Пять мужчин Долорес

========== 0. ==========

Марк Кейн ненавидел этот день.

Он не мог припомнить ни одного человека, кто бы в принципе спокойно относился к похоронам. Когда же при этом с утра льет дождь, то настроение падает совершенно.

А может, это из-за того, что сегодня утром Марк впервые собирался в пустом и тихом доме и понял, что больше никогда не будет, как раньше. Пыль продолжит ложиться на корзинку с вязанием Долорес, но ее руки не подхватят разноцветные нитки, чтобы снова связать еще один неуклюжий плед. Они уже и так заполняли весь дом, но Долорес не умела вязать ничего кроме полотен, и это занятие очень ее успокаивало.

Как искренне считал Марк, больше, чем любые таблетки. Так что он молча смотрел на очередного цветастого монстра в руках жены и просто прикидывал, куда его постелить — или просто убрать в гараж.

Этим утром он замер, рассматривая оставленную корзинку с вязанием. Потом тряхнул головой и вернулся к зеркалу, чтобы надеть черный пиджак и идеально уложить волосы.

На кладбище их тут же растрепали ветер и дождь. Горсть земли, которую положено бросить на крышку опущенного в могилу гроба, оказалась влажной и грязной — в руки Марку кто-то тут же сунул салфетку. Кажется, одна из тётушек Долорес, которую Марк видел впервые в жизни.

Его жена не очень-то общалась с родными. Плачущие родственники, затянутые в похоронный черный, сливались в единое пятно, в котором Марк различал только их общих с Долорес друзей да ее родителей. Мать тихонько плакала, прижимая к глазам платок, суровый супруг одной рукой обнимал ее, другой держал зонт.

Черный ручеек торопливо двинулся в сторону ожидавших машин, чтобы отправиться в дом родителей Долорес на поминки. Марк позволил им организовать всё, не очень представляя, кто все эти люди.

Он задержался около могилы дольше всего, отрешенно наблюдая, как могильщики деловито забрасывают в яму мокрую землю, аккуратно лежавшую рядом на целлофане. Марк и Колин — старший брат Долорес тоже задержался здесь.

Она пошла в мать, он больше в отца, но в то же время в их чертах лица, в их порой слишком резких, нервных жестах сквозило что-то общее. Темные волосы Колина намокли, пальто оставалось небрежно распахнуто, а в руках тлела неведомо какая по счету сигарета. Курильщик со стажем, как знал Марк, не выносивший запаха табака.

— Думаешь, она такой и была?

Марк вздрогнул и посмотрел на Колина. Тот с небрежной улыбкой кивнул в сторону лежавшего рядом надгробного камня. Его поставят позже, когда земля осядет.

«Долорес Кейн, возлюбленная жена и дочь, чей дух теперь навеки с ангелами».

— Какой? — решил осторожно уточнить Марк.

Ему не нравился Колин, никогда не нравился. Слишком резкий, грубый, занимающийся какими-то сомнительными делами, кажется, незаконным ввозом. Взгляд его темных глаз напоминал хищную птицу, а под правым угадывался тонкий белесый шрам.

— Кроткой, — бросил Колин. — Думаешь, она была ангелом?

Марк вспомнил, как жена опускала глаза, как вязала пледы и салфетки, которые выходили у нее не в пример лучше, но дико нервировали. Долорес молилась каждый вечер, рассеянно перебирая черные стеклянные четки, и помогала в церкви с каким-то сиротским приютом — Марк никогда не вникал, занятый делами адвокатской конторы.

Долорес любила рассказывать об этом вечерами. Или о том, как написала новую главу романа. У них на полке в гостиной стояло пять книг, корешок к корешку, фэнтези о похождениях отважной принцессы и ее верного рыцаря. Марку нравилось представлять себя на месте этого рыцаря, хотя тот не походил на него.

— Она не была ангелом, — ответил Марк. — Но была прекрасна.

— Ты совсем ее не знаешь. За два года женитьбы ты увидел только то, что Долли решила тебе показать. Ты понятия не имеешь о ней настоящей.

— Иди к черту, Колин.

Развернувшись, Марк зашагал к машинам. Он, конечно, тут же укорил себя за непозволительную вспышку, но не знал, что его задело больше. То ли то, что Колин может быть прав, то ли «Долли» — жена не позволяла так себя называть.

Но по тому, как произнес имя ее брат, Марк понял, тот именно так и звал.

Оказавшись вечером в тишине дома, Марк скинул пиджак и галстук, закатал рукава рубашки и включил ненавязчивую музыку.

Уже слегка пьяный после поминок, он взял бутылку вина, не озаботившись бокалом, и уселся на диване, закинув на него ноги. Взял толстую тетрадь в кожаной обложке, которую нашел вчера вечером, когда искал что-то в вещах Долорес. Тогда он мельком глянул на исписанные страницы и даты, с удивлением поняв, что это не черновик рукописи — это дневник.

Он не собирался читать, правда не собирался. Но теперь Долорес мертва, так какое ей дело?

«Дневник Долли О’Лири» значилось на обложке.

Марка раздражало короткое имя. Раздражала девичья фамилия, которую жена поставила на почти новый дневник.

Он сделал хороший глоток из горла и начал читать.

========== Бен ==========

Мою жизнь можно расчертить на аккуратные периоды, такие тонкие поначалу и ставшие куда шире после. И каждый отрезок будет иметь мужское имя — того, кто был главным, кому я покорялась, и кто покорял.

Или просто оказался рядом, слишком влияя на мою жизнь. Может, я всегда была зависима от мужчин, и в этом моя ошибка.

И первым, несомненно, стоит Бенджамин Уоррен, золотой мальчик школы Хай хиллс. Не было ни одной девицы, которая не была бы в него влюблена. В смысле, если у вас начали отрастать сиськи, а гормоны играют, заставляя фантазировать, представлять мускулистое мужское тело, это точно Бенджамин Уоррен.

Лучший спортсмен школы, звезда команды американского футбола, светловолосый, как ангел, с сияющей улыбкой.

Перед тем, как я начала писать дневник, то покопалась в соц. сетях. Бен так и не сделал спортивную карьеру, теперь это обрюзгший мужчина с намечающимся пузом, ребенком на руках и прыщавой женой за плечом.

Но тогда Бенджамин Уоррен ходил по школе Хай хиллс так, будто он ее король. Так и было на самом-то деле. Любая девчонка мечтала раздвинуть перед ним ноги, а он успел отыметь половину школы и явно не собирался останавливаться на достигнутом.

Я была маловата для него и слишком нескладной, чтобы привлечь внимание. Всего четырнадцать, и все мои достоинства — это внезапно округлившаяся грудь и жидкие волосы цвета темной меди. Мне оставалось только сжимать крепче учебники, когда в мутных школьных коридорах Бен проходил мимо. И мечтать о нем, неловко запуская руку себе в трусы дома.

Это было однажды в мае, жарким днем, когда стремительно близилось лето.

Мы с подругами говорили о Бене, развалившись на пустых спортивных лавках. Мечтали о нем вслух и совсем забывшись, когда к нам подошел мой брат.

У Колина не было проблем с девушками: высокий, хотя нескладный, он уже тогда курил, что считалось очень крутым. Криво усмехался, чем очаровывал девчонок, а его волосы, вроде бы такие же, как у меня, были густыми и растрепанными, от чего девицы млели.

Я считала крайне несправедливым, что у моего долговязого старшего брата такие шикарные волосы, а у меня нет. Но в остальном он был тем еще придурком.

— Вы сейчас из трусов выскочите, — заявил он, подходя к лавкам. — Но, если соберетесь дрочить на своего Бена, я готов посмотреть.

Одна из моих подруг фыркнула:

— Да он так хорош, что ты сам бы его отымел.

— Ой, нет, не вижу кайфа в членах. Но если хочешь, покажу, как люблю девушек.

Подруга только задрала нос и отвернулась (потом она всё равно дала ему, прямо там за лавками, год спустя). Я же с раздражением уставилась на брата:

— Ты чего пришел?

— Не кипешись, мелкая. Ты ключи забыла, а я буду дома поздно. Держи.

Я понятия не имела, где пропадает мой старший брат, да и не очень это интересовало. Родителям он втирал что-то о друзьях, я не выясняла подробностей. Зато вечером крайне удивилась, когда он постучал в дверь моей комнаты.