Страница 9 из 23
Я взял на плечи карету со всей поклажей и перепрыгнул с нею на холм.
Да, я забыл вам сказать, что одна из лошадей была еще очень молодая и пугливая. В то время, как я второй раз переносил лошадей уже с поля на дорогу, она так расходилась и стала так сильно бить ногами, что привела меня на одну минуту в сильное замешательство. Выпустить ее из под руки нельзя было, так как она могла бы убежать и завязнуть где-нибудь в сугробе, усмирить тоже трудно было, т. к. были заняты обе руки. Но и в таком положении я нашелся и отнял у лошади всякую возможность причинять мне боль своим буйством. Я засунул ее ноги в карман своего сюртука и она вынуждена была смириться.
Вы должно быть думаете, — «когда же, наконец, он расскажет о морозах?»
— Попрошу вас быть терпеливыми, расскажу вам сейчас и о морозах. Угадайте, почему рожок не играл, когда в него дул ямщик так сильно, что чуть не лопнул? А, вот, я вам расскажу.
Мы добрались до почтовой станции. Ямщик мой уселся поближе к печке, повесил на один гвоздь шапку, на другой гвоздь, над самым камином, повесил рожок. Я тем временем укладываюсь спать после утомительной дороги. Я начал дремать. Вдруг раздались над нашими, головами оглушительные звуки.
— Тра-та-та! Тра-ра-ра!.. ту-ту-ту!..
Я был в недоумении, не понимая в чем дело. Ямщик подумал было, что это тревога; но дело скоро выяснилось. Рожок от тепла скоро оттаял и без посторонней помощи, сам собою начал играть все то, что за целый день в него надул ямщик. Раньше всего он исполнил сигналы, которые были сделаны ямщиком в рожок, когда мы ехали по узкой тропинке, меж холмов; потом рожок заиграл что-то веселое на мотив: «по улице мостовой».
Затем перенес я и лошадей, взявши подмышку по лошади.
Мы в изумлении смотрели друг на друга, как бы спрашивая, — что это такое? Чистые и ясные звуки все продолжали свободно выходить из рожка, напевая различные мелодии русских народных песен. Этот интересный инструмент в продолжение целого часа забавлял нас прекрасными народными песнями. Нам удалось познакомиться с такими песнями, как «Закувала тасыва зозуля», «Ой зацвила червона калына» и многие другие, между прочими — исторические думы о вольных походах запорожцев на турецкие владения. Случай с рожком, кажется, был последним приключением во время моего путешествия по России.
Так, вот, милостивые государи, теперь вам, должно быть ясно, что в России бывают такие морозы, от которых даже звуки замерзают.
Вы улыбаетесь?!.. Я сам не люблю слушать как многие путешественники имеют нехорошую привычку, рассказывая о своих приключениях, говорить гораздо больше, чем это было в действительности. Ничего, конечно, нет удивительного, что подобные истории вам кажутся иногда невероятными и невозможными. Но смею вас уверить, что в моих приключениях, несмотря на то, что они вам кажутся чудовищными, нет ни капли вымысла, и мне чрезвычайно больно и обидно ваше недоверие, тем более, что я намереваюсь вам рассказать еще о своем морском путешествии и приключениях на нем.
Всем известно, что море более богато всякими необыкновенными происшествиями, чем суша.
Когда вы не доверяете моим рассказам о моих приключениях на суше, то что же будет с приключениями на море?
Господа, я очень прошу, если кто усомнился в истине моих рассказов, лучше сознаться и не стеснять меня своим присутствием, так как я не могу свободно рассказывать вам о своих действительных приключениях, сознавая, что мне не верят, пожимают плечами, переглядываются и даже без стеснения смеются. Все дальнейшие мои приключения столь же правдивы, как и предыдущие, несмотря на кажущуюся невероятность.
На сегодня довольно с вас, господа. Спокойной ночи!
VI
Приключения на море в первое путешествие
Первое путешествие в моей жизни относится к далекому прошлому. Я был тогда очень молод. Это было еще задолго до путешествия моего в Россию, с которым я имел честь вкратце познакомить вас, так как умолчал о многих приключениях, а познакомил вас только с некоторыми, чтобы дать понять вам о чудной стране — России и о моей находчивости, храбрости и сообразительности. Теперь же я хочу вам кое что рассказать еще о моих приключениях на море в годы прекрасной юности. События, о которых я буду говорить, безусловно правдивы, в чем, я думаю, вы сомневаться не будете, несмотря на невероятность этих удивительных приключений.
Я был тогда едва оперившимся птенчиком и не совсем еще отвык от детских привычек. Самостоятельности во мне было очень мало, так как я мирно проживал в счастье и благоденствии под родительским крылышком. Мой дядя, по матери, занимал высокий пост в посольстве на острове Цейлоне и страшно любил меня; мне же очень нравились его форма — гусарского офицера, его высокий рост, статность и длинные, черные, как смоль, усы. Меня, почему то, все называли проказником и даже говорили, что мой белый пушок под носом и на подбородке не успеет вырасти, как я себе где нибудь сломаю голову. Может быть родители думали так потому, что я целые дни и ночи только и мечтал о путешествиях и о страшных приключениях, где всегда рисовал себя победителем; даже во сне я летал через моря и горы, и когда с испугу просыпался, то находил себя на полу. Сестры смеялись надо мной говоря, что я летаю с кровати на пол.
Должен заметить, что отец мой провел большую часть своей жизни в кругосветных путешествиях и в зимние долгие вечера любил угощать нас рассказами о своих приключениях. Теперь я объясняю свою страсть к путешествиям просто врожденной склонностью и следованию примерам незабвенного отца. Я столько наслушался всяких занимательных рассказов о приключениях и лишениях путешественников, что считал себя уже достаточно закаленным и не бояться ничего в свете. Мне не хотелось вырваться из дому и порвать навсегда с родительской опекой.
Я пользовался всяким представлявшимся мало мальски удобным случаем для меля, чтобы удовлетворить непреодолимую страсть видеть свет.
Отец, привыкший сам к путешествиям, немного сочувствовал мне; он понимал, что мне тяжело томиться в родной семье без особого дела, быть просто нахлебником, но мать и тетенька ни за что не решались отпустить меня из дому. Никакие просьбы и мольбы мои ни к чему не приводили. Наконец, дело повернулось для меня в очень хорошую сторону и случаю, самому обыкновенному случаю, угодно было удовлетворить мое страстное желание. Я узнал, что к нам должен был приехать мой любимый дядя, гвардейский офицер, который очень любил меня и просто глаз не спускал с меня во время наших встреч. Он часто мне говорил: если тебе что-нибудь нужно будет, обращайся ко мне, а я для тебя все устрою. Я старался в его присутствии быть тихим, покорным, хорошим юношей, чтобы еще больше расположить его к себе. Однажды я поделился с дядей своей мечтой отправиться путешествовать, и он мне ответил, что сделает все зависящее от него, чтобы помочь исполнению моего желания.
Моей радости не было конца, и я уже был уверен, что дело пойдет на лад. Дядя красноречиво стал доказывать, что для меня прямо таки необходимо проехаться по свету, и после долгих увещаний, возражений, противоречий и обсуждений, к великой моей радости все согласились, чтобы я отправился с ним на остров Цейлон, где он много лет занимал ответственный служебный пост. Я быстро стал собираться в далекую дорогу и через несколько минут уже был совершенно готов к отплытию в чужие страны, но все начали смеяться над моей чрезмерной поспешностью. Пришлось еще обождать недели две, пока мы, наконец выехали в Голландию, чтобы взять там некоторые поручения и документы и затем уже отправиться в путешествие.
Мы отплыли из голландского порта, Амстердама. Морское путешествие представляло для меня много нового и интересного. Как бы я не старался умолчать о том, что происходило на море, но никак не могу обойти молчанием перенесенной нами страшной бури. Собственно, наше плавание, только благодаря той буре и ее последствиям, представляет некоторый интерес, так как больше по дороге с нами ничего не произошло. Буря эта разразилась как раз в то время, когда мы бросили якорь у одного небольшого островка, чтобы запастись там пресной водой и углем. Она так сильно бушевала, что вырывала с корнем множество деревьев и поднимала их в воздух. Страшно было смотреть, как стихия играла такими громадными деревьями, точно пылинками. Некоторые из деревьев были тяжестью в несколько сот пудов, тем не менее их подняло на неизмеримую вышину, так что они казались маленькими точками и кружились там, точно пух отцветшего одуванчика. Море так бушевало, что приводило в ужас весь экипаж нашего парохода, который качался, как щепка на поверхности пенистых валов. Я впервые видел страшную силу природы, которая, казалось, жаждала жертв, без умолку завывал сильный ветер, наводя панику на все живое.