Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 20

Быструю Сосну у позднейших Ливен и Упу в районе современной Тулы. Тем самым он идеально подходил для перекочевок и активно использовался степными кочевниками почти два тысячелетия – вплоть до XVII в. (карта 12).

В этих условиях основой стада все более и более становилась лошадь, не требующая повседневного ухода и способная к тебеневке. Это позволило резко удлинить маршруты перекочевок и окончательно сделать их сезонными.

Сарматы также охотились на диких зверей и птиц, а в некоторых местах, главным образом в долинах рек, занимались и возделыванием земли. Это подтверждают и данные археологии: в степях не было обнаружено ни одного сарматского поселения, за исключением временных стоянок. Только на периферии сарматской территории (в районе Самары, на Южном Урале, на западе Северного Кавказа и между Доном и северным побережьем Азовского моря) были найдены остатки поселений с сарматскими находками. Люди, жившие здесь, занимались земледелием и происходили от смешения сарматов с местным населением.

Существовавшие в V в. до н. э. достаточно мирные взаимоотношения скифов и савроматов не отличались особой стабильностью. Если у Геродота савроматы живут за Танаисом, то у Гиппократа (460–377 гг. до н. э.), почти современника Геродота, одно из сообщений можно трактовать как свидетельство их перехода на правый берег Танаиса и расселения «в Европе… вокруг озера Меотиды». Правда, при этом Псевдо-Скилак, автор второй половины IV в. до н. э., все еще помещает савроматов в Азии к востоку от Танаиса[40].

Приблизительно на рубеже V–IV вв. до н. э. неустойчивое равновесие на скифо-сарматской границе было окончательно нарушено. Набеги и проникновение савроматов в скифские пределы становятся все более продолжительными, а часть савроматов оседает в этих местах. Судя по античной традиции, с IV в. до н. э. низовья Дона, а возможно, и некоторые участки северного побережья Меотиды принадлежали уже савроматам.

Все эти события, изменившие коренным образом политическую ситуацию в Северном Причерноморье, в определенной мере явились следствием кризиса, поразившего хлебную торговлю, когда скифы в погоне за ускользающими доходами пытались захватить земли на западе, ослабив свои рубежи на востоке. Появление в восточноевропейских степях сарматов отчасти могло быть спровоцировано отзвуками очень далеких перемещений кочевников (в частности, массагетов), которые, возможно, были связаны с походами Александра Македонского, всколыхнувшими всю Центральную Азию и нарушившими традиционные торговые и экономические отношения между кочевниками и соседним оседлым населением. На страницах сочинений греческих авторов IV–II вв. до н. э. появляются новые этнонимы – «сирматы» и «сарматы», которые в некоторых контекстах противопоставляются савроматам. По некоторым версиям, сарматы являлись одним из родственных савроматам племен, вынужденным уйти из мест своего традиционного кочевания в Южном Приуралье и Заволжье под напором других племен на запад (карта 13).

Очевидно, именно с этим связано то, что не позднее конца IV в. до н. э. новые пришельцы сарматы (в отличие от родственных им савроматов, живших по-прежнему за Танаисом) активно начинают тревожить скифов, проникая вглубь территории между Доном и Днепром. Очень красочно события подобного рода описал знаменитый сатирик II в. до н. э. Лукиан Самосатский. Он подчеркивает неожиданность нападения сарматов, которые всех скифов обратили в бегство, многих храбрецов убили, других увели живыми, угнали добычу и разграбили палатки[41].

Скифия, ослабленная после гибели своего царя Атея в 339 г. до н. э. и вступившая с III в. до н. э. в полосу затяжного кризиса, не могла противостоять натиску сарматов. В конце концов постоянные набеги новых кочевников завершились их массовой миграцией, после которой степи Северного Причерноморья между Доном и Днепром оказались подвластными сарматам, и здесь пролегли маршруты их кочевий. Именно об этом сообщает во второй половине I в. до н. э. автор «Исторической библиотеки» Диодор Сицилийский: «…много лет спустя, сделавшись сильнее (сарматы. – Авт.), опустошили значительную часть Скифии и, поголовно истребляя побежденных, превратили большую часть страны в пустыню»[42].

