Страница 4 из 10
– Нормально.
– А ты ужинала?
– Ужинала.
– А что ты себе приготовила?
– Что-то приготовила. А какая разница?
– Ну мам, ну ты же любишь готовить?
– Да отстань ты от меня…
Но я была настойчива. Вскоре мама это поняла и покорно, без всякого интереса рассказывала, как порезала салат и потушила мясо.
Я звонила и доставала её расспросами, какие планы на день, а будет ли она вязать, а кого хочет пригласить в гости, и т. п. Ещё хуже, что я приезжала и заводила все эти заунывные разговоры лично.
Однажды мне пришла в голову гениальная идея. Мама шикарно вязала, но я давно не просила её ни о чём, а тут грандиозно замахнулась и попросила связать для меня огромную шаль. Типа пледа.
Боже мой! Через два месяца я получила самую кривую и, как оказалось впоследствии, последнюю, потому и любимую шаль от мамы.
Я ведь ещё не знала тогда, что первая стадия – это отрицание. И мой мозг изо всех сил пытался отрицать тот факт, что происходит нечто нехорошее. Что криво связанная шаль – это признак.
Чего-то очень страшного.
А тем временем заключения любых её исследований гласили: «патологии головного мозга не выявлено».
Это потом уже, в совершенно неожиданный момент они вдруг сменились на пугающие записи: «Синдром умеренных когнитивных нарушений с медленно прогрессирующими нарушениями, глазодвигательными расстройствами и начальными признаками псевдобульбарных нарушений».
Ещё одна устрашающая абракадабра.
Но это будет позже. А пока мы наслаждались последними безоблачными деньками. Словно в затишье перед бурей.
Отношения у моих родителей закончились очень давно, я была ещё ребёнком. Но мой папа никогда не снимал с себя ответственности за наше с сестрой и мамой благополучие. Так и в этот раз, он сразу же пришёл нам на помощь и нашёл некую клинику, которая «лечит» тяжелые случаи «потери интереса к жизни» вроде маминых, заплатил внушительную сумму за лечение, и мы вроде как расслабились.
Каждый день она садилась за руль и ездила на процедуры, а потом заезжала побыть бабушкой к детям сестры. Нам стало спокойно: лечить маму начали, возникли ежедневные процедуры, выстроился график, и бурная деятельность вокруг этого события вращалась как никогда, так что упрекнуть нас в недостатке внимания стало теперь сложно.
Недовольной была лишь мама. Она называла клинику «шарлатанами» и жаловалась на то, что ей теперь только хуже.
Но я была слишком беспечна для того, чтобы обратить внимание на едва заметные подозрительные признаки болезни.
Именно этим болезнь и коварна – подкралась незаметно и потихоньку начала реализовывать свой подлый план необратимого уничтожения мозга.
А ты в это время сидишь где-нибудь с мужем в баре, смеёшься и думаешь, что мама опять звонит тебе не вовремя и смешно с тобой разговаривает.
Полный провал.
Однажды поздней осенью, сильно заранее готовясь к Новому году, я разбирала вещи и обдумывала последствия кризиса 2008 года, в частности то, что мы с мужем решили закрыть наш микробизнес, так как в новых экономических условиях это оказалось самым лучшим решением. И мне было, мягко говоря, не весело.
Позвонила моя сестра. После очередного безрезультатного исследования у неё больше не было сил скрывать все подробности, и она решила, наконец, всё мне рассказать.
– Летом мы сделали с мамой МРТ, я возила её по рекомендации к одному хорошему неврологу.
– Каждому хорошему неврологу нужен хороший невролог, – как обычно, отшучивалась я.
– Она привлекла даже одного известного профессора, который пишет учебники по неврологии. Его подпись стоит на документах…
– Ну, и?
– В общем, коротко, итог такой: есть некая болезнь, непонятно какая. Нужно делать массу обследований, болезнь будет прогрессировать. И вроде как она может продолжать вести привычный образ жизни, сколько сможет.
