Страница 14 из 23
Он выглядел очень важно. Его нарядный костюм привлекал общее внимание, а из кармана его жилета висела толстая цепь из чистого золота, украшенная разноцветными дорогими камнями; на конце цепи привешено было очень много красивых брелков и медальонов, с изображениями знатных людей. В каждой петлице его фрака висела золотая медаль с различными изображениями; каждая медаль стоила, по крайней мере, несколько сот червонцев. Все пальцы рук его усеяны были красивыми драгоценными перстнями. На среднем пальце правой руки сверкал огромной величины бриллиант. Рубины, сапфиры, аметисты, хризоберилы блестели и переливались тысячью различных цветов, освещая яркими цветами всех находившихся вокруг него. Когда он вынул из одного жилетного кармана свои часы, то двое из наших слуг ослепли от сильных лучей, испускаемых драгоценными камнями, из которых были целиком сделаны часы. Карманы его брюк и сюртука оттопыривались и обвисали до самой земли от тяжести кошельков, наполненных червонцами. Я спросил, зачем он носит с собой так много золота в кармане: его можно всегда с удобством заменить более легкими деньгами — кредитными бумажками.
— Бумажка для меня не имеет ценности, я люблю только золото и драгоценные минералы!
— А что это за изображения и гербы на этих медалях и других предметах? — спросил один из матросов нашего корабля.
— Эти вещи поднесены мне в подарок знаменитыми особами в Франции. Вот, например, эта медаль, поднесена мне баронессой Крюгер, а эта графом Тралялинским, а эта за мои благодеяния в пользу бедных!
Он еще много пересчитывал имен и объяснял значение каждого изображения, но я уже забыл его подлинные слова, а своего не хочу добавлять, чтобы не вызвать недоверия к моим рассказам.
— Боже мой! — подумал я про себя, — этот невзрачный господин должно быть оказал человечеству громаднейшие услуги, если, при господствующей в настоящее время общей скупости, он осыпан такими многочисленными и драгоценнейшими подарками!
От беседы с нами он так устал, что попросил не беспокоить его, пока он не отделается окончательно от смущения. Это было вполне понятно, потому что быстрота падения воздушного шара была так велика, что у него захватило дыхание, и он некоторое время совсем не мог произнести ни одного слова. Кроме того, он думал, что пропадет без следа в морских волнах, так как близко берегов не видно было. Через некоторое время он оправился и рассказал нам следующее:
— Я сам родом француз. У меня нет в достаточном количестве ни знаний, ни фантазии, ни умелости чтобы выдумать такого рода путешествие. Я сознаюсь в этом чистосердечно и себя не расхваливаю, но меня сильно раздражала заносчивость и спесь семи обыкновенных клоунов и танцовщиков по канату. И, вот, чтобы сбавить эту спесь у них, мне как-то случайно пришла мысль воспользоваться услугами воздуха, чтобы подняться еще выше их. И теперь я, конечно, считаю себя родоначальником будущей авиации.
Дней, приблизительно, шесть или семь тому назад, к сожалению точно не знаю, потому что потерял счет времени, — я поднялся на своем шаре в Англии, с мыса Принца Велийского, взяв с собою барана, чтобы потом его сбросить, для потехи любопытных зрителей. Через несколько минут я поднялся довольно высоко, и люди, которых я оставил на земле казались очень ничтожными пылинками; меня же несло все выше и выше. К моему несчастью, через минут десять после того, как я поднялся, ветер переменил свое направление и вместо того, чтобы отнести меня к Экзетеру, где я хотел спуститься, он понес меня к морю. Мне стало так страшно, что я потерял сознание и полумертвым лежал в корзине вместе с бараном. Когда я оглянулся, то увидал, что ветер гонит меня над морем, над которым я долго носился на чрезвычайной высоте. Густые облака, мешали мне рассматривать оставленную внизу под собой землю.