Согласно имеющимся письменным и археологическим источникам, первая мощная волна сарматских орд остановилась на берегу Днепра. Именно на этой черте скифам на рубеже II–III вв. до н. э. удалось остановить натиск новых кочевников путем строительства опорных укрепленных пунктов. Однако отдельным группировкам сарматов удалось проникнуть и западнее Днепра, и они смогли дойти даже до Южного Буга.

С этого времени уже можно говорить о реальной гегемонии сарматов в Северном Причерноморье: с их силой вынуждены были считаться все соседи, включая даже Рим, а имя сарматов все чаще встречается в сочинениях того времени. Так, Полибий (II в. до н. э.) среди европейских властителей называет и сарматского царя Гатала. На карте Римского государства, составленной сподвижником римского императора Августа Агриппой (середина I в. до н. э.), среди 24 областей римского мира в качестве IX области названа Сарматия, западная граница которой проходила по Днепру.

Однако сарматы не являлись единым народом, а представляли собой конгломерат разных племен, хотя и близких между собой по языку. В «Географии» Страбона (65–25 гг. до н. э.) впервые появляются наименования отдельных сарматских племен: сираки, языги, роксоланы, аорсы[43]. При этом сарматы, очевидно, не составляли и единого политически целого, поскольку примерно в это же время в исторической и географической литературе укореняется деление на Европейскую и Азиатскую Сарматии, граница между которыми проходила по Меотиде и Танаису. В пятой книге своего труда Птолемей так определял границы последней: «Азиатская Сарматия ограничивается с севера неизвестной землей; с запада – Европейской Сарматией до истоков реки Танаиса и самой рекой Танаисом до впадения его в Меотийское озеро, а также восточной частью Меотийского озера, от Танаиса до Киммерийского Боспора»[44].

По данным Страбона, сираки и аорсы жили к востоку от Дона на территории Азиатской Сарматии. Роксоланов он помещает за Борисфеном, т. е. в междуречье Дона и Днепра, а языгов на западе, между Днепром и Дунаем, поблизости от бастарнов.

Археологические материалы позволяют уточнить на карте местоположение отдельных сарматских племен. Сираки, начиная с IV в. до н. э., локализуются в степях, простирающихся к югу от Дона до Кавказа, в бассейне реки Маныч. Языги, первоначально обитавшие в степях к югу от низовьев Дона, позднее перебрались в степи между Азовским морем и нижним течением Днепра, а к концу II в. до н. э. обнаруживаются в междуречье Днепра и Днестра и достигают дельты Дуная. Тот факт, что первоначально они упоминались под разными именами (яксаматы, иксибаты и др.), свидетельствует о том, что они являлись не чем иным, как племенным союзом, состоявшим из нескольких племен. Роксоланы в начале II в. до н. э. жили к востоку от Дона. Вслед за языгами они перешли Днепр. Страбон описывает роксоланов как кочевой народ, живущий в повозках. На зиму они переселялись в район Азовского моря, а летом откочевывали на север[45].

Наиболее многочисленной группой племен, обитавших в низовьях Волги и на Южном Урале, были аорсы. Имя «аорсы» в переводе с иранского означает «белые», что наводит на мысль о восточном происхождении аорсов и их родстве со своими восточными соседями – аланами Центрального Казахстана, поскольку в языках всех степных народов слово «белый» означало «западный». Первоначально аорсы жили в уральских степях, между современными Оренбургом и Орском. Здесь они упоминаются китайскими источниками II в. до н. э. под именем «яньцай». Вероятно, это было название самого крупного их племени. Аорсы, располагавшие 100 тыс. лучников, считались у китайцев могущественным народом, обитавшим где-то между Аральским и Каспийским морями.





40

Древняя Русь в свете зарубежных источников. Т. I. С. 41, 73, 94.

41

Древняя Русь в свете зарубежных источников. Т. I. С. 169.

42

Древняя Русь в свете зарубежных источников. Т. I. С. 125.

43

Там же. С. 102–123.

44

Там же. С. 190.

45

Древняя Русь в свете зарубежных источников. Т. I. С. 108–109.