Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 29



– Что случилось, малыш? – спросил Трэвис.

Эйнштейн покосился на хозяина и снова устремил взгляд в омытую луной ночь. Он тихо завыл, его уши слегка приподнялись.

– Там что, кто-то есть? – Трэвис встал с кровати и натянул джинсы.

Опустившись на все четыре лапы, Эйнштейн выбежал из спальни.

Трэвис нашел его у окна в темной гостиной. Теперь пес вглядывался в ночную тьму с другой стороны дома.

Присев на корточки возле собаки, Трэвис положил руку на широкую мохнатую спину:

– В чем дело? А?

Эйнштейн прижал морду к стеклу и нервно заскулил.

Трэвис не увидел ничего угрожающего ни на лужайке перед домом, ни на улице. И тут его осенило.

– Тебя беспокоит то существо, что преследовало нас утром в лесу?

Собака бросила на Трэвиса печальный взгляд.

– Так что ж там все-таки было в лесу? – спросил Трэвис.

Эйнштейн снова заскулил и встряхнулся.

Вспомнив о диком страхе собаки – и своем собственном – в предгорьях Санта-Аны, а также об охватившем его тогда суеверном чувстве, что их преследует нечто сверхъестественное, Трэвис содрогнулся. Он посмотрел в окно на спящую улицу. Заостренные контуры листьев финиковых пальм были окаймлены бледно-желтой полоской света от ближайшего фонаря. Порывистый ветер гонял по тротуару комочки пыли, опавшие листья и мусор, на несколько секунд ронял их обратно и оставлял лежать мертвым грузом, после чего подхватывал снова. Одинокий мотылек бился в стекло прямо перед лицом Трэвиса, ошибочно приняв за огонь отражение луны или уличного фонаря.

– Ты боишься, что он до сих пор идет по твоему следу? – спросил Трэвис.

Собака тихо тявкнула.

– Ну я так не считаю, – успокоил ее Трэвис. – Думаю, ты не понимаешь, как далеко мы уехали на север. Мы ведь были на колесах, а ему придется топать ногами, что будет весьма затруднительно. Эйнштейн, кем бы он ни был, он остался далеко позади, в округе Ориндж, и ему ни за что не узнать, куда мы уехали. Можешь больше не беспокоиться. Понятно?

Ткнувшись носом в руку Трэвиса, Эйнштейн лизнул ее, словно в знак благодарности. Но затем снова посмотрел в окно и едва слышно заскулил.

Трэвису пришлось уговаривать пса вернуться в спальню. Ну а в спальне тот захотел полежать на кровати рядом с хозяином, и Трэвис, желая успокоить животное, не стал возражать.

Ветер стонал и шептал под свесом крыши коттеджа.

Время от времени в доме слышались привычные ночные шорохи и звуки.

Урчание двигателя, шелест шин. По улице проехал автомобиль.

Утомленный как эмоциональными, так и физическими перегрузками трудного дня, Трэвис быстро заснул.

Проснувшись на рассвете, Трэвис сквозь полудрему увидел, что Эйнштейн опять сторожит у окна, и сонно позвал собаку, устало похлопав рукой по матрасу. Однако Эйнштейн остался стоять на часах, и Трэвис снова провалился в сон.



Глава 4

1

На следующий день после стычки с Артом Стреком Нора Девон отважилась на продолжительную прогулку с намерением обследовать те районы города, которые раньше не видела. При жизни Виолетты они обычно ходили лишь на короткие прогулки раз в неделю. После смерти старухи Нора продолжала выходить на улицу, хотя и значительно реже, однако ни разу не отважилась отойти от дома дальше чем на шесть-восемь кварталов. Но сегодня она собиралась пойти гораздо дальше. Первый скромный шажок на длинном пути к свободе и самоуважению.

Прежде чем выйти из дому, Нора рассмотрела возможность легкого ланча в каком-нибудь выбранном наугад ресторане. Но она никогда не была в ресторане. И перспектива общения с официантом и приема пищи в обществе незнакомых людей страшила Нору. Поэтому она просто положила в бумажный пакетик яблоко, апельсин и два овсяных печенья. Она поест в одиночестве где-нибудь в парке. Даже это будет революционным прорывом. Мало-помалу, шаг за шагом.

Небо было безоблачным. Воздух теплым. Деревья с молодой зеленой листвой выглядели свежими; их ветви трепетали от ветра, достаточно сильного, чтобы ослабить зной от палящего солнца.

Нора шла мимо ухоженных домов в том или другом испанском стиле и, с жадным любопытством рассматривая двери и окна, размышляла о людях, живущих в этих домах. Счастливы ли они? Или грустят? Любят ли друг друга? Какую музыку и какие книги предпочитают? Какую еду? Планируют ли провести каникулы на экзотических островах? Собираются ли пойти вечером в театр или в ночной клуб?

Она никогда раньше не думала о других людях, так как знала, что их пути никогда не пересекутся. Думать о них – пустая трата времени и сил. Но сейчас…

Когда кто-нибудь шел ей навстречу, Нора по привычке низко опускала голову и отворачивалась, но спустя какое-то время набралась мужества посмотреть прохожим в лицо. И удивилась, обнаружив, что большинство из них приветливо улыбаются и здороваются с ней.

Перед зданием окружного суда Нора остановилась полюбоваться желтыми бутонами юкки и малиновыми цветами бугенвиллеи, вьющейся по оштукатуренной стене, оплетая кованую чугунную решетку на одном из высоких окон.

Нора постояла на ступеньках старой приходской церкви миссии Санта-Барбара, восстановленной в 1815 году, разглядывая красивый фасад. Затем обошла внутренний двор со Священным садом и забралась на западную колокольню.

Девушка стала постепенно понимать, почему в некоторых из множества прочитанных ею книг Санта-Барбару называли одним из красивейших мест на планете. Нора прожила здесь всю свою сознательную жизнь, но поскольку она безвылазно сидела в доме тети Виолетты, а выходя на улицу, не смела поднять глаз, то сейчас словно впервые увидела город. Город этот очаровал и одновременно потряс ее.

В час дня, в парке Аламеда, Нора села на скамью у пруда в тени трех развесистых финиковых пальм. У нее уже начали болеть ноги, но возвращаться домой было рано. Открыв бумажный пакет с ланчем, Нора достала желтое яблоко. Никогда еще еда не казалась ей такой вкусной. Чувствуя, что проголодалась, Нора быстро съела апельсин, кинула кожуру в мешок и уже принялась за овсяное печенье, как вдруг на скамейку возле нее плюхнулся Арт Стрек.

– Привет, куколка!

На нем были лишь голубые шорты для бега, кроссовки и толстые белые спортивные носки. Однако Стрек появился явно не после пробежки, поскольку даже не вспотел. Стрек был мускулистым, широкоплечим, дочерна загорелым, с ярко выраженным мужским началом. И в шорты он вырядился исключительно для того, чтобы продемонстрировать крепкое телосложение. Нора поспешно отвела глаза.

– Ты что, стесняешься? – спросил Стрек.

Нора не могла говорить, к языку прилип кусочек овсяного печенья, который она не успела проглотить. Во рту вдруг пересохло. Нора боялась, что подавится, если попытается проглотить печенье, но и выплюнуть его она тоже не могла.

– Моя милая, застенчивая Нора, – произнес Стрек.

Опустив глаза, Нора увидела, что правая рука, сжимавшая печенье, предательски дрожит. Печенье раскрошилось, кусочки упали на землю.

Нора убедила себя, что долгая прогулка – это первый шаг к освобождению от комплексов, но в данный момент ей пришлось признать, что у нее была совсем другая причина выйти из дому. Она просто пыталась избежать назойливого внимания Стрека. Она боялась оставаться дома, боялась, что Стрек будет звонить, звонить и звонить. Однако сейчас он нашел ее на открытом воздухе, где нет защиты в виде закрытых окон и запертых на засов дверей, что было хуже телефонных звонков, гораздо хуже.

– Посмотри на меня, Нора. – (Нет.) – Посмотри на меня.

Раскрошившееся печенье наконец выпало из ее правой руки.

Стрек взял Нору за левую руку, и Нора попыталась сопротивляться, тогда Стрек стиснул ее ладонь, сдавив кости пальцев, и Нора капитулировала. Он положил ее раскрытую ладонь на свое обнаженное бедро. Оно было твердым и горячим.

У Норы скрутило живот, участилось сердцебиение, она не знала, что случится раньше: ее стошнит или она потеряет сознание.