Страница 4 из 9
Об одеялах и грелках. А также о детях, растущих в саду
Кира не любит спать в полной темноте, поэтому всегда оставляет дверь в свою комнату приоткрытой. Я пробрался внутрь и кое-как доковылял до ее кровати – запрыгнуть на нее у меня не хватило бы сил. В животе тем временем все бурлило, как в забытой на плите кастрюле с супом.
Я жалобно мяукнул в надежде разбудить Киру. Если кто-то и догадается, что я пал жертвой коварного отравителя, то только она. Ведь моя подруга в курсе, что в округе орудует злодей и жизнь хвостатых под угрозой. Но Кира спала так крепко, что оставалась глуха к страданиям своего приятеля Уинстона. Я замяукал громче – снова никакой реакции. Увы и ах! Что же делать? Кира срочно должна помассировать мой несчастный живот!
Может, все же попытаться запрыгнуть на кровать? Я приподнялся на задних лапах и посмотрел вверх. Хм. В нормальных обстоятельствах это не было бы проблемой, но в моем нынешнем плачевном состоянии… Исключено!
И тут мне в голову пришла другая идея, связанная с одной особенностью двуногих. А именно – с тем, что у них нет шерсти. И одно из множества связанных с этим неудобств заключается вот в чем: без одеяла они быстро замерзают и часто просыпаются. Я это знаю точно, потому что Вернер терпеть не может, когда я – редко, крайне редко – решаю вздремнуть вместе с ним. Если я в такие моменты, пытаясь поудобнее устроиться у него в ногах, случайно сдвигаю плед, он сразу же просыпается и начинает ругаться, потому что у него мерзнут ноги. Такие вот люди неженки. Вообще говоря, они во многом устроены так, что в дикой природе и двух дней бы не протянули. Впрочем, я отвлекся.
Сейчас главное – сосредоточиться на претворении в жизнь моей идеи. Вытянув лапу с выпущенными когтями, я зацепил краешек свисавшего с кровати одеяла и осторожно потянул его вниз. Одеяло поползло сначала медленно, затем заскользило все быстрее, пока наконец полностью не оказалось на полу. Получилось! Теперь нужно немного подождать.
Долго терпеть мне, впрочем, не пришлось, потому что не успел я досчитать до десяти (а поверьте, я мог бы!), я услышал вздох Киры. Она беспокойно заворочалась в постели, потом села и включила ночник. Коротко оглядевшись, она заметила меня:
– Уинстон, ты что, стащил мое одеяло? Это еще что такое?! Декабрь на дворе, я замерзла!
Сама виновата! Почему не носишь шерстку? – хотелось ответить мне. Но поскольку я не умею говорить, да и боль в животе беспокоила меня куда больше, чем отсутствующий у Киры мех, я ограничился жалобным мяуканьем.
Кира тут же вскочила с постели и опустилась рядом со мной на колени:
– Ой, бедненький! Что это с тобой? Ты так грустно мяукаешь!
Мое мяуканье перешло в стон, я завалился на бок и стал от боли перекатываться из стороны в сторону. Кира осторожно погладила меня одной рукой по спинке, а другой – по животу.
Ай-ай! Я вздрогнул и перестал кататься по полу. Кира очень осторожно взяла меня на руки и положила к себе на кровать:
– Что-то ты мне не нравишься, Уинстон! Живот у тебя совсем твердый! Что же с тобой такое?
Ах, если бы я знал! Могу лишь надеяться, что это не дело рук коварного кошконенавистника и моя жизнь не подошла к закату. Хотя в последнее время я, кажется, не ел ничего на улице – по крайней мере, не припоминаю такого, – но совсем исключать эту возможность нельзя. Когда дело касается вкусной еды, я, к сожалению, нередко теряю силу воли! Запросто мог и подобрать между делом какой-нибудь лакомый кусочек.
Я приподнял мордочку и попытался заглянуть Кире прямо в глаза в надежде, что она поймет, как скверно я себя чувствую. Чаще всего телепатия такого рода у нас с Кирой работает просто отлично. Наверное, это потому, что однажды мы нечаянно поменялись телами и обнаружили, что умеем читать мысли друг друга. Звучит странно, но так оно и было. С тех пор мы с Кирой так сблизились, что всегда можем угадать, о чем думает другой.
