Лильсден

Официальным же объяснением пребывания мисс Мур в стенах нашего дома было то, что она прекрасная художница и хочет сделать несколько зарисовок Лильсдена с натуры. И Фредерик любезно предложил провести ей неделю в поместье.

Лиллиан Мур ради приличия даже взяла с собой горничную, да и пейзажи действительно рисовала. Я их видела, они были прекрасны. У меня в спальне до сих пор висит один из ее набросков.

Однажды, кажется, на третий день пребывания гостьи в Лильсдене, я гуляла среди аллей, когда заметила мисс Мур. Она стояла с мольбертом примерно на том же месте, где в начале осени сидели мы с сестрами, но лицо Лиллиан было обращено к поместью. Хотя рисовала она вовсе не его, а оранжерею.

— Какая чудесная картина, — похвалила я, подходя. — Надеюсь, не помешала?

— Что вы, это же ваш дом. Вы вольны делать, что пожелаете.

Мне показалось, в ее голосе прозвучала легкая насмешка. Как будто она подчеркивала, что моей судьбой распоряжается отец, и Лильсден мой дом, пока он не пожелает выдать меня замуж. Мне внезапно захотелось показать этой особе, что она не права. Что и она, и Фредерик носятся с какими-то глупыми мечтами вместо того, чтобы жить настоящей жизнью.

— Однажды этот дом формально будет принадлежать Фредерику, — сказала я. — И его жене. Но брат всегда будет мне рад.

— Не сомневаюсь в этом, мисс Лойд.

Она макнула кисточку в зеленую краску и ярче обозначила растения за стеклянной стеной оранжереи.

— Ваш брат много рассказывал о вас. Вы тоже пишите?

— Немного, — смутилась я, — не так хорошо, как он.

— Вы себя недооцениваете.

— Откуда вам знать?

— Ну, Фредерик показывал некоторые из ваших работ. Очень недурно. Я уверена, лондонские издатели в очередь бы выстроились, чтобы их опубликовать.

Я не знала, чего во мне больше: радости от того, что кто-то, помимо брата, оценил мои неуклюжие рассказы, или страха от того, что кто-то, кроме него, их прочитал. В любом случае, я подумала, что обязательно доберусь до Фредерика и надеру ему уши!

Тем временем Лиллиан вернулась к пейзажу, добавляя незаметные мазки краски, от чего холст как будто оживал.

— Вы ведь не такая, как ваши сестры. Вы тоже стремитесь к большему, к себе. Как Фредерик. Возможно, стоит присоединиться к нам?

— Присоединиться в чем?

Она опустила кисточку и внимательно на меня посмотрела.

— В обряде. Нам нужна энергия стихии, и как только она проявится, мы совершим в этом месте силы, в вашей оранжерее, обряд. Который высвободит нужную энергию, откроет нам путь. Мы будем обладать силой! И эта сила позволит нам делать то, что мы пожелаем. Жить, как мы пожелаем. Разве не заманчиво?

— Скорее, безумно, — осторожно ответила я.

Лиллиан пожала плечами и вновь вернулась к картине.

— Как пожелаешь. Но я верю, что ты передумаешь. И в ночь, когда мы будем проводить обряд… я попрошу Фредерика зайти за тобой.

— Он потратит время зря.

Мисс Мур не ответила. Только подняла голову и, прищурившись, посмотрела на горизонт:

— Кажется, собирается гроза. Это подходящее время. Возможно, сегодня все и случится.

Что, если бы грозы в тот день не было? Ни в один из последующих, и мисс Мур пришлось уехать ни с чем? Но на эти вопросы я знаю ответ: она просто вернулась бы позже. И продолжала возвращаться, пока не обрела желаемое. То, чего так жаждал и мой брат — а ведь для обряда требовалось как минимум двое, как я поняла позже.

Но гроза в ту ночь действительно была. Первые гулкие раскаты проникли в стены поместья, когда мы все сидели в столовой за ужином. А когда я улеглась в постель, то по стенам зашелестел дождь, и в окнах я видела отсветы вспышек молний.

Я боялась и ждала момента, когда в мою комнату постучат. И это один из главных вопросов: что, если бы тогда я пошла вслед за Фредериком? В душную оранжерею, где уже ждала мисс Мур. Чтобы провести обряд и обладать силой. Возможно, объединив усилия троих, мы бы получили ее быстрее? Возможно, мы бы вообще успели ее получить?

