Добрый медбрат

Кристина помнила, как мужчина сказал, что ему нужно увезти ее отца из комнаты для «анализов». Шприц, сказал он, на тот случай, если его сердце остановится. Кристина знала, что у ее отца нет проблем с сердцем, но она не была специалистом в этой области. Она согласилась.

В следующий раз Кристина увидела своего отца на следующее утро, 29 декабря 1998 года, в часы приема. Выглядел он бледно и нездорово, намного хуже, чем когда его привезли в Истон{84}. Врачи утверждали, что состояние мистера Шрамма ухудшилось не из-за инсульта. Его пульс колебался, а давление падало. Судя по всему, мистеру Шрамму становилось хуже и хуже, и Кристина начала мысленно готовиться к неизбежной смерти отца. Тот факт, что на следующее утро состояние ее отца стало стабильным, показалось ей каким-то медицинским чудом. Ей даже сказали, что он идет на поправку. С каждым днем он был все более оживленным. Ее приход каждый раз был чем-то радостным. Жена и дочь Отто приходили практически каждый день с печеньем и горячим термосом, и он всегда был счастлив их видеть, и еще счастливее становился, когда Кристина целовала его в макушку, перед тем как уйти на работу. Она разрешила себе начать надеяться на лучшее. Казалось, что худшее позади.

На третий день Кристина Тот получила странный звонок от постоянного терапевта ее отца, доктора Роберта Сильбермана. Сильберман сказал Кристине, что кто-то из сотрудников больницы – он не знал, кто и зачем, – самовольно заказал несколько анализов крови для ее отца, результаты которых оказались столь же загадочны. В крови Оттомара Шрамма содержался дигоксин, препарат, который ему никто не выписывал. Сильберман сказал, что уровень дигоксина был «выше некуда». Доктор Сильберман не мог объяснить ничего из описанного, но пообещал позвонить, когда будут готовы результаты новых анализов. В 1:25 ночи доктор перезвонил ей, он был шокирован. Новые анализы подтвердили предыдущие. А отец Кристины Тот умер.

«Пожалуйста, прислушайтесь к тому, что я вам скажу, – говорил Сильберман. – Когда вы приедете в больницу, они спросят, желаете ли вы провести вскрытие. На вашем месте я бы согласился». Кристина ничего не понимала. Из-за дигоксина, сказал Сильберман. Он боялся говорить что-то еще.

Семья Кристины приехала в палату ее отца в Истоне на следующее утро и обнаружила ее пустой за исключением Чарльза Каллена, который все еще работал в свою ночную смену. Кристина почувствовала, что медбрат как будто бы ждал ее. Он провел семью Кристины по коридору в другую палату. Тело Отто Шрамма лежало там, вымытое, причесанное и все еще присоединенное к машинам. Его мертвый вид шокировал Кристину. «Я дам вам немного времени», – сказал Чарли. Эта фраза почему-то напрягла Кристину – будто время наедине с отцом было личным подарком от этого медбрата, – но она прогнала эти мысли. Спустя несколько минут Каллен вернулся. Он хотел знать, планирует ли семья требовать вскрытие.

Кристина вспомнила то, что сказал ее доктор Сильберман. «Полагаю, что да, – ответила она. – Мы думаем об этом».

Каллену будто не понравился ее ответ. «Зачем вам вскрытие?» – спросил он. Он напомнил ей, что в завещании мистера Шрамма был указан отказ от различных мер, таких как система поддержания жизнеобеспечения. Вскрытие – еще более спорная вещь, чем поддержание жизнеобеспечения. Разве не противоречит это тому, чего хотел бы ее отец?

Кристина не стала ничего отвечать. Она просто попросила Каллена удалиться из палаты.

Спустя несколько минут зашла другая сестра, на этот раз женщина. Она тоже спросила Кристину о том, собираются ли они требовать вскрытие.

Кристина ничего не понимала. Ее обрабатывают всей командой или медработники не общаются между собой? Разве она только что не сказала медбрату, который ухаживал за ее отцом, все, что необходимо? «Мы пока не знаем», – сказала Кристина. Сестра кивнула и вышла из палаты, а Кристина вернулась к семье.

Спустя еще несколько минут пришла третья сестра и снова задала тот же вопрос. На этот раз Кристине это надоело. «Да, мы требуем вскрытия! – сказала она. – Разумеется, требуем: кто-то из ваших сотрудников дал моему отцу большую дозу лекарства и…»

«На вашем месте я бы больше ничего не говорила», – сказала сестра{85}.

17

Смерть Оттомара Шрамма стала предметом внутреннего расследования, а когда в его крови обнаружили потенциально смертельную дозу дигоксина, который ему не выписывали, вскрытие передали окружному судмедэксперту{86}. В конце концов следствие пришло к выводу, что смерть была несчастным случаем, однако Чарли этого так и не узнал и никакого влияния этот факт на него не оказал. Он все равно не собирался оставаться в Истоне надолго. Ему не подходило это место. К тому времени, как в марте 1999 года к нему стали появляться вопросы, Чарли уже был полноценным сотрудником отделения ожогов в больнице Лихай-Вэлли.

В ожоговом отделении Лихая пациентов все еще чистили на металлических койках и использовали костюмы высокого давления, но криков в них было гораздо меньше по сравнению с тем временем, когда Чарли начинал свою карьеру. Об этом позаботились новые препараты с приставкой «бензо», они помогали легче воспринимать стресс и боль. Морфий – традиционный препарат – казался более примитивным по сравнению с новым классом болеутоляющих, особенно с оксиконтином, который поступил на фармацевтический рынок всего за три года до этого{87}. Теперь существовали препараты, способные блокировать боль даже у самых юных пациентов.

