Страница 7 из 17
«Вечерами мы встречались в “Сайгоне”, а потом шли гулять…»
«…а потом я узнал, что существует такое кафе “Сайгон”, и все началоь всерьез <…> и как-то все дальнейшие мои знакомства шли именно через “Сайгон”…»
«…Кругом тусовались. Аборигенов в толпе было немного – процентов десять от силы. Дремучие хиппи. Остальные в “Сайгоне” были посетители. Гости. Так называемые приличные люди, интеллигентские мальчики и девочки, которым почему-то вольно дышалось только здесь. И совсем уже спившиеся персонажи. Но случайных людей здесь не водилось. Или почти не водилось.
Полутемные зеркала в торце зала отражали собравшихся, умножая их число вдвое. До какого-то года этих зеркал не было. На их месте находились ниши, где тоже сидели. Потом “Сайгон” на какое-то время закрывали. Делали косметический ремонт. Этот ремонт воспринимался городом очень болезненно. Видели в нем происки партии и правительства в лице близлежащего райкома. Знали бы, что их ждет через несколько лет! Но они не знают. Их счастье. Одно время после косметического ремонта в “Сайгоне” не было кофе. Якобы в городе дефицит этого продукта. Якобы кофеварки сломались. Или еще что-то малоубедительное. Предлагали чай.
Брали семерной чай – издевательски. Мол, пожалуйста, чашку кипятку и семь пакетиков заварки. Спасибо.
С этим пытались бороться, наливая прохладную воду, чтобы чай хуже заваривался. Чайная эпопея продержалась не дольше месяца, хотя оставила болезненную зарубку в памяти. Потом то ли сдались, то ли смилостивились – вернули в “Сайгон” кофе. После того достопамятного косметического ремонта ипоявились зеркала…
Кругом велись длинные мутные разговоры, безнадежно затуманивая и без того не отягощенные ясностью мозги. Рядом с Сигизмундом кто-то пытался выяснить у кого-то судьбу какой-то Кэт. В беседу вступило еще несколько пиплов. Нить разговора была потеряна почти мгновенно. Даже Сигизмунду, который не был знаком ни с одной из Кэт, через три минуты стало очевидно, что пиплы имеют в виду по крайней мере четырех девиц по имени Кэт. Судьбы и похождения этих Кэт в разговоре причудливо переплелись. Так, Кэт из Ухты однозначно не могла совершать подвиги, явно позаимствованные из биографии той Кэт, что тусовалась в Москве и была обрита наголо в КПЗ, причем злобные менты сперва поджигали ей хайр зажигалками, а потом уже брили электробритвой. Так и не разобравшись, о какой из Кэт, собственно, речь, пиплы плавно перетекли на совершенно иную тему».
4/2. Д. дом (1880, А. И. Вальберг). Курсы иностранных языков К. Л. Джани [1913].
► Стремянная ул.
6/1. (1882, И. Н. Иорс.) Д. дом. Московское женское начальное уч-ще в память пот. поч. гражд. В. В. Колобова; попечитель Никл. Ив. Монахов [1913].
Дом 2
8. (1848, Н. П. Гребенка; 1883, Х. И. Грейфан.) Д. дом. Музыкальные курсы И. А. Гляссера [1913]. Жил архитектор гражд. инж. Роб. Андр. Дидерихс [1913]. Санкт-Петербургский Автомобиль-Клуб [1913]. Пекарня «Рожь» Серг. Пет. Евреинова [1913].
Дом 6
Дом 8
10. (1881, П. Ю. Сюзор.) Д. дом.
12. Дом Корсаковых. На этом участке в XVIII в. стоял дом Василия Васильевича Нарышкина. С ним жили двое его сыновей: Семен (Берг-коллегии прокурор) и Алексей.
Последний в 30-летнем возрасте привез в Петербург философа Дени Дидро. Сначала энциклопедист планировал остановиться у Фальконе, но у того не оказалось свободных комнат, и тогда Дидро устроился у Алексея Нарышкина. Он прожил здесь пять месяцев зимой 17731774 гг. По поручению Екатерины II Дидро в этом доме составил ряд проектов по развитию в России народного просвещения. Ни один из них не был востребован, и он уехал, негодуя на императрицу, обманувшую его ожидания. Екатерина была очень довольна отъездом «болтуна, полного опасных утопий». Дидро тоже не был в восторге от нее: «Я вижу деспота, отрекшегося на словах, но деспотизм по существу остался». В знак своего недоброжелательства Дидро перестал покупать картины в Европе для екатерининского Эрмитажа.
