Нампара (ЛП)

Otta kelmys yn-kemysks

Blesyow, may fons-y cowl leskys

Ha’n da, ha’n drok.

С последними словами она бросила букет прямо в середину костра. Затем дети, которым позволили остаться, и молодежь в праздничной одежде взялись за руки и без передышки начали водить хороводы вокруг костра и петь старинные народные песни — «Милый мой соловушка», «Жаворонок» и «Ласковый ветер».

На протяжении всего вечера продолжался непрерывный круговорот между костром и остатками празднества, прихваченными из сада. И когда рекой полились эль и вино, кое-кто из местных мелкопоместных дворян, а за ними и гости рангом повыше, добродушные и слегка захмелевшие, начали присоединяться к танцующим — и были приняты с тем же радушием.

— Устала? — поинтересовался Росс, обнимая Демельзу за талию.

— Ничуточки, — она положила голову ему на плечо.

— Кажется, всем очень весело. И фейерверк начнется через минуту.

Фейерверки каждый год покупали Эдвард и Клоуэнс, в дар жителям деревни. Запуском руководил Аарон Нэнфан, который обычно отвечал за насос на Уил-Лежер. Вскоре небо озарили ракеты и змеи, гербы и екатерининские колеса — пурпурные, розовые, желтые и зеленые — и танцоры замерли, любуясь и ахая от восторга.

И наконец, когда луна серебряной монетой поднялась в ночное небо, скрипучий оркестр завел безудержную джигу корнуольского танца, и вскоре почти все присоединились к хороводу вокруг костра.

Шаги были достаточно простыми — три прыжка и подскока, три вращения с партнером и снова прыжки и подскоки. Все начиналось достаточно спокойно, но это было обманчивое впечатление — чем дольше играла музыка, тем быстрее становился танец.

Росс успел завершить всего один круг, когда больная лодыжка заставила его остановиться и сесть, и Демельза была рада последовать его примеру. Внезапно у нее перехватило дыхание, что часто случалось после сильной прошлогодней простуды, хотя ей и в голову не приходило жаловаться.

Костер постепенно стал угасать, пока наконец не превратился в сноп искр. Горящие угли тускнели, и люди начали расходиться — местные семьями и маленькими группами шли в окружающие деревни, а прочие гости во временное жилье в лучших домах округи.

На то, чтобы попрощаться с каждым, казалось, потребуются часы, однако Демельза решила не упустить никого из оставшихся на весь долгий праздник. Когда они с Россом тоже двинулись вниз, в долину, она зевала, прикрывая ладонью рот.

Нампара под звездами казалась полной покоя. Во многих окнах заманчиво мерцали свечи. Демельза с Россом шли через сад, где воздух полнился ароматом роз. А ближе к дому они почуяли другой аромат, пьянящий и сладкий, с легким оттенком ванили.

— Надо же, как разросся, — отметил Росс, глядя вверх, на крупный вечнозеленый куст возле южной стены библиотеки, вознесший белые, похожие на восковые цветы почти до уровня крыши.

— Да, наконец-то. Я не надеялась, что он приживется.

— Ему требовалось время, чтобы приняться.

— Я думаю, все дело в стихах, — задумчиво сказала Демельза, склоняя голову на плечо мужа.

— В стихах?

Поколебавшись, она глубоко вздохнула.

— Хью Армитадж присылал мне стихи. — Полжизни она хранила этот секрет. — Я долго их хранила. А однажды решила, что... хватит их беречь. Я их порвала и зарыла здесь, под корнями. И после этого куст стал расти намного лучше. Прекрасные были стихи, — добавила она, и от печали в ее голосе сердце Росса заныло.

— Я знаю. — Он тоже колебался. — Одно стихотворение я видел.

Демельза испуганно взглянула на него с немым вопросом в глазах.

— В тот день, когда мы ходили к Боскауэнам, как раз перед смертью Хью. Помнишь, тогда шел дождь, и нам пришлось оставить одежду сушиться у очага. Я пришел одеваться раньше тебя, и когда перевернул твою юбку, письмо выпало из кармана. Я не намеревался читать, но...

На минуту они умолкли, слышно было только дыхание. Где-то рядом звенела ночная песнь соловья.

