Страница 26 из 29
Во время сессии вопросов и ответов на конвенции комиксов один фанат обвинил Ли в избегании социальных проблем. «Мы считаем, – ответил Ли, – что страницы наших комиксов, возможно, являются не самым подходящим местом для обсуждения какой-либо социальной проблематики. Мы можем ошибаться. Может быть, мы должны высказывать свое мнение громче и, возможно, будем».
Вскоре после этого случая Marvel наконец стала однозначнее изображать отдельные важные события, хотя тексты все еще оставались размытыми.
Подобная смесь была не совсем безобидна. «Кризис в кампусе!» – кричала обложка шестьдесят восьмого выпуска «Удивительного Человека-Паука». В этом комиксе Питер Паркер, студент Университета Эмпайр-стейт, боролся, но как-то непоследовательно, с гражданским неповиновением. Как и в Колумбии, конфликт возник на почве использования недвижимости колледжа. Сначала Паркер осторожно симпатизировал планам заговорщиков, которые он слышал: «Похоже, назревает проблема! Джош является представителем большинства разозленных кошек… И я думаю, у них есть право злиться… Хотелось бы, чтобы у меня было время заняться этим делом!» Но через несколько страниц он огрызается на своих сверстников, точно так же, как в дни Дитко: «Любой может нарисовать знак, мистер! Это не делает вас правыми!» Затем, в странном столкновении реплик и супергероев, враг Человека-Паука, Кингпин, яростно уничтожает собственность колледжа и подставляет студентов, которых на последних страницах увозит полиция. «У всех них будет шанс остыть!» – щебечет Человек-Паук, исчезая. Разрыв между мрачными картинами Ромиты и притянутым за уши оптимистичным текстом Ли показывал колебания Marvel в высказывании своей позиции, если таковая вообще имелась. Возникало ощущение, что между созданием рисунков и написанием текстов было какое-то домысливание. Когда Ли работал над двумя следующими выпусками, ожесточенные столкновения в Чикаго на съезде Демократической партии еще больше изменили национальные настроения. История, растянутая на три выпуска, завершилась коллективным обсуждением в стиле «почему-мы-не-можем-жить-дружно», в котором сокрушенные протестующие узнают, что декан Университета Эмпайр-стейт все это время тайно сражался с попечителями школы от их имени. Со своей стороны декан признает: «Я думал, что студентов надо видеть, но не слышать».
Чтобы выглядеть по-настоящему прогрессивно, можно было просто заселить комиксы чернокожими персонажами – обычными гражданскими, не обладающими суперсилой. К своей чести, Marvel была в авангарде изображения таких случайных образов в течение нескольких лет. (Еще в 1963 году Ли и Кирби поместили темнокожего солдата Гейба Джонса в команду Воющих коммандос (Howling Commandoes) Сержанта Фьюри и протестовали, когда типография пыталась изобразить его белым.) Через два месяца после дебюта «Черной Пантеры» в 1966 году в «Мстителях» появился чернокожий биофизик Билл Фостер; год спустя чернокожий редактор газеты Джо Робертсон присоединился к сотрудникам «Дейли Бьюгл» в «Удивительном Человеке-Пауке». В частности, популярность Черной Пантеры (его имя сейчас приобрело коннотацию, до которой Ли и Кирби никогда не додумались бы) взлетела, когда он вступил в состав «Мстителей» в начале 1968 года. Теперь чернокожее население вселенной Marvel начало разрастаться. Стоит признать, что исполнение иногда было неуклюжим: Хоби Браун, мойщик окон, ставший злодеем; Билли Карвер, сопротивляющийся боевикам вьетнамский ветеринар, и физик-мученик Эл Б. Харпер. Все вместе они казались неуклюжей попыткой показать либеральный настрой белых, но все же было ощущение, что Стэн Ли подыскивал подходящий момент, а не слепо следовал тренду.
Конечно, Ли был счастлив подыграть аудитории. Когда в издании East Village Other опубликовали статью, оплакивающую отсутствие чернокожих героев в творениях DC и Marvel, Ли попросил заместителя редактора немного притормозить процесс и потянуть резину, написав письмо с указанием скудных примеров имеющихся персонажей:
«Вы указываете на то, что Пантера – единственный представитель чернокожих. Как вы считаете, не было бы глупо с нашей стороны, что, как только мы узнали о нехватке таких персонажей, в комиксы внезапно нагрянули бы пятнадцать гастролирующих афроамериканцев? У нас есть Т’Чалла (Пантера), Джо Робертсон и его сын, Вилли Линкольн, Сэм Уилсон (Сокол), Гейб Джонс, доктор Ноа Блэк (Центуриус) и даже суперзлодей Мэн-Эйп. Короче говоря, мы думаем, что для начала у нас достаточно чернокожих героев».