У Семена Васильевича Нарышкина было две дочери: одна замужем за Грибоедовым, другая – Прасковья – за Ефимовичем. Последней достался этот участок с домом. В начале XIX в. старый дом и участок принадлежали Софье Алексеевне Корсаковой (р. 1808) и ее матери. В 1828 г. арх. А. А. Михайлов второй начал строить здесь новый дом для семьи Корсаковых. В 1831 г. С. А. выходит замуж за князя Василия Петровича Голицына, меломана и певца, знакомого А. С. Пушкина. Дом превращается в огромный особняк с анфиладой роскошных зал. В огромном бальном зале давались домашние спектакли и выступали знаменитости. Имелся большой зимний сад. В 1840-х гг. к зданию было пристроено помещение зрительного зала. Однако роскошная жизнь князя довела семью до почти полного разорения. Дом и картины были проданы с молотка. Хозяйка умерла, а муж сошел с ума. В это время купец Лбов предложил первостатейным петербургским купцам – Алферовскому, Громову, Яковлеву и другим – создать в столице купеческий клуб. Идея была поддержана. Молодой князь Виктор Васильевич Голицын, вступивший во владение особняком, сдал его в аренду «Клубу Русского общества для взаимного вспоможения прикащикам от купечества» в 1860 г. на десять лет с ежегодной платой 18 тысяч рублей.
07.02.1860 собрание было открыто. Здесь можно было провести всю ночь за картами или с веселыми девицами. Путеводитель не рекомендовал «Владимирский клуб» семейным. В 1864 г. В. В. Голицын продал дом В. А. Голицыну, но купеческий клуб в нем остался до истечения срока аренды.
Из газеты «Весть» от 11.10.1864:
«Один из богатейших барских домов в Петербурге – дом князя В. А. Голицына, на Владимирской улице, опустел в течение этого лета: там последнее время помещался Купеческий клуб, который переведен ныне в дом. Г. Энгельгардта, у Казанского моста, в бельэтаж, т. е. в то самое помещение, где был прежде магазин русских изделий и где в старые годы, до отстройки дома Дворянского собрания, происходили дворянские выборы и давались здешним дворянством блестящие балы».
В ноябре 1870 г. вместо клуба здесь создается увеселительное заведение «Орфеум», в котором давались концерты и блистал канкан. Такая необычная смесь не прижилась, и вскоре Купеческий клуб снова въехал в особняк, теперь уже до революции. В 1890-х гг. новый владелец дома издатель отставной майор С. Н. Худяков организует во дворе типографию газеты «Петербургский листок», печатающую городские сплетни. На издании этой газеты он заработал хорошие деньги, которые не только позволили ему купить этот особняк, но и другой – на Стремянной улице, где он и жил. В начале XX в. Худяков, будучи знатоком балета и другом М. Петипа, написал и издал в своей типографии «Историю танцев всех времен и народов». Почти весь тираж последнего 4-го тома, посвященного русскому балету, сгорел в 1918 г. во время пожара в его типографии.
Редакция ежедневной газеты «Петербургская газета» (с 1866), редактор Альб. Карл. Гермониус, издатель Серг. Никл. Худяков [1913]. С 1918 г. дом использовался под театр. С началом первой пятилетки НЭПу пришел конец; клуб был закрыт, рулетка реквизирована и отдана на кинофабрику «Совкино» (позже «Ленфильм»). В 1930 г. клуб был передан под детский Дом культуры. В 1935 г. он отсюда переехал в более просторный Аничков дворец. 17.10.1933 спектаклем по пьесе А. Н. Островского «Бешеные деньги» открылся Новый театр, который обосновался сначала в здании Голландской церкви (Невский пр., 20). В 1946 г. он переехал сюда и с августа 1953 г. стал Театром имени Ленсовета. Режиссерами в нем в разное время были Б. М. Сушкевич, Н. П. Акимов, И. П. Владимиров. Здесь с 1960 по 1982 г. работала Алиса Фрейндлих. В 1981 г. театр получил звание Государственного академического театра имени Ленсовета.