Страница 7 из 8
Ответы на эти вопросы были бы интересны, если бы, как и в Истории ВКП(б), касались только идейной борьбы, а не внутрипартийной борьбы за власть.
Ленин в сердце анархист… с диктатурой своего порядка… нужен ли такой порядок русскому народу? – не задумывался.
Русич не терпит диктатуры, но приемлет абсолютизм… «пусть царь или барин думают, а мы сотворим задуманное!»
Сталин, предпочитая порядок в себе и чужих душах, пользовался абсолютизмом в полную силу, устанавливая СВОЙ порядок… по желанию «соратников» и народа.
Ленин – идеалист, за щитом материализма и марксизма осуществляющий свои мечты… чужими руками, силой СВОЕГО упрямства и напора… Нужны ли его мечты были людям? – не задумывался.
Сталин постоянно думал о том, что необходимо людям… чтобы они считали его нужным.
Ленин требовал верности идеи, Сталин – верности себе.
Ленин не требовал к себе ни любви, ни уважения… главное требование – подчинённость его мысли.
Сталин желал любви к себе и уважения к своей «империи».
Каким бы ни был Ленин хитрым, упрямым, грубым в отношении противников, как в партии, так и за её пределами, он обладал ценными человеческими качествами – не держал обиды и лишён мстительности, которые исходят из бесстрашия и уверенности в свободе.
Обида и мстительность довлели над Сталиным и под их властью совершались многие поступки…
Ленинской опорой являлись соратники (личности) и «массы» (обезличенные) пролетариата, возглавляемые партией.
Сталин опирался на себя, на «верных» товарищей, а «массы» его пугали, потому предпочитал видеть в них людей.
Рассматривать Сталина как глубоко самостоятельную личность не совсем справедливо…
Изначально он революционный романтик – время воспитало его таковым… и люди его окружали чаще случайные, с которыми отношения приходилось строить по необходимости.
Главное, он идеологический последователь и «крутой» ученик Ленина, но был создателем на практике жизни, а не на практике освоения теории Маркса.
Сталин не заумный теоретик-мечтатель, а прагматичный всезнайка.
Что для России эпоха Сталина?.. Благо это или зло?.. Не будет однозначного ответа, которого не может быть никогда – любая интонация, любое идеологическое направление даст только субъективную суть ответа… и время не сможет расставить всё по своим местам – ему не дана такая способность…
*
«Все <…> явления, получившие названия, назначения, функции, исполнения, есть только условные, потому что ни одна функция не абсолютна. Поэтому Мир объективно существующих вещей есть система условных знаков, функций и отношений», – это мысль, которая должна развиваться в последующих размышлениях «о субъективном и объективном в искусстве или вообще» Казимира Малевича.
Изначальное заблуждение может привести ко множественным заблуждениям, среди которых невольно может оказаться истина.
Вероятно, Малевич верит или по-своему понимает суть абсолютного, которого, по его мнению, не может быть ни в явлениях, ни в предметах, тем более ни в идеях и Боге… можно отдать должное свободному мыслеизлиянию, но они ассоциируются с блеющим ягнёнком, заблудившимся в терновнике – листочки сладкие, а веточки колючие.
«Осязать предмет нельзя, ибо всё есть осязаемая беспредметность взаимодействий». Это главное заумное заблуждение Малевича и стержень им выдуманного супрематизма.
Логика проста: если предмет осязаем беспредметно, то он может быть каким угодно… каким его нарисует сознание, а оно у каждого своё.
Скорее всего – это женская логика, а если чувственность Малевича такова, то он примитивнейший философствующий художник-фантаст… самовлюблённостью вознесённый до самосознания себя Мессией беспредметной живописи, которая революционирует искусство… его уничтожением.
Но истина найдена… сама собой и Малевичем незамеченная – она была для него технической: сопоставление цветов создаёт живопись (в обоих случаях красиво и живо) при восприятии картины, в которой искусство продолжает жить… а художник не теряет смысла.
