Кружево и сталь

С того мгновения бывший мечник стал надеяться, думать, звать. Первоначальное упрямство отошло на второй план, когда непроницаемое уныние этого места начало сводить его с ума. И Арей, цепляясь за остатки призрачного рассудка, непрерывно молился, тянулся всем существом к той единственной, кто могла ему помочь…

пока однажды его зов не был услышан.

Она пришла — бесплотным призраком, эфемерным образом воспрянула из его мыслей. Поначалу, впервые увидев её, бывший барон мрака решил, что затхлая тоска этого места окончательно поглотила его, и он теперь вечно станет блуждать по лабиринту собственных страхов. Однако, когда первоначальный шок развеялся, Арей осмелился приблизиться к ней, и призрак тут же исчез.

В следующий раз он уже смог подойти на достаточное расстояние, чтобы понять — мираж не принадлежал этому месту, он пришёл откуда-то извне. Очертания её фигуры окутывало слабое голубоватое мерцание. Оно шло рябью, будто помехи в передаче проекции. Однако, когда мечник попробовал коснуться образа, тот снова померк.

Так повторялось несколько раз, пока Арей, наконец, не понял — это он призвал её. Молитва сработала. Она пришла, чтобы быть ему утешением в том аду, который он заслужил.

Когда образ девушки в очередной раз без предупреждения возник перед ним, он не сделал попытки подойти ближе. Просто стоял и всматривался в до боли знакомые черты, которые за столько веков успели померкнуть в памяти. Портрет — всё, что у него осталось после гибели жены и дочери — даже при всём таланте художника не мог передать деталей. Того, как смешно собираются лучики вокруг её песочных глаз, когда она улыбалась. Непослушной прядки тёмных волос справа, всё время выбивающейся из-за уха.

А теперь он снова мог всё это видеть. Зная, что она не может говорить, он всё же не выдержал, прошептав безнадёжно:

— Пелька… Если бы ты знала, как я тосковал без вас…

«Я знаю», раздалось откуда-то изнутри самого мечника. Казалось, слова звучали прямо в его голове.

Знакомый, прозвеневший колокольчиком голос заставил его рвануться к ней. Призрак сразу же отдалился, подёрнулся мутью. Заключенная в мерцающий ореол Пелька покачала головой.

«Нельзя», вновь послышался грустный шёпот. «Они и так уже позволили нам слишком многое».

— Они? — Арей непонимающе нахмурился. — Кто — они?

Пелька не ответила, лишь по-прежнему стояла напротив, оглядывая его печальным взглядом. Мечник пытался не утонуть в том, что чувствовал. Так хорошо и так больно одновременно ему не было даже при жизни. Он столько хотел узнать у неё, стольким поделиться…

«Не стоит тратить лишних слов, душа моя, они нам теперь ни к чему», Пелька улыбнулась. «Я знаю всё, о чём ты хочешь рассказать мне. И ты тоже можешь узнать, что пережила я. Попробуй».

Арей послушался, стараясь ослабить мысленные барьеры. И тогда ему открылись просторы её памяти. Это не было похоже на его прижизненное умение стража мрака читать мысли других. Там всегда было какое-то сопротивление, и показаться ему могла лишь часть. А теперь… будто открылись шлюзы, и он на всех парусах ворвался в бескрайнее море чужих дум, воспоминаний, переживаний. Поначалу Арей, ошеломлённый таким шквалом эмоций, растерянно пытался хоть как-то сориентироваться в этом нагромождении чувств. А потом обрывки различных историй сами начали врываться в его разум.

Он увидел их с Пелькой первую встречу её глазами: суровое лицо и сказанное басом «Ути-пути, я тебя съем!», его широкая ладонь, пожавшая тонкую руку. Клятва, произнесённая на мосту и оказавшаяся пророческой — он действительно ни разу не посягнул на эйдос девушки и собственными руками похоронил её.

Затем мечник наблюдал со стороны, как он менялся, став мужем, а затем отцом, и подарив двум людям свою любовь. Собственное лицо в минуты страсти — плотской или гневной — поразило его глубиной этих самых чувств. Он и не знал, что был способен на подобное.