– Уж не отравили ли тебя? Неужели это дело рук кошконенавистника?!
Ну, что я говорил? Работает просто на ура! Кира нежно погладила меня по голове. Наверняка она сейчас быстренько придумает, как мне помочь.
– Слушай, ну если дела так плохи, нужно как можно скорее ехать к доктору Вильмес. Хотя, учитывая время суток, скорее даже в круглосуточную ветеринарную клинику. Может быть, тебе там промоют желудок или сделают что-то еще. Мама до сих пор гостит у тети Ольги в Кельне, поэтому я разбужу Вернера. Только подожди минутку, мне нужно одеться.
Так, стоп! ЧТО?! Ветеринарная клиника?! Промывание желудка?! Я-то думал, что лечением будет, например, массаж живота и сон в обнимку с Кирой под одеялом до тех пор, пока мне не станет лучше! От ужаса я даже перестал стонать и прижался к Кире.
– Вот как? То есть все не так уж плохо? На карете «скорой помощи» в больницу не поедем? – Даже в неверном свете ночника я заметил на лице Киры насмешливую улыбку. Превозмогая боль, я через силу заставил себя замурлыкать, чтобы она догадалась, что все поняла правильно. – Что ж, раз уж спасательная операция отменяется, давай я хотя бы наполню тебе грелку и ты поспишь сегодня рядом со мной. А если к утру не поправишься, тогда поедем к ветеринару – с этим, наверное, можно еще немного повременить. Как думаешь?
Мур, мур, МУР! Именно так, милая моя! А теперь неси скорее грелку!
– Беата, прошу тебя, успокойся. Никто не собирался тебя отравить, ну что за ерунда!
Святые сардины в масле! Это что за суматоха с утра пораньше? Вообще-то я остро нуждаюсь в покое: несмотря на грелку и почесывание живота, ночью я почти не сомкнул глаз. Даже Кира, собираясь утром в школу, ходила на цыпочках и потом неслышно выскользнула из комнаты, чтобы не потревожить мой сон. Так почему же теперь тут такой шум?!
Я покосился на ночной столик с будильником. После нашего с Кирой обмена телами я, пожалуй, единственный кот в мире, который разбирается в показаниях часов и всяких таких человеческих штуках. 11:30. Ну ладно. Половина двенадцатого – это не такая несусветная рань, как я решил поначалу. Но все же! С трудом приподнявшись, я с облегчением обнаружил, что живот уже не болит. За дверью все еще продолжали шуметь.
– В самом деле, Беата, Анна не уборщица! Она моя экономка. Ну конечно же, разница есть.
Я спрыгнул с кровати и с любопытством сунул нос в приоткрытую дверь Кириной комнаты. Вернер расхаживал по коридору с беспроводным телефоном и, похоже, разговаривал с кошмарной Беатой. То есть сейчас говорила Беата, потому что на лице Вернера застыло напряженное выражение, а трубку он слегка отодвинул от уха – голос на том конце провода был очень-очень громкий. Настолько громкий, что даже я мог разобрать отдельные фразы:
– Называй эту женщину как хочешь, Вернер, но я говорю тебе, что она едва не сжила со свету нашу семью. Сегодня ночью у нас так разболелись животы, что мы едва не попали в больницу. И если тебе интересно, я уверена, что это была попытка отравления!
Что?! В этот момент я окончательно проснулся. Беатиной семье ночью тоже было плохо?! Мне захотелось вырвать из рук Вернера телефонную трубку и сообщить Беате о том, что у меня та же проблема. Но это, конечно, чушь, ведь я совсем не умею говорить, в том числе и по телефону.
Вернер набрал в грудь воздуха. Он явно из последних сил пытался сохранять спокойствие:
– Однако мне это неинтересно, Беата. И, повторюсь, это полная ерунда! С чего бы Анна захотела вас отравить?
– Потому что она меня невзлюбила. А невзлюбила она меня потому, что я вижу ее насквозь!
Тут Вернер не смог удержаться от смеха:
– Что-что? Видишь насквозь? Ну что за глупости, Беата!