Вместе с новыми препаратами пришла и новая система их отслеживания и распространения – компьютеризованные хранилища под названием «Пиксис медстейшенс», разработанные компанией «Кардин хелс» из Огайо. Машина «Пиксис» представляла собой огромную металлическую кассу с препаратами, компьютерным экраном и клавиатурой сверху. Не все медработники были в восторге от такого компьютеризованного аспекта своей работы, но Чарли это нравилось. Он всегда умел обращаться с техникой и оценил систему отслеживания выдачи препаратов медбрату так же, как это делает банкомат, выдавая наличные, – систему, которая связывает каждую выдачу с учетной записью конкретного пациента, но запись-то создает медработник. «Пиксис» упростила отчетность и позволила аптекам определять, где именно препарата осталось мало, чтобы можно было пополнить запасы. Система была полезная, но далеко не идеальная. В конце концов, это был еще один инструмент для очень тонкой работы, которым пользовались люди, имеющие собственные недостатки.

Чарли считал себя опытным специалистом по ожогам, особенно после того, сколько он проработал в ожоговом центре больницы святого Варнавы. Однако в Лихай-Вэлли он снова ощутил себя как на флоте – новичком. Чарли не нравилось, как там относятся к нему и к пациентам. Местный профессионализм казался Чарли бессердечным и равнодушным{88}. Он считал медперсонал Лихай-Вэлли жестоким и холодным. Коллеги, в свою очередь, считали его чокнутым. И потому во время долгих ночных смен той зимой Чарли почувствовал желание сделать то, что делал уже столько раз. Он не помнил, были ли пациенты, которым он причинял вред, жертвами автокатастрофы, пожара, не помнил, сколько их было{89} за эти шестнадцать месяцев ночных смен. Большинство умерло в течение его смены – их сердца останавливались прямо на глазах этих «холодных» медработников. Это было чем-то, что он мог сделать, – актом личной воли в деспотичной рабочей атмосфере.

В отделении ожогов большинство молодых мужчин были либо пьяными жертвами ожога от костра, либо жертвами автокатастрофы. Пациент Мэттью Мэттерн был из последних. Он застрял в горящей груде металла и был доставлен в Лихай с ожогами семидесяти процентов тела. Даже самым стойким сестрам было тяжело на него смотреть. Присутствие в крыле такого молодого пациента в критическом состояние вызвало волну новых эмоций и непривычную эмоциональную реакцию шокированных молодых посетителей. Пожилые медработники думали о своих детях и внуках, молодые – о своих друзьях, любовниках и даже себе самих. И хотя никто не говорил об этом вслух, по крайней мере не при Чарли, но многие уже произвели подсчеты у себя в уме. По «правилу девяти» двадцатидвухлетний Мэттерн был на девяноста два процента обречен. Шанс того, что он выживет, оставался, но смерть была более правдоподобным вариантом.

84

Оттомара Шрамма с едой в легких привезла из дома престарелых скорая.

85

Эти разговоры восстановлены по записям допросов Кристины Тот полицией Истона.

86

Коронер округа Нортгемптон Закари Лайсек не понимал, как Шрамму могли случайно дать смертельную дозу лекарства, поэтому провел тщательное восьмимесячное расследование смерти пациента. Он допросил десятки сотрудников, которые имели какое-то отношение к уходу за Шраммом как в доме престарелых, откуда его перевели, так и в больнице, где он получил передозировку и умер. Коронер знал, что Тот упоминала мужчину, который, вероятно, был медбратом, но не знала его имени. Судебно-медицинский патологоанатом обнаружил, что мистер Шрамм умер от пневмонии, а передозировка дигоксина была лишь дополнительным фактором, и в конце концов указал, что «смерть Шрамма должна считаться несчастным случаем». Лайсек все еще сомневался в этом, но кроме собственной интуиции не имел никаких доказательств, которые могли бы дать делу ход.

В судебных документах и полицейских отчетах говорится, что спустя три года Лайсек получил сообщение от неназванного источника, что загадочный медбрат, которого упомянула Тот, – это Чарльз Каллен и что он мог иметь отношение к смерти мистера Шрамма. После этого Лайсек связался с полицией штата.

Мистер Лайсек утверждает, что звонил в Истон, чтобы получить сведения о записях, связанных с Чарльзом Калленом. Администратор просмотрела дела сотрудников и ответила, что у них нет никаких данных о том, что Чарльз Каллен там когда-либо работал. Хоть Лайсеку это не очень-то помогло, но формально так и было. Для работы в Истоне мистер Каллен был нанят через агентство «Хелс Мед Ван», которое базировалось в городе Гаррисберг, штат Пенсильвания. Проблема с тем, чтобы отследить смену мест работы Чарльза Каллена, существовала все время и научила Лайсека тому, как важно для судебных следователей умение задавать правильные вопросы и составлять полный и точный список тех сотрудников, которые могли контактировать с потенциальной жертвой.

87

Оксиконтин поступил на рынок в 1996 году.

88

Такое восприятие ситуации было изложено Чарльзом Калленом во время разговоров со мной и с детективами; факты, сопровождавшие его дальнейшие действия и реакцию больницы, взяты напрямую из полицейских отчетов и показаний свидетелей.

89

Хотя Каллен и сказал полицейским, что убил четверых или пятерых пациентов в Лихай-Вэлли, точно им удалось установить личности лишь двоих: двадцатидвухлетнего Мэттью Мэттерна (31 августа 1999 года) и семидесятитрехлетней Стеллы Дэниельчик (26 февраля 2000 года). Женщина получила ожоги шестидесяти процентов тела – согласно «правилу девяти», это означало неизбежную смерть.