Анестезия

Он уехал, оставляя их вдвоём. Настя снова повернулась к плите, чтобы скрыть от Власа, что слова Саши её огорчили. Даже слёзы на глазах выступили, хотя она очень старалась не реагировать.

– Ладно. Я с ним вдвоём тогда поем у него, если ты не против, – проговорил Влас, когда Настя выключила плиту.

– Не против конечно. – Ей всё же удалось взять себя в руки и даже улыбнуться, оборачиваясь к Власу. – Только сомневаюсь, что он будет есть мою рыбу.

– Ты ему насолила в прошлом, что ли?

– Нет. Даже, я бы сказала, наоборот.

– Тогда странно, что он так с тобой.

Влас пожал плечами, ловко положил на две тарелки салат и, после некоторого сомнения, по поджаренному стейку, поставил всё это на сервировочный столик и отправился к Саше, оставляя Настю в одиночестве.

– Мам! Мамочка! Ты рано!

Только когда Настя приехала домой, где на неё буквально напрыгнула Глаша, и когда прижала дочь к себе, напряжение внутри стало исчезать.

– Да, рано. И думаю, так теперь и будет.

– Здорово!

Глаша просияла, засуетилась. Подала Насте тапочки, забрала сумку, устроила её на обувнице. Её маленькое солнышко, ради которого можно хоть в ад спуститься. Впрочем, работа у Саши Зубарева была весьма похожа на это «гостеприимное» местечко.

– Да, очень даже здорово. А вы как с бабушкой?

– Гулять ходили. Уроки я делала.

– Уже? Вроде бы не должны ещё задавать.

– Сказали, что по желанию. Я пожелала.

– Ладно. Давай тогда в кухню дуй. Будем сейчас чай пить. – Настя достала из сумки небольшую коробку с пирожными и вручила её дочери. – Я вкусного принесла. И бабушку зови.

Через десять минут устроились втроём в кухне. Мать Насти смотрела на неё с немым вопросом в глазах, но молчала.

– Если ты о Зубареве хочешь разузнать, то он самая большая задница из всех возможных, – мрачно проговорила Настя, и Глаша хихикнула, прикрыв ладошкой рот.

– Хочешь, я с Наташей поговорю? – Похоже, мама совсем не удивилась её словам.

– Вот ещё. Думаешь, он кого-то послушает?

Настя передёрнула плечами и отпила глоток чая.

– Посмотрим, что дальше будет.

– А можно я с тобой завтра к этому дяде поеду? Он же разрешил, – попросила Глаша, на лице которой появилось умильное выражение.

– Нет. Не думаю, что это хорошая идея.

– А мне кажется, что отличная. Тем более, я завтра в поликлинику собралась. Лучше ребёнок пусть с тобой побудет на свежем воздухе, чем станет сидеть под дверьми кабинетов, – проговорила мама.

– Ты плохо себя чувствуешь? – тут же переполошилась Настя.

– Нет. Просто на осмотры схожу.

– И они пока не могут подождать?

– А зачем ждать? Да и Глаша права – Наташа ведь только за то, чтобы ты туда с ней приезжала.

Настя вздохнула и посмотрела на дочь. Глаза той уже зажглись от нетерпения, и наверное, ничего страшного и вправду не случится, если они завтра поедут к Зубареву вместе. По крайней мере, хотелось в это верить.

– Ладно. Но если вдруг дядя Саша будет не рад, больше мы таких экспериментов ставить не будем. А сейчас давайте о чём-нибудь более приятном.

***

Саша был зол. Зол с того самого момента, когда мать привела к нему Настю. И не просто привела, а взяла на работу его сиделкой. Ведь как бы она ни пыталась обозвать эту должность, всё сводилось к тому, что у него на время появлялась сиделка-развлекалка. И это неимоверно бесило.

Но сейчас мама перешла все границы. Как только Настя вошла в его комнату, он испытал столько чудовищных эмоций, что от них захотелось взвыть. Он ведь любил её когда-то, а теперь она видела его таким уродом, каким он стал.

И вот сегодня предел его терпения почти что лопнул. Настя приехала на «работу» со своей дочерью. Ему хватило одного взгляда на смущённо улыбающуюся девочку, прижимающую к себе мягкую игрушку, чтобы понять – он их не прогонит. И орать не будет тоже, потому что материться при детях было вроде как нехорошо. Зато сделает то единственное, что было возможным – закроется в своей комнате и будет посылать всех, кто решит к нему зайти, ко всем чертям.

Он просидел в одиночестве пару часов и постоянно ловил себя на том, что прислушивается. Помимо воли, жадно пытаясь уловить хоть что-то.

– Саш! – в дверь в третий раз за два часа забарабанил Влас. – Хватит ерундой заниматься. Открой, ты же знаешь, что один не справишься.

Зубарев сжал челюсти. Влас был прав – без посторонней помощи он обходиться не мог.

– Заходи и закрой дверь на замок, – скомандовал Саша, всё же открывая Власу.

– Ну ты даёшь. Никто к тебе ломиться насильно не будет.

– Ребёнок всё ещё в доме?

– Ты про Глашу?

– Я не знаю, как её зовут.

– Слушай, она клёвая. Про тебя спрашивала.

– Что спрашивала?

– Почему ты с нами не сел обедать. А вообще крутая девчонка, тебе бы понравилась.

Зубарев хмыкнул и отвернулся. Влас вроде как всегда был более чем разумным, а тут… неужели не понимал, как именно он будет себя чувствовать в компании их троих? Как станет отвечать на вопросы этой самой Глаши, которые наверняка будут сыпаться словно из рога изобилия? И касаться станут в основном его ущербности.

– Ладно. Хватит об этом, давай уже делами займёмся.

Саша понял, что не один, когда почувствовал на себе пристальный взгляд. Влас ушёл с полчаса назад, вновь оставляя его в одиночестве, и Зубарев занялся довольно привычным делом – уставился в окно, за которым сегодня царило настоящее лето.

– Ой, – пискнула Глаша, пойманная на месте преступления, когда Саша обернулся и прямо взглянул на девочку. Видимо, Влас не запер дверь и ребёнок заглянул в комнату из любопытства.

Глаша попыталась ретироваться, но Зубарев процедил:

– Стой.

Сначала из-за двери показались длинные уши зайца, следом – выглянула и сама Глаша. Улыбнулась, наверняка стесняясь, от чего на её щеках появились ямочки.

– Привет, – поздоровалась она и, осмелев, вошла в комнату. Правда, так и осталась стоять у порога, видимо, решив, что если поймёт, что её вот-вот прогонят, успеет убежать.

– Привет, – хмуро поздоровался Саша.

– А мама мне про тебя рассказывала.

– Что именно?

– Ну, что ты ездишь, а не ходишь. Я вот тоже больше ездить люблю, чем ходить.

Она смущённо улыбнулась снова и сделала крохотный шажок в сторону Зубарева. Осмотрелась и кивнула, как будто что-то сама с собой решила.

– А я ходить любил. И бегать. И в хоккей играть.

– О! Мама тоже любит хоккей. Мы с ней часто его смотрим.

Теперь расстояние между ними сократилось ещё на два Глашиных шага. И Саша вдруг понял, что испытывает… странное чувство. Настоящую смесь чувств, если быть точным. Растерянность, удивление, даже то же самое смущение, которое испытывала и девочка напротив. Но он знал точно – последнее, чего ему сейчас хочется, – это прогонять малышку из комнаты.

– И за кого мама болеет?

– За «Сан-Франциско Скорпионз», а ты?

– А я уже ни за кого.

Он отвернулся, чтобы не смотреть во все глаза на Глашу. Она была точной копией Насти, той, что была с ним семь лет назад. И она возвращала его мысленно в то время, где ему было так хорошо с её мамой.

– Я очень на матч сходить хочу. Но всё никак, – вздохнула Глаша, после чего, словно бы разом решившись, сократила оставшееся расстояние между ними и встала рядом.

– До Скорпионов добираться долго.

– Я знаю. Мама говорила.

– А что ещё она говорила? Ну, обо мне?

– Ой, такое неприлично вслух произносить, – хихикнула девочка.

Брови Зубарева поползли наверх. Настя что, рассказывала своей дочери об их совместном прошлом? Глаша же смотрела на него, нахмурив брови, и только и делала, что теребила ухо мягкому зайцу.

– Мне можно говорить всё. Раз уж мама про меня тебе рассказывала.

Девочка сделала глубокий вдох и с сомнением посмотрела на Сашу. Пришлось выдавить из себя подобие улыбки, которая вроде как должна была подбодрить ребёнка. Хотя, Зубарев был уверен, что она скорее пугала.