А потом было самое страшное… Боль их эйдосов, заточённых в могильной тьме. Он, Арей, знал, что есть мрак, и примерно представлял, что его ждёт после смерти — однако даже он оказался не готов к действительности. И сейчас ему ещё тяжелее было понимать, как страдали в этом аду души двух самых дорогих ему существ. Они не заслужили такого, а он не заслужил их.

«Арей», голос Пельки прозвучал настойчиво, и он вынужден был поднять голову. «Всё случилось так, как случилось. Не жалей о прошлом, о жизни, что прервалась… Впереди вечность, и есть ещё шанс…». Последние слова растворились в сероватой дымке вместе с призраком.

Она приходила к нему регулярно, хоть и ненадолго, и постепенно мечник понял, что существует от встречи к встрече. Когда знакомое лицо с огромными глазами внезапно разрезало беспросветную завесу этого мира, Арея наполняла чистая радость. Жизнь и судьба отняли у этих двоих всё, что возможно, бросили их в гущу испытаний, а их союз породил одну из самых красивых и трагичных легенд мрака. Но теперь оба были мертвы, и это казалось странным — ведь они ощущали всё гораздо полнее, чем при жизни.

Эти встречи продолжались очень долго, но Арей не мог бы назвать точный временной отрезок, ведь в Тартаре не существовало такого понятия, как время. Однако он навечно запомнил момент, когда всё переменилось.

Раздвинулись невидимые стены его темницы, пахнуло весенними травами, и этот аромат перекрыл привычную уже гниль. Мечнику думал, что теряет сознание, хотя и понимал, что это невозможно, ведь у него нет физического тела — лишь материальная личина, которую он восстановил по памяти. И, тем не менее, он чувствовал, будто поднимается куда-то высоко, его несло и швыряло на этих невидимых воздушных волнах.

Резкий свет хлынул внезапно и отовсюду. Голоса, до этого визгливые и стенающие, превратились в тихий, смутно знакомый шёпот. Арею казалось, что сверху его зовут так настойчиво, что даже при всём желании он не смог бы оставаться на месте. Будто невидимым магнитом, его влекло всё выше, пока режущий свет не взорвался невыносимой белизной. Арей ощутил себя крохотной частицей в безбрежном океане Вселенной, а потом всё исчезло…

…он лежал на спине, раскинув руки, ни о чём не думая. Чувствительность потихоньку возвращалась, подобно тому, как холод исчезает из тела у растопленного очага. Сначала тепло, распространяясь от центра груди, согрело плечи, ладони и ноги, добралось до кончиков пальцев и головы. Дрожь пробежала по телу мужчины, и он безмолвно поднялся с земли.

Арей стоял посреди равнины, согреваемой щедрыми лучами солнца. Вокруг, насколько хватало глаз, раскинулись бархатные холмы, кое-где пересекаемые узкими речушками. Растерянно оглянувшись, мужчина сделал несколько шагов вперёд и замер. Он не знал, куда идти, и не знал, где он.

Но есть вещи, которые не забыть даже через сотни жизней.

Свет, породивший тебя.

Покой, исцеляющий душу.

Догадка, поразившая бывшего барона мрака, была слишком смелой. Слишком наглой, чтобы быть правдой. Слишком сказочной. И всё же…

— Человек, которого спустя сорок лет заключения отпускают на свободу, тоже не верит своему счастью. Он успевает полюбить свою тюрьму.

Арей резко обернулся. Перед ним стоял Троил. Мужчине хватило буквально полувзгляда, чтобы узнать его. Генеральный Страж внимательно наблюдал за Ареем через толстые стёкла очков, ожидая, пока тот что-нибудь скажет. Но Арей молчал. Неверие и потрясение сковали его язык. Тот, кто раньше одним своим взглядом заставлял молчать кого угодно, теперь сам онемел.

Троил не стал торопить его и, повернувшись, двинулся на восток, сделав Арею знак следовать за собой. Двое шли по бескрайним полям, пересекали холмы, и постепенно Арей начал оправляться, сбрасывая оковы оцепенения. Он глядел на Троила во все глаза, иногда смаргивая по несколько раз подряд, будто думая, что страж исчезнет.

Спустя время они приблизились к небольшой рощице. У опушки стояла скамья, на которую присел Генеральный Страж. Арей остался стоять. Сначала он боялся поднять взгляд, но, рассердившись на себя, всё же посмотрел в зелёные глаза, скрытые за блестящими линзами.