Страница 14 из 16
Таким образом, расставаясь после двухдневною знакомства, сыщик и авторитет оказались взаимосвязанными. В процессе кровавой междоусобицы переходили из рук в руки бриллианты громадной ценности. Сыщик их никогда не видел, но о месте их нахождения в момент, когда убрали трупы и упал занавес, знал. Гуров был убежден, что если расстаешься с противником не на пороге тюремной камеры, то последний должен чувствовать себя должником.
Сейчас, ворочаясь без сна в неуютной постели, вспоминая прошлогоднюю историю, сыщик самодовольно улыбнулся. Крючок он забросил классно - авторитет схватил на лету. Прощаясь, сыщик сказал:
- Разберите "мерседес" покойного на молекулы, и, если в ваших руках ничего не останется, я брошу свою работу и наймусь к вам водителем.
С того дня они не встречались, по телефону впервые переговорили вчера вечером. "Юдин сегодня приедет, или я не сыщик", - переворачиваясь на другой бок, думал Гуров.
Константин Васильевич Роговой обладал отменным аппетитом и здоровьем, железными нервами и год назад даже не подозревал о существовании бессонницы. Только слышал, что кто-то почему-то не может заснуть, но относился к слухам насмешливо, убежденный, что подобная аномалия может происходить лишь с неврастениками и душевнобольными. Банально звучит, но вода действительно камень точит. А заботы Константина Васильевича отнюдь не вода, да и сам он здоров, конечно, однако не камень.
Сами посудите: депутат Верховного Совета, начальник управления союзного министерства, хозяин Корпорации - для одного человека многовато получается. Справедливости ради следует отметить, что на место хозяина Корпорации постоянно претендовали несколько человек. Нынешний преступник измельчал: вот большевики изберут Генерального, так до самой смерти остальные долу гнутся, голову поднимают лишь для поцелуя в то место, куда дотянутся. В общем, в Корпорации Роговой был не единоличным правителем, а сопредседателем.
Верховный Совет разбежался, значок с лацкана пиджака просили спять, официальных привилегий несколько уменьшилось. Министерство переформировалось, Роговой в кабинете остался, руководить стало сложнее, появились молодые голодные конкуренты, каждый хочет себе кусок отхватить, а пирог больше не стал, на всех не хватает. Корпорация разрастается, дробится на удельные княжества, рядовые называют себя лейтенантами, последние лезут в полковники. А от полковников, известно, кроме путча или военного переворота, и ждать нечего.
От происшедших катаклизмов здоровье Константина Васильевича дрогнуло, он сильно похудел, почти дистрофиком стал, весу осталось центнер с небольшим, и в эту ночь не спал, мучаясь сомнениями. Художественный руководитель огромного коллектива сейчас зависел от мышиной возни, которая происходила в уездном городишке, который Роговой никогда не видел и знать не желал. Исполнители непонятно кто, личный эмиссар там в одиночестве. Он сегодня и сообщил, что в простенькую, как кукиш, комбинацию неожиданно ввалился полковник Гуров. В прошлом году Роговой впервые в жизни приказал ликвидировать человека. Константин Васильевич всегда с гордостью утверждал: мол, мы, коммерсанты, выше уголовщины и руки в крови не замараем. Но когда чертов сыщик все-таки вцепился мертвой хваткой и все ближе к горлу подбирался, пришлось о белых перчатках забыть. Для выполнения приговора был выбран опытнейший боевик по кличке Эффенди - исполнитель высочайшего класса. Встреча состоялась. Убийца и полковник обменялись визитными карточками. Но Бога нет, и Эффенди устроился в крематорий, а сыщик отлежался в реанимации, теперь снова объявился на пути, дергает стрелку, желает пустить под откос. Никогда Россия не станет цивилизованной. В зачуханной стране неизвестно какого мира человек может позвонить по телефону, заплатить деньги, и мешающая человеку личность перестанет существовать.
В эту бессонную ночь Патрон, так звали между своих Рогового, имел перед полковником ряд существенных преимуществ: постель была теплая и уютная, главное же - бар, полный разнокалиберных бутылок. Патрон выпил пива, потянулся все еще могучим телом и невольно начал вспоминать, как удачно начиналась, затем проходила операция, которую он называл "Последний раунд".
Прошлой весной, будучи при всех званиях, неприкасаемым депутатом, Константин Васильевич Роговой прилетел в Берлин якобы в служебную командировку.
Изящные фигуры манекенов, застыв в прозрачных витринах, демонстрировали меха и кружева, драгоценности и последние достижения модельеров. Сверкала реклама, отражаясь тысячами огней в сверкающих телах катящихся плотными рядами лимузинов, - бесконечный поток света, благополучия и роскоши. И музыка, музыка...
"БМВ" последней модели бесшумно выкатился на площадь и остановился напротив Бранденбургских ворот.
Из-за руля легко выскочил Ким Наумович Суслов, а вот сидевший рядом с ним Константин Васильевич Роговой выбрался из машины тяжело, так как был непомерно грузен. Суслов жестом подозвал Рогового. Когда тот обошел машину, захлопнул свою дверцу, сказал:
- И все двери автоматически заперлись.
Роговой понимающе кивнул. Он, привыкший говорить, наставлять, делать замечания, здесь чувствовал себя дискомфортно, потому молчал, лишь сердито сопел.
Суслов, лет сорока, фигурой легок, в дорогом костюме, белоснежной рубашке с галстуком, смотрелся на этой торговой площади опереточным артистом, но чувствовалось, что это его нимало не смущает, даже забавляет. Он знакомил Рогового с городом, как человек показывает собственную квартиру.
- Бранденбургские ворота. Здесь была стена... Слава вашему Горби, теперь мы едины.
- Мы, - проворчал Роговой. - Ты хоть немного шпрехаешь?
- Константин Васильевич, обижаешь. За девять лет китайскому обучишься.
- Девять? - Роговой нахмурился. - Да. Жизнь! - он вздохнул и посмотрел на площадь, заполненную торговым разноплеменным людом. - Будто вчера.
- Здесь можно купить все. От зубочистки до танка, - сообщил Суслов голосом зазывалы.
- Как в Одессе, видели, - проворчал Роговой. Неожиданно шутовская улыбочка соскочила с лица Суслова, оно строго одернулось, глаза остекленели, голос упал до шепота: