Мёд и кровь

От Натаниэля не было вестей несколько дней.

Как и от Тео, и от Делмара.

Ангелика, правда, уже не ощущала такого беспокойства, так что предположила, что послания по пневмопочте могут и перехватывать.

— Тео точно жив и в относительное порядке, — заявила она. — Значит, и Нейт с Делом.

Джессамине очень хотелось ей верить. Но дни шли, и ее собственное беспокойство нарастало.

Слуги не спрашивали, куда исчез «молодой господин», а Джессамина не знала, как лучше себя вести. Пока Ангелика не посоветовала ей пустить слух о том, что трое друзей уехали за город, «на свежий воздух». Усмехаясь, Ангелика сказала подруге, что все тут же сами додумают остальное, так что можно будет просто слушать все версии и не подтверждать ни одну.

Она уже рассказала о том, как считают, что это Натаниэль с протезом поправляет здоровье, а с ним остальные. И как Тео с его больным сердцем, и даже как Делмар уехал то ли скорбеть по так и не пришедшему в себя отцу, то ли праздновать это дело.

Ангелика с любопытством собирала слухи, но Джессамина знала, она тоже прячет обычное беспокойство: куда на самом деле исчезли их братья и Делмар? И как в этом замешан канцлер — а в том, что он причастен, девушки не сомневались.

— Он хочет уничтожить мою семью, — сказала Ангелика.

Это было на следующий день после обыска гвардейцами. Девушки стояли перед накрытым плотной тканью автоматоном. В душном влажном воздухе оранжереи отчетливо пахло лежавшим рядом навозом и цветущими в стороне орхидеями, предметом гордости Ангелики из далеких колоний.

— Канцлер смог бы повесить Тео за это, — сказала Ангелика ровно. — Или просто уничтожить мою семью. Может, он занялся и твоей?

Эта мысль не давала покоя Джессамине почти так же, как исчезновение Натаниэля. Королевская комиссия вроде как разбиралась с тем, кто же подложил бомбу на дирижабль, где летел принц-консорт. Родители Джессамины сели туда в последний момент… но теперь Джессамина думала, что только из-за этого нельзя было свалить взрыв на Натаниэля.

Если бы родителей там не было, а у канцлера нашлись «неопровержимые доказательства», что Натаниэль решил убрать принца, это бы, безусловно, разрушило не только его жизнь, но и сильно пошатнуло семейный капитал.

Джессамине пришлось ехать на завод и улаживать дела. Это во многом отвлекало, но, когда ее вызвали в цех, и она видела почти законченный остов дирижабля, то не могла не вспомнить Натаниэля.

Ей говорили о сроках и задержках, о дате, когда новый дирижабль наконец-то поднимается в воздух в первом полете. Джессамина думала о том, что брат должен быть здесь.

Натаниэль не понимал, почему от сестры не приходит писем.

Всех троих, конечно же, разделили, и вот уже несколько дней Натаниэль проводил наедине с собой в маленькой комнате. Тут, конечно же, были все удобства, простые, непритязательные, но Натаниэль радовался обычной кровати и добротному столу.

Только занавески на окнах не раздвигал ни разу после первого дня: окно выходило на улицу, по которой помимо редких людей, постоянно передвигалась чумная телега.

Натаниэль и себя ощущал так, будто на двери его комнаты намалеван небрежный красный крест. Хотя ни единого признака заражения не ощущал. Наоборот, хорошенько выспавшись и поев, он чувствовал себя отдохнувшим. Ему хотелось действовать, но он был вынужден сидеть в четырех стенах, ожидая, когда закончится время карантина.

— Радуйтесь, что нам многое известно о болезни, — сказал им Делмар напоследок. — Не придется сидеть и ждать месяц. Если через пять дней признаков болезни не будет, значит, мы здоровы, и нас выпустят.

Подносы с едой приносил и уносил чумной доктор, неизменно в полной одежде, два раза в день. Это было единственным развлечением Натаниэля. В разговор лекарь не вступал, но, когда Натаниэль спросил о энергоячейке для протеза и инструментах, молча кивнул. А в следующий раз принес всё необходимое.

Поэтому Натаниэль мог коротать время не только в бесконечных письмах Джессамине, на которые не получал ответа, но и копаясь в отсоединенном протезе.