Но услышав стук в дверь, я не встала с постели. Я не пошла на зов брата, и только выше натянула одеяло. Он постоял немного и постучал еще раз, но я продолжала оставаться в постели. И он ушел. А я почти воочию видела, как он мягко ступает по коврам, прикрывая ладонью свечу. Как у лестницы он оглядывается в последний раз, давая мне шанс передумать, выскочить из своей комнаты и последовать за ним.

Я всегда за ним следовала. Но не в тот раз.

И что, если бы молния не попала в ту ночь в оранжерею? Как бы тогда сложились жизни каждого из нас?

Но Лильсден против запретной магии. И молния ударила в оранжерею, вдребезги разнося стекло, наполняя звоном весь особняк, заставляя каждого подскочить на месте — и нестись узнавать, что происходит.

Я не спала, поэтому быстро накинула халат и одной из первых оказалась у двери оранжереи. Мы с отцом одновременно вошли внутрь. Сквозь расколотый потолок лил дождь, тут же начавший хлестать и по нам. Чуть дальше, в осколках стекла, лежала обнаженная окровавленная женщина — похоже, ее задело стеклами, рухнувшими с потолка. Я без труда узнала в женщине мисс Мур. А над ее телом сидел мой брат, такой же обнаженный.

Фредерик поднял голову на отца, и его горящие глаза безумно сверкали.

— Убирайся к черту! У нас почти получилось! Последний акт, и магия бы высвободилась. Я никогда не стану твоей марионеткой!

Только тогда я увидела, что Лиллиан лежит в окружении погасших разбросанных свечей. Возможно, на нарисованных символах, которые теперь уже смыл дождь. И я не сомневалась, что знаю, каким должен был стать последний акт. Какой последний толчок требовался в их обряде. Поэтому они оба обнажены.

За нашими спинами коротко взвизгнула Элинор, и отец сразу взял себя в руки. Он вытолкал меня и сестер из оранжереи, позвал верного слугу, и вместе с матерью они скрылись за дверью. Выходя, кутаясь в мокрый халат, я успела обернуться и увидеть, как Фредерик баюкает Лиллиан в своих руках на фоне буйной зелени среди погасших свечей. И хлещущий дождь смывает с их тел кровь.

Это был последний раз на многое время вперед, когда я видела своего брата.

В ту ночь я так и не сомкнула глаз, поэтому успела услышать с утра, как к дому подъехал экипаж. Но когда я выбралась из постели и подбежала к окну, то заметила только, как он отъезжает от поместья и уносится по дороге.

Одевшись, я спустилась вниз и первым делом заглянула в оранжерею. Дождь уже закончился, и слуги сметали осколки стекла, сокрушаясь, что молния ударила именно в оранжерею.

Мать я нашла в гостиной. С холодным выражением лица она сидела, сцепив руки перед собой.

— Мама… где они?

— Уехали. Эдвард считает, твоему брату стоит навестить Мэри Луизу.

— А мисс Мур? Она… умерла?

— Умерла? — мать наконец-то перевела взгляд на меня и презрительно фыркнула. — Лучше б она умерла! Нет, ее сильно задело осколками, но она жива и здорова. Отправилась тоже в Лондон.

Я присела на краешек дивана напротив матери. Мне захотелось взять ее за руку, но я сдержалась.

— Мама, я скоро увижу Фредерика?

— Ты никогда его не увидишь.

— Что? — я не поверила своим ушам.

— Эдвард поедет к юристу. Он перепишет завещание, чтобы Фредерик никогда ничего не получил. Он безумен. Он опозорил нас. Он совершил непростительное.

И в этот момент я не знала, что мать считает более непростительным: магический сексуальный обряд или пойти против воли Эдварда, не согласиться с ним?

Но отец действительно лишил Фредерика наследства. Более того, он запретил ему даже приближаться к Лильсдену и пообещал, что тот никогда больше не ступит на эту землю. Отец проклял Фредерика, заявив, что теперь он может крутиться сам, как хочет, и совершать какие угодно «непотребства».

До сих пор я не знаю, почему отец был так жесток. Почему он не захотел замять скандал и делать вид, что ничего не произошло. Только много позже мать сказала, что Фредерик сам этого не пожелал. И когда Эдвард смягчился, Фредерик сам послал его к черту, не желая иметь с семьей ничего общего.