«Бог (не существующий объективно), никто его не видел и не знает»… Смысл Бога не в том, чтобы его увидеть – это примитивное желание, а в том, чтобы открыть и познать его в себе.
«Смерти никто не видел, видят только труп, видя труп, говорят о смерти, т. е. о том, чего не видят и чего нет, ибо материя вечно жива»… но постоянно видоизменяется – в чём есть её жизнь.
«Отсюда можно сделать вывод, что смерть, Бог, душа – субъективные понятия, т. е. такие вещи, которые другой не видит и которые объективно существовать не могут»… и в этом есть истина – у каждого своё осознание смерти, Бога и души… и осознание действительно умирает, если своё понимание смерти и Бога хранят только в своей душе… и тем более в пустой душе.
Художник – это потребность продолжения жить после «видоизменения» плоти… т. е. убери у человека творческое начало и сознание «видоизменится» в сторону логической целеустремлённости – и нет человека, есть механическое существо, которое живёт, но омертвляет всё, с чем соприкасается.
«…Возникает мысль, что если абсолютного сознания нет, то оно существует частично, если же осознание частично, то, очевидно, я частично живой человек, и в те моменты, когда перестаю осознавать – делаюсь мёртвым…» Абсолютное не делится на части… если существует «частичное», то обязательно должно существовать целое… и оно в самостоятельном человеке – это абсолютный мир… если человек осознаёт себя «частичкой» – это рабство и упадок сознания до смерти творческого начала, а все ошибки и заблуждения от чисто логического познания…
И тогда можно договориться до следующей белиберды: «…Если посмотреть всю историю сознания человека, то мне кажется, что мы не найдём ни одного осознанного факта». Абсолютное отсутствие творческого начала, даже при употреблении слова «кажется»… но состояние сознания… возможно «частичного».
«Искусство не больше и не меньше занято чем-либо другим, как только одним и тем же, как и все, но возможно возражение, что нет, и вот в этот момент наступает спорная область, начинают вскрываться все те же точки, которые были в обсуждении общего вопроса о субъективном и объективном». Трудно понять, чего здесь больше: стремление диалектическому мышлению придать логическое… или логику внедрить в диалектику… или – это не важно, главное суть мысли: искусству придаётся всеобыденная однозначность, ничем не отличающееся «от всего».
Да, каждый субъект видит по-своему – в этом его свобода сознания… но человек несвободен от чувств, и если он их раб, то и настроение управляет человеком – «всё» делается обыденным.
Искусство не воспитывает ни человека, ни его чувства… только при глубоком желании соприкасаться с искусством, человек воспитывает свои чувства, а человек творчества живёт в нём – любая жизнь в любой среде не может быть «обыденной».
«Искусство как явление художеств может быть научной дисциплиною и достоянием масс». Превратить искусство в «научную дисциплину» (читай: в систему) значит кастрировать его… а может, кастрация и есть искусство?..
«Массы» – вещь абстрактная и плод сознания, значит, по Малевичу, сугубо «субъективная»… и абсолютно неодушевлённая… поэтому «достоянием масс» могут быть только желания «вождей», собственно, для этого они и придуманы.
Если бы эту «вещь», т. е. статью Малевича, прочитал Владимир Ильич… он своим раскатистым смехом и категорическим мнением (беру не самые грубые определения) раскрыл бы его глубокую суть: «недоумок» и «пустозвон».
Иосиф Виссарионович, прочтя статью Малевича, задал бы сакральные вопросы, какие задавал Я. Стэну, разработавшему Сталину программу изучения трудов Гегеля, Канта, Фейербаха и других: «Какое всё это имеет значение для классовой борьбы?»… «Кто использует эту чепуху на практике?»… «Какое это имеет значение для теории марксизма?.. и не останется без своего мнения: «интеллигентская болтовня».