Он проводил пальцами по металлическим деталям и останавливался на тех, что были выполнены из дерева и китовьей кости. Он помнил, как именно на последних руки Джессамины обычно соскальзывали. Тогда Натаниэль полагал, дело в протезе. Но теперь понимал, что сестра просто не понимала, зачем он добавил кость, так напоминавшую человеческую.

Он и сам не мог толком ответить на этот вопрос. Это казалось ему… правильным. И красивым. Как соединение механизмов и чего-то живого, способное дать нечто новое и совершенное.

Теперь у него были дни, чтобы подкручивать, пробовать соединить иначе и негодовать, что не хватает материалов. Делать короткие зарисовки на листах бумаги одной рукой оказалось сложно, но в какой-то момент Натаниэль так увлекся, что перестал обращать на это внимание.

В дверь постучали.

Обычная вежливость, запиралась она всё равно снаружи. Натаниэль оторвался от бумаг и потер глаза здоровой рукой. Сейчас протез был прикреплен к другой руке, пальцы сжались и разжались с легкими щелчками. Чуть гудели энергоячейка и насосики, но к этим звукам Натаниэль давно привык и перестал замечать.

— Да?

Дверь открылась, впуская фигуру в темном балахоне и птичьей маске. Натаниэль с недоумением глянул в окно: еще светло. Завтрак уже приносили, до ужина еще далеко. Вне этого к нему никто не заходил.

— Пятый день, господин. Нужно осмотреть вас в последний раз. Если призраков болезни нет, вы сможете выйти.

Натаниэль с удивлением понял, что и правда. За работой он совершенно потерял счет времени, но был бы рад наконец-то выйти из вынужденного заточения и уединения.

— Как мои друзья? — спросил Натаниэль, снимая рубашку.

— Всё хорошо, господин.

Руки в тонких перчатках умело прощупывали его шею, осматривали грудь. Натаниэль чувствовал себя прекрасно и ежедневно уточнял, так ли всё хорошо у Делмара и Тео. Он получал неизменно положительные ответы.

После обычных проверок чумной доктор внезапно достал из маленькой принесенной сумки шприц, наполненный непрозрачной жидкостью.

— Что это? — спросил Натаниэль.

Он был готов к процедурам, хотя раньше ничего подобного не происходило. Когда-то Делмар говорил, что, если хочешь понять, насколько профессионален лекарь, просто попроси рассказать, что конкретно он делает.

— Обычная процедура, господин. После этого вы сможете выйти.

— Нет, я хочу знать, что конкретно и зачем вы собираетесь мне вкалывать.

Чумной доктор попытался что-то ответить, но ничего внятного, что только больше усилило подозрения Натаниэля. Никто не собирался показывать ему шприц, но он успел заметить, что стекло темно-синее.

— В синем стекле всегда хранят яд, — говорил когда-то Делмар. — Запомни это. Даже если забудешь, что за флакон, если он синий, точно яд. Все аптекари и лекари знают это непреложное правило.

Вряд ли пришедший чумной доктор был в курсе, о чем известно Натаниэлю. Но объяснять и не собирался. Вместо этого руки в перчатках перехватили здоровую руку Натаниэля, еще не успевшего натянуть рубашку обратно. Шприц метнулся к его предплечью.

Почти не успев сообразить, что делает, Натаниэль поднял вторую руку, вздрогнули насосики протеза, и игла царапнула по металлу и костяной детали.

Аристократов никогда не учили неблагородным дракам, но ни Тео, ни Делмар не упускали случая устроить дружескую потасовку, когда они втроем выезжали за город, где их могли видеть только верные слуги.

— Однажды эти навыки могут спасти жизнь, — подмигивал обычно Тео.

Натаниэль никогда не думал, что так оно и будет. Но сейчас, после краткой борьбы, он смог выбить протезом шприц из руки лекаря, оттолкнуть его самого, а потом и крепко приложить головой о стену. Тот отключился, съехал вниз по стене.

Натаниэль перевел дыхание и нашел взглядом шприц. Тот валялся на ковре и даже не разбился. Подхватив его, Натаниэль подумал, что настало время отыскать Делмара, а заодно и Тео.