Страница 20 из 34
– Прошу вас, успокойтесь, – попросил он, обезоруженный ее отчаянием. – Клянусь, ему уже ничего не угрожает. Как его имя?
– Зачем оно вам? – Элеонора начала обретать самообладание.
– Имя! – с нажимом повторил Сен-Жюст.
Обхватив лицо руками, она порывисто расхаживала по небольшой и совершенно пустой, если не считать стола и двух стульев, комнате. Грязная шаль соскользнула с ее плеч и лежала у ног Сен-Жюста.
– Так вот почему я здесь! – Элеонора остановилась, осененная догадкой, и смерила Сен-Жюста колючим взглядом. – А я-то думала, что дело в… – она запнулась. – К чему же тогда было разыгрывать комедию вчера, выпытывая у меня имена моих влиятельных любовников, если вас интересует тот, кто, единственный из всех, не обладает никаким влиянием?
– Имя, – холодно проговорил Сен-Жюст.
– И вы отпустите меня?
Похоже, она решила, что с ним можно торговаться. Глубокое заблуждение!
– Мои вопросы еще не закончились, – отрезал он. – И я советую вам отвечать на них. Мое терпение на исходе.
Элеонора помедлила, затем подошла к столу, опустилсь на самый краешек деревянного стула, взяла перо, написала два слова на чистом листе бумаги и протянула его Сен-Жюсту.
Шарль де Лузиньяк. Дворянин на службе Барера. Невероятно! Впрочем, учитывая неустойчивые взгляды последнего, чему тут удивляться? Теперь Сен-Жюст знал подлинное имя убитого шпиона. Дело было за малым: расспросить его любовницу об услугах, которые он оказывал Бареру.
– Могу я узнать, что с ним? – Элеонова встала. Настороженные зеленые глаза в упор посмотрели в холодные серые глаза Сен-Жюста.
– Это письмо было найдено в кармане убитого агента роялистов, – сказал он и отвернулся, не желая становиться свидетелем ее отчаяния.
Он услышал, как она тяжело опустилась на стул, – и больше ничего. Прошло не меньше минуты, прежде чем Сен-Жюст снова взглянул на Элеонору. Она сидела, положив локти на стол и скрыв лицо в ладонях. Поколебавшись, Сен-Жюст приблизился к молодой женщине и тронул ее за плечо. Она вздрогнула и посмотрела на него сухими и как будто потерявшими цвет глазами. Он ожидал, что она заплачет, и с удовольствием поздравил себя, что избежал женской истерики.
– Шарль никогда не служил роялистам, – сказала она охрипшим голосом и, откашлявшись, добавила: – Убитый мог быть не Лузиньяком, верно ведь? – в ее взгляде Сен-Жюст увидел надежду.
– Мне жаль разочаровывать вас, гражданка, но ошибка исключена, – Сен-Жюст сам удивился сочувствию, которое невольно проскользнуло в его тоне.
– Он не служил роялистам, – тихо повторила Элеонора.
– Вот как? Кому же он служил?
– Думаю, никому… Разве обязательно служить кому-то? – она прикоснулась к губам, стараясь унять их дрожь. В горле встал неприятный комок.
– Вы предлагаете мне поверить вам или, может быть, стоит подождать еще пару дней, чтобы вы, наконец, поняли, что отказом отвечать на мои вопросы лишь оттягиваете время вашего освобождения?
– Я начинаю думать, что никогда отсюда не выйду. Если вы убеждены, что Шарль служил роялистам, то я в ваших глазах являюсь его сообщницей.
– А это не так?
– Говорю же вам, он не был связан с роялистами! Политика не интересовала его.
– Чем же он тогда занимался?
– Ничем особенным. У него было состояние, какие-то акции… – предательский комок мешал ей говорить. Она сжала горло, пытаясь помешать рыданиям, готовым вырваться наружу.
– Он спекулировал? Играл на бирже? – быстрые, короткие, как удары топора, вопросы не давали ей времени собраться с мыслями.
– Возможно… точно не знаю… мы никогда не говорили о делах. В деньгах он не нуждался, это все, что я могу сказать. Откуда вы знаете, что это он? Еще пару минут назад вам даже имя его не было известно! – она цеплялась за малейшую надежду, еще теплившуюся в ней.