— Росс, я не хотела причинять тебе боль. Это не было даже...

— Тебе незачем объяснять. Все давно прошло. И думаю, в каком-то смысле мы квиты.

Взгляд Демельзы метнулся к его лицу.

— О нет, Росс, это не потому...

Он нежно коснулся пальцем ее губ, заставив умолкнуть.

— Да, я знаю. Я совсем не об этом. Но ты простила меня, и я должен был простить. Может, мне для этого потребовалось больше времени, но в итоге я понял, что вся любовь — это и есть способность понять и простить.

И они оказались в объятьях друг друга. «Может быть, мы слишком стары для поцелуев в лунную ночь летнего солнцестояния, — мелькнула мысль у Демельзы. — А может быть, для этого слишком старым стать невозможно».

Весть о смерти короля достигла Корнуолла на следующий день после праздника. Многие из тех, кто хотел задержаться подольше и полюбоваться летними красотами графства поспешно изменили свои планы и готовились к незамедлительному отъезду в Лондон.

Но Кэролайн среди отбывающих не было.

— Боюсь, все королям и королевам придется обойтись без меня, — объявила она. У меня есть куда более важные дела.

Кэролайн осталась на две недели. Пару раз к ним на чай заезжала Харриет, и все трое с удовольствием сплетничали, однако ей хватило мудрости на большую часть времени оставить старых подруг вдвоем.

Погода стояла прекрасная, и прогуливаться по берегу долгими вечерами, как часто делали в прежние годы. Они сидели на камнях, подставив лица теплому летнему солнцу. Прилив отступил далеко, и небо отражалось в длинных полосках воды на мокром песке.

— Ах, — Кэролайн сделала долгий глубокий вдох, — ничто не сравнится с воздухом Корнуолла. Вкус у него — как у шампанского, прямо из холодного погребка.

Демельза вопросительно посмотрела на подругу.

— Можно подумать, ты по нему соскучилась.

— Конечно, соскучилась. Ведь я прожила здесь большую часть жизни.

— Но, кажется, ты всегда предпочитала Лондон.

Кэролайн невесело рассмеялась.

— То была другая Кэролайн. Та, какой меня воспитали. Глупенькая и поверхностная, интересующаяся только модой и приемами. Та, от которой ждали брака с карьеристом вроде Анвина Тревонанса или с лордом Конистоном, либо с любым из десятка других подходящих джентльменов, которых мне представляли всевозможными способами. Временами меня так раздражает та Кэролайн.

— Но она же не настоящая Кэролайн, — сказала Демельза.

— Да. Настоящая Кэролайн жила внутри, но не знала, как выбраться. И та, другая, побеждала ее — до той поры, пока я не встретила Дуайта.

Она подобрала гальку и по косой швырнула над морем так, что камешек заскакал над волнами — она всегда ловко умела бросать блинчики, мальчишкой Гарри этому очень завидовал.

— Дуайт разглядел и понял меня настоящую. Разумеется, другая Кэролайн не сдавалась без боя. Время от времени она поднимала голову и требовала, чтобы я дала, что ей хочется. Но к счастью, Дуайт прекрасно с этим справлялся — не много найдется мужчин, согласных время от времени отпускать жену слоняться по Лондону. — Она вздохнула. — Он был особенный, мой Дуайт.

Кроншнеп ковырял длинным клювом мокрый песок, выискивая червей. А дальше по берегу над волнами стаей скользили сварливые чайки, раскидывая белые крылья. Демельза помолчала, глядя на них.

— Ты знаешь, в те давние дни мы иногда сомневались в том, что сделали доброе дело хотя бы для одного из вас, когда убедили тебя вернуться, — сказала она. — Казалось, у вас с Дуайтом так мало общего.

— О да, совсем ничего, — с готовность. согласилась Кэролайн. — Он не охотился, а я не посещала бедных. И он совсем не интересовался управлением поместьем, а потому с удовольствием переложил это на меня, и мне понравилось. Я ненавидела его опыты и препарирования, и он старался держать все это от меня подальше. И хотя я всегда опасалась, что он подхватит какую-нибудь ужасную инфекцию и принесет домой, должна признать, этого ни разу не случилось. Дети росли самыми здоровыми в мире. Разве что немного кашляли при простуде.