Marvel ступила на зыбкую почву: Вилли Линкольн был слепым вьетнамским ветеринаром, Центуриус – злодеем, превратившим себя в «протоплазматическую слизь», пытаясь стать «высшим существом», и… Мэн-Эйп? И никакого персонажа по имени Сокол на самом деле еще не существовало. Ли и Джин Колан на скорую руку придумали персонажа, который был похож на звезду университетской футбольной лиги О. Дж. Симпсона, и быстро запихнули его на страницы «Капитана Америки». Через три месяца, к выходу следующей статьи в East Village Other, в главном сборнике комиксов появился первый афро-американский супергерой. Сокол содержал голубятню на одной из крыш Гарлема, на вид безработный и не обладавший суперсилами. По словам одного критика, его едва ли можно было представить участником революции, он был «своего рода Синди Пуатье в костюме супергероя», но это было только начало.
Еще одним способом поддержать рейтинги было привлечение художников, популярных в фанатском сообществе. Нил Адамс услышал от Джима Стеранко, что Marvel дает своим иллюстраторам полную свободу действий, и договорился о встрече со Стэном Ли. «Вы можете выбрать любой комикс, какой захотите», – сказал ему Ли, точно так же, как он сказал это Стеранко двумя годами ранее.
Адамс выбрал «Людей Икс», полагая, что ему будет предоставлена полная свобода и он сможет полностью переработать наименее продаваемое издание компании так, как он посчитает нужным. Конечно-конечно, сказали ему, только утрясите этот вопрос с создателем этого комикса, Роем Томасом.
Пока Ли пытался сориентироваться в социальных и эстетических тенденциях конца 1960-х годов, Томас внимательно следил за стилем работы своего босса, наполняя содержанием повествовательные гобелены, опираясь на то, что было до него, и иногда улучшая. В свои двадцать с лишним лет он не только, как и Ли, любил классику, но и чувствовал культурные ориентиры молодого поколения; он засыпал свои истории ссылками на все: от Эсхила до Чудо-Бородавочника. Вместо создания новых персонажей Томас развивал предыстории того, что уже существовало. Работая над «Мстителями», Ли попросил Томаса придумать нового героя. Томас хотел воскресить персонажа Вижн времен Timely, не использовавшегося с тех пор, как Кирби нарисовал его в начале 1940-х годов. Когда Ли настоял на том, что персонаж должен быть андроидом, Томас просто отправил Джону Бушеме старое изображение Вижна, предложил сохранить имя и элементы костюма и описать его как андроида. Кроме того, внутри нового Вижна будут микросхемы, на которые будет перенесена «структура мозга» Чудо-Человека, созданного Ли и Кирби и умершего в девятом выпуске «Мстителей». Таким образом, Томас смог эффективно переработать двух выбывших героев в «нового», популярного члена команды Мстителей.
Частично эта тенденция «секонд-хенда» была обусловлена сентиментальными чувствами Томаса к героям его юности, а частично – пониманием того, как ведется бизнес в мире комиксов, особенно после правовых проблем, с которыми столкнулись Сигел и Шустер, а также Саймон, Бургос и Дитко. Он знал, что Marvel будут принадлежать права на любого персонажа, которого он создаст: «Я начал думать о том, как когда-нибудь они могут сделать фильм или телевизионное шоу с одним из моих персонажей и как я буду все это ненавидеть, если не получу деньги или какую-либо прибыль». Кроме всего прочего, Томас предложил более прямолинейный взгляд на персонажей Ли. Например, герои «Мстителей» начали подходить ко взрослым отношениям, хотя иногда и странным образом. Генри Пим, который уже примерял костюмы Человека-Муравья и Великана, опять изменил свою личность и в результате несчастного случая в лаборатории стал Желтым Жакетом. Только благодаря этой подсознательной трансформации он смог изменить свою судьбу трудоголика и жениться на Осе. (Томас, возможно, выразил в сценарии некоторые из своих взрослых дилемм – он закончил писать историю в свой медовый месяц.)