– Сколько сможет? В смысле? – я решила, что это шутка.
Ведь мамы не болеют. Не болеют же?
Светин голос изменился, стал немного хриплым от волнения.
– А потом эта невролог вышла со мной в коридор, чтобы мама не слышала, и сказала, что расслабляться нельзя, потому что через пару месяцев она превратится в «овощ» и будет лежать в таком состоянии много лет.
Сложно объяснить эмоции, когда такое говорят про одного из самых главных для тебя людей.
Особенно после того, как ты вместе со всей семьёй убеждала её, что «ей просто скучно и необходимо внимание», а она заболела болезнью, в результате которой станет «овощем».
От безысходности мы с сестрой очень сильно поругались друг с другом прямо по телефону.
– Что значит «нет названия заболевания?» Не бывает такого! Что за идиоты вас консультировали?! – начала я.
– А ты самая умная? Могла бы с нами съездить хоть раз и всё спросить!
– Для начала могла бы позвать на ваши тайные вечеринки на двоих!
– Да как тебя позвать, если ты вечно самая занятая: то свадьба, то работа?!
Помню, что пока мы ругались, я швырялась всем, что под руку попадётся, мы громко, на разрыв глотки, выкрикивали ругательства в адрес друг друга, кажется, я даже засветила телефоном в стену в конце разговора…
Я точно не помню даже хронологию этих последующих дней, но фразу: «Ваша мама закончит дни в виде овоща, лежащего в кровати», – не забуду никогда.
А это вообще не входило в мои планы.
В мои планы входило лишь безупречное будущее, в котором с мамами всегда всё в порядке.
«Выпустив бесов», я, конечно же, успокоилась, огляделась и поняла, что даже не нанесла серьёзного урона имуществу.
Но во мне словно что-то сломалось.
То ли оттого, что сказали эту фразу не мне и я не имела возможности ответить этой дуре врачу что-то в духе: «Сама ты овощ», – или объяснить ей, что она ошибается, и пациенты-овощи бывают лишь в кино. Или объяснить, что, в конце концов, нельзя таким чудовищным сравнением преподносить людям информацию о неизлечимом заболевании ближайшего человека.
Ох, да, в 2008 году я была ещё слишком молода и часто рубила сплеча. Возможно, поэтому сестра и не брала меня с собой. Со мной было слишком сложно переживать такие вещи.
Я тогда ещё многого не знала, в том числе и того, что когда один из самых важных для тебя людей становится «овощным пациентом», для тебя всё равно ничего не меняется, ты всё равно разговариваешь с ним так, словно ничего не происходит. Ты подбираешь все свои сопли, борешься, держишься и откуда-то, правда совершенно непонятно откуда, знаешь, что делать. И тебе неловко за тех, кто ещё недавно был рядом, а теперь вдруг уже нет. И скорее всего, просто потому, что люди не понимают, как себя вести. И ты бы рада объяснить. Но на это ресурса пока просто нет.
Найти бы сначала источник ресурса для себя…
Кстати, оказывается, чуткости лишены гораздо больше людей, чем можно себе представить. От врачей и соседей до продавцов в магазинах и разных должностных лиц. Но откуда взяться чуткости у других, если даже мы сами до конца не понимали, во что мы вляпались.
Если мы знакомы с заболеваниями головного мозга только по фильмам.
Всё, что я знала о болезни Альцгеймера, – это фильм «Дневник памяти». Помните, там два таких милых старичка с трогательной историей любви? Она такая элегантная старушка с укладкой и красной помадой, в чистой и опрятной одежде. В конце фильма они в доме престарелых, легли в одну кровать и умерли в один миг. Во сне. В красивой одежде и изящных позах.
Поверьте, это всё неправда. И люди такими заболеваниями красиво не болеют.
Но я тогда всего этого ещё не знала.
Ну и к тому же, я снова вам напомню, что первая стадия – это отрицание. Ты просто не веришь в то, что происходит. Причём не просто бессмысленно отказываешься слышать, а аргументированно не веришь.