Город чудес

Она трясет головой, изгоняя звуки из своего разума. Раздумывает о вариантах. Верзила утащил Кхадсе куда-то в глубь скотобойни, и ей пока что не хочется пускать в ход свои способности, чтобы найти его. Это может оказаться слишком рискованно для нее. Но она должна что-то извлечь из ситуации. Нельзя, чтобы ее слежка за Кхадсе на протяжении дней и недель оказалась напрасной.

Потом свет начинает меняться. Она растерянно озирается. Оранжевые лучи рассвета, что просачиваются сквозь двор бойни, мерцают и в конце концов угасают.

— О нет, — шепчет она.

И смотрит вверх. Небо прямо над ней темнеет, оттенки черного просачиваются сквозь бледную голубизну и приносят с собой блестящие холодные звезды. Пятно черноты густеет и распространяется — необычная темная заря в центре небес.

«Как же он смог меня найти? Как он мог оказаться тут?»

Потом она понимает, что пятно тьмы находится не над нею, а над скотобойней — предположительно, над двумя мужчинами внутри.

Она понимает, что, кем бы ни был верзила и чего бы он ни хотел, он, скорее всего, понятия не имеет, какая сила вот-вот обрушится на него.

Что же делать?..

— Гребаный ад, — бормочет она. А потом встает.

Сигруд сидит на полу и думает.

Все плохо. Вообще все плохо, но кое-что хуже остального.

Для начала: откуда у нанимателя Кхадсе чудесные предметы? Все изначальные Божества — Сигруду, по правде говоря, не верится, что это придется опять подвергнуть сомнению, — мертвее мертвого, не считая Олвос. Но большинство чудесных предметов Олвос были утрачены восемнадцать лет назад, когда сгорел дотла сайпурский секретный склад. Сигруд это знает, потому что находился в числе людей, которые его и сожгли. Так что даже чудеса Олвос должны быть невероятно редкими.

«Неужели существовал еще один секретный склад? — Он чешет подбородок. — Или, что еще хуже, кто-то придумал, как делать новые чудеса?» Такое должно быть невозможным без помощи Олвос. По крайней мере Сигруд так думает. Справиться