– Вы знаете его адрес?
– Боже мой! – прошептала она в отчаянии. – Да ответьте же мне!
– Его адрес!
– Я никогда не была у него, – сдалась Элеонора.
– Но письма вы куда-то отправляли?
– Я писала ему лишь дважды. Оба письма были отправлены с его же собственным посыльным, приносившим мне цветы. Он говорил, что чем меньше я буду знать о нем, тем лучше для меня. Да мне ничего и не хотелось знать, кроме того, что… – она замолчала, чувствуя, что на этот раз уже не сможет сдержать рыдания.
– Кроме того, что?.. – переспросил Сен-Жюст.
– … кроме того, что он любит меня, – прошептала Элеонора. – Господи, это просто не укладывается у меня в голове! Кто мог его убить? Как? За что?
Она умоляюще посмотрела на Сен-Жюста, надеясь получить ответы на мучившие ее вопросы, но натолкнулась на безмолвное равнодушие и, наконец, заплакала.
– Ради всего святого, прекратите истерику! – раздраженно вскричал он. – Ваш любовник – не невинная жертва! Он воевал против республики, он проиграл и заплатил за это жизнью. Мы на войне, гражданка, на непрерывной и жестокой войне! И не моя вина, что он играл на стороне врагов французского народа!
Этот крик, в котором, наконец-то, прозвучали человеческие эмоции, сменившие бездушное спокойствие, подействовал на молодую женщину, как ушат холодной воды. Она встрепенулась, отерла слезы дрожащими пальцами и со злостью посмотрела на сидевшего напротив нее человека.
– С чего вы взяли, что он действовал против народа? Кто дал вам право судить? Кто сделал вас защитником народа? Кто наделил вас властью решать, кому жить, а кому умирать? – Элеонора сама не заметила, как перешла на крик.
– Цель любого правительства – забота о гражданах, – высокомерно произнес Сен-Жюст, как будто выступал с трибуны Конвента. Его голос снова потерял всякое выражение, зазвучав равнодушным спокойствием. – Право решать судьбу республики народные представители получили в тот момент, когда были избраны нацией для выполнения этой священной миссии.
– Оставьте ваши напыщенные речи для послушных идиотов, которые еще верят в то, что говорят депутаты! – она все больше распалялась, движимая гневом и ненавистью. – Я знаю достаточно этих самых представителей народа, чтобы понять, насколько они ничтожны и мелочны, насколько увлечены собственной наживой и до какой степени им наплевать и на ваш народ, и на вашу республику.
– Меня нисколько не удивляет ваше представление о депутатах Конвента, учитывая, кто именно из них посещает ваш дом. К несчастью для республики, среди тех, кто обязан ее защищать, немало таких, кто пытается извлечь максимальную выгоду из своего положения. Они порочат славное звание народного представителя и провоцируют ненависть к верховным слугам народа. Подождите еще немного, и вы увидите, как республика покарает своих недостойных служителей.
– Республика? – насмешливо спросила Элеонора. – Или горстка ее правителей? Уж не себя ли вы олицетворяете с республикой, гражданин Сен-Жюст? Уж не от вашей ли руки падут те, кого вы так безапелляционно отнесли к недостойным слугам народа? Не много ли вы на себя берете, гражданин член Комитета общественного спасения? Помнится, даже покойный король Франции не мог позволить себе подобной самонадеянности.
– Король Франции не имел никакого права решать судьбу французов, поскольку был узурпатором власти, а не законным ее представителем. Только народ может выбирать, кому он делегирует свою власть и свой суверенитет.
– И эти делегаты затем получают полное право расправиться с народом, так послушно доверившимся им?! – вскричала Элеонора. – Ваши слова тем более чудовищны, что исходят от того, кто наделен властью воплотить их в жизнь!
– Не путайте народ с его врагами, – возразил Сен-Жюст.
– Кто же проводит эту границу? Кто решает, что этот человек – друг, а этот – враг народа? Каким образом вы отделяете зерна от плевел? И как узнаете, что не ошиблись в своем отборе?
– Действия людей говорят сами за себя. Их слова и поступки выдают суть их натуры.
– Слова? – Элеонора покачала головой. – Как можно наказывать за слова? Поступки? Разве существует хоть один человек, ни разу не совершивший ошибки?