Какое счастье, что я не выбросил барана для потехи публики. На третий день сильный голод принудил меня убить барана и этим спасти себя от голода. Как это ни противно и совершенно чуждо для меня, но я вынужден был совершить такое, своего рода преступление, т. к. был поставлен в критическое положение. Пока я лишал жизни бедного моего спутника, мой шар уже успел подняться выше луны. Я вспомнил одну интересную сказку, будто луна сделана из самого чистого серебра. Ее приятный свет меня ласкал и с большим наслаждением я всматривался в ее лицо, но не успел я хорошенько насмотреться на нее, как почувствовал, что меня что-то сильно греет. Шар на столько приблизился к солнцу, что оно беспощадно жгло мою спину и сожгло совершенно мои усы, ресницы и бороду.
Кстати, я воспользовался лучами солнца, положил убитого барана с той стороны, где оно особенно сильно грело, — и через каких нибудь три четверти часа баран зажарился. Не знаю чем объяснить, что мясо барана оказалось очень вкусным; должно быть это оттого, что оно изжарилось солнечными лучами. Этим то мясом я питался все время своего воздушного путешествия.
Кто знает, до каких пор мне пришлось бы еще летать. Я, чего доброго, посетил бы все планеты небесные. Залетел бы в гости к прекрасной Венере, пожелал бы всего хорошего жителям Марса, и много кое чего еще увидел бы…
— А зачем вы так долго летали, господин? — спросил француза один из матросов нашего судна.
— Эх, дорогой мой, я хотел давно слететь на землю, но веревка, которая соединена с клапаном на нижней стороне шара, предназначенным для выпускания газа, оборвалась, не выпустивши ни одной струйки газа. А без этого спускаться никаким образом нельзя было. — Если бы вы, уважаемый барон, — обратился он ко мне, — не выстрелили в мой шар и не разорвали бы его, и тем не выпустили из него газа, то я мог бы носиться на нем между небом и землей, как Магомет, до самого дня страшного суда.
Окончивши свой рассказ, он крепко пожал мою руку и горячо благодарил меня за свое спасение. Мы устроили пирушку, в честь его спасения. Француз подарил свою золотую корзину моему лоцману, а остаток барана выбросил в море. Шар сильно пострадал от моей пули, а при падении настолько разорвался, что починить его не было никакой возможности, и потому его выбросили также в море.
За короткое время француз подружился с нашими и подарил на память о себе всем нам золотые вещи, которых у него было очень много. Мы его отвезли в Константинополь, и там и представил его султану, который наградил путешественника и отправил его на родину в цветущую Францию.
XI
Вторая поездка барона в Константинополь
Хочется, друзья мои, рассказать вам еще об одной странной истории. Волею судеб я был заброшен в Африку, где меня приняли с большими почестями. Меня назначили важным сановником в Трансваальской республике. Я успешно выполнял все важные и тяжелые государственные поручения и заслужил большое доверие у народа и правительства. Однажды нужно было поручить кому-нибудь съездить в Константинополь для личных переговоров с султаном по очень серьезным и важным делам, как для Турции, так и для Трансваальской республики. Долго обдумывали, кого бы послать с этими поручениями к султану. От переговоров зависело все дальнейшее направление дела. После долгих размышлений, выбор пал на меня. Я был выбран почти единогласно, благодаря тому, что знал хорошо турецкий язык и был знаком с Константинополем и всеми обычаями турок. С большой торжественностью и многочисленной свитой отправили меня в Константинополь с важным поручением. Признаться, я ехал с затаенной радостью в груди и невольно улыбался про себя, когда сравнивал свое настоящее положение, уполномоченного посла, с прежнею должностью султанского пчеловода. Турки приняли нас с большим почетом. Нас поместили в прекрасной вилле, принадлежащей самому султану и немедленно назначили мне у султана аудиенцию. Русский, немецкий, итальянский и французский послы явились ко мне с визитом и засвидетельствовали свое глубокое уважение нашей республике, и, кроме того, они взяли на себя, как это полагается, миссию представить меня султану.