Владей миром!

– Ясен пень! Отпад! – крикнул Кинсли, и дротик вынырнул из болота. Кинсли передал его мне. – Что же ты возился так долго? – набросился на меня оруженосец. – Еще миг – и от тебя лохмотья бы остались.

Я вспомнил дымчатые лохмотья призрака болот и произнес:

– И стал бы новым призраком этих мест.

– Эх, – махнул рукой Кинсли, взвалил котомку на плечо и пошлепал дальше. Благо долгожданная суша была уже совсем близко.

Глава 7

Заброшенные пещеры

Болота упирались в отвесные скалы, вздымающиеся на десятиэтажную высоту. Именно они издали и казались милыми холмами и желанной сушей. Взобраться на них было невозможно, если ты не скалолаз со всем необходимым оборудованием. Оставался единственный путь – пройти через недра скал Заброшенными пещерами.

Между болотами и пещерами была узкая полоска сухой земли, и я распластался на ней, как на любимой кровати. Лежал на твердом, а все казалось, что подо мной пласты болотные ходят и куда ни ступи – провалишься. Это чувство еще часа три не проходило. Валежник сухой нашелся, вяленое мясо достали. Вскипятили чай. Лепешки от болотного воздуха плесень тронула, но мы ее поснимали, подогрели хлеб на огне и с наслаждением употребили.

– Ты спрашивал, – сказал Кинсли, – бывает ли, что здесь такие, как ты, объявляются. Я сказал, что до тебя это был Немо двадцать весен назад.

– A-а! Помню-помню. Тот, который всех в салат… – сказал я, пытаясь отодрать зубами кусок мяса от вяленого жгута.

– Это наша самая большая беда. Никто с ним не может справиться, он это знает и потому творит все, что вздумается. – Кинсли с досадой сплюнул и тоже вгрызся в солонину, будто это была нога Немо.

– У вас тут, как я понял, не только он творит то, что вздумается. Почему, например, Шайна убить меня хотела?

– Вон чего вспомнил! – усмехнулся Кинсли. – Это ж проще простого. Ты и повадками своими, и тряпьем похож на разбойника из хуальских лесов. Местных-то жителей Шайна в лицо знает.

– Понятно, – грустно сказал я. Почему-то до глубины души оскорбило, что красавица меня сначала за разбойника приняла.

«Эх, сводить бы тебя в ресторан хороший! А потом в какой-нибудь клуб, где музыка не попсовая и коктейли приличные. А еще лучше – на лекцию в институт! Тогда бы ты сразу поняла, что я не разбойник, а будущий журналист! Интеллигенция, можно сказать! Эх…» – подумал я.

В пещеру мы вошли утром следующего дня.

– Тут главное – ничему не верь. Чтобы с тобой ни случилось – все неправда, вымысел, понял? Иди вперед и ничего не бойся. То есть нет, – закашлялся Кинсли, – опасаться, конечно, надо.

– Здорово ты все объяснил, – съязвил я. – А как я отличу, когда это иллюзия, а когда меня и в самом деле сожрать захотят?

– Понятия не имею, – пожал плечами Кинсли. – Но если не отличишь, значит, на той стороне мы не встретимся.

– А если ты не отличишь? – спросил я.

– Значит, тоже сгину. Я здесь впервые, так же как ты.

Первое, что случилось, как только я прошел внутри пещеры шагов двадцать, – Кинсли пропал. Я звал его, искал, даже нащупать пытался – тщетно. Причем вход в пещеру был еще виден. Вон она – дорожка света от входа до меня, а Кинсли нету. Как сквозь землю, что называется, провалился.

Я пошел обратно, думал, вдруг он снаружи ждет или случилось чего. Дошел до источника света, а это и не выход вовсе. Белым светом каменная стена лучилась.

«Вот и первая иллюзия, – подумал я. – Или уже вторая? Может, пропажа Кинсли тоже неправда?»

Мой недавний оптимизм впитывался в почву пещеры, как вода в песок.

«Это я только вошел, а уже не знаю, как выйти, – подумал я. – Что дальше-то будет? Ох, сгину здесь, как есть сгину».

Развернулся, пошел обратно, то есть вглубь пещеры, а там новый сюрприз – воды по колено. Что ж, другого пути все равно не было видно. Побрел дальше. Тут мне в голову мысль пришла: а вдруг в воде опять, как в болотах Грольш, пиявки гигантские плавают? И тотчас меня за ногу тварь какая-то цапнула. Я и сам не ожидал, что смогу на отвесной скале повиснуть. А повис-таки. Глянул вниз, не видать ничего. Кресало, что я себе в готской лавке прикупил, в футляре лежало на поясе, да только зажечь-то тут нечего было – ни ватки, ни листика сухого. А без огня, понятное дело, мало что разглядеть можно было.

Вынул нож, медленно ногу в воду опустил – вроде не кусали больше пока.

«Видят, наверное, что у меня Кровный Убийца в руке, – вот и боятся» – так я себе объяснил тогда. Скоро посуше стало, вода пропала, я опять по твердой поверхности зашагал. Но по-прежнему вокруг была темнота непроглядная. Стал я в котомке копаться – искал, из чего бы факел соорудить. Глядь, а из котомки зеленоватое свечение исходит. Ба, да это же мой перстень с зеленым камнем! Так он, оказывается, светится в темноте? Что ж, бывают и приятные сюрпризы. Надел перстень на палец, хотя бы на полметра впереди видно стало.

Шел я долго. Часа полтора, наверное. Медленно, осторожно, но шел. Пока не увидел, что из тьмы на меня четыре глаза смотрят. То, что это глаза, а не точки какие-то светящиеся, я как-то сразу понял. Хотя и странно было, что четыре – и все в ряд. Будто одному кому-то принадлежат. Интересно, что перстень на пальце будто бы ярче светиться начал. Правда, даже этого света не хватало, чтобы выхватить из тьмы владельца глаз. Пришлось выхватить нож. Я его перед собою выставил – глаза вроде исчезли.

Радовался недолго. Через мгновение они снова возникли прямо передо мной и вместе с хозяином. Я ножом полоснул – не попал, кистенем махнул – тоже мимо.

И уж подумал было, что четырехглазый решил не связываться, но в этот момент над самым моим ухом стрекот раздался. Повернуться я не успел – гадина в шею впилась. А когда я, как подкошенный, рухнул на пол, тварь надо мной нависла. Пещерная бестия походила на огромную четырехглазую сороконожку или даже сколопендру. Теперь-то ее вполне рассмотреть можно было – перстень светил как карманный фонарик. Я попытался было снова кистенем махнуть, да едва смог руку поднять и уронил ее сразу. Стало быть, гадина яд в меня впрыснула, ждет теперь, когда сдохну. Вот и все. Что там Кинсли про вымыслы говорил? Надо себя убедить, что это неправда? Нет никакой сколопендры размером с автомобиль? И что яд по моим жилам не разливается? Да это мы сейчас, это мы запросто! Вот только с чего бы начать? Конструктивно мыслить мешала пещерная тварь, нависшая надо мной в ожидании. Чего ждала, и так понятно.

По счастью, левая моя рука кое-как еще двигалась. Нащупал дротик, завел руку за спину, затаился. Ждал, чтобы тварь еще приблизилась. Вряд ли будет несколько попыток. Решил притвориться – глаза прикрыл, дышать начал медленнее. Сквозь прищур увидел, что обман удался, – сколопендра ко мне наклонилась, вонючей слюной на лицо капая. Сейчас жрать начнет, не иначе.

Дротик я не метал – воткнул его, словно нож, прямо в один из четырех глаз. Сколопендра успела зашипеть оглушительно и шипастым хвостом ударить хотела. Золотой хвост замер от моей головы сантиметрах в десяти.

Я лежал рядом с золотой статуей сколопендры и понимал, что силы оставляют меня прямо пропорционально разливанию яда в крови.

«Яда нет, – вдруг прозвучало в моей голове. – Ты его выдумал».

«Опа, у меня, походу, раздвоение личности началось, – решил я. – Интересно девки пляшут. Вот, значит, как я буду развлекаться, пока не сдохну».

«Перестань верить, что это яд. Вообрази, что в твое тело лекарство попало. А онемение руки – просто временное побочное действие».

– Гы, легко сказать, – ответил я вслух тому неизвестному, кто в моей голове дебатировал, – если бы одна рука онемела, так уже все тело одеревенело. Даже губы задубели, как в кресле у стоматолога.

«Вот, правильно! – произнес бесцветным голосом некто в моей голове. – Представь, что это новокаин или лидокоин. Полчаса полежишь, он проходить начнет. Постучи-ка левой рукой по плечу!»

Хоть руку и нелегко было поднять, но все же я стукнул себя по предплечью. Ничего не почувствовал.