но не остановился, не заговорил с ними. Поскорее бы отъезжали.
- Ты один? А где же?.. - поторопилась Ганна и тут же запнулась. Ганна настолько была проницательной, что по лицу мужа могла определить его настроение. В таком состоянии он всегда раздражительный и гневный. Но Богдан понял жену, пересилил себя и улыбнулся. И за это любила его Ганна. Порой и любовь к детям заслонялась большим чувством к Богдану и преданностью. И именно это больше всего ценил в ней Богдан. О настоящей любви, о глубоком чувстве Богдан не хотел и вспоминать. Потому что с этим чувством связывалась сердечная боль, всплывали в воображении образы других женщин. Их немилосердно отгонял от себя возбужденный воспоминаниями Богдан.
- Один я, Ганнуся, один. А... взволновали меня посланцы гусарского полковника. Прямо по пятам ходят, проклятые шпионы. Непременно с самим Конецпольским поговорю об этом... Дети спят?
- Только что улеглись. Тимоша немного капризничал, все: "Папа, папа!.." А мы думали, что это уже они приехали. Пани Мелашка принялась было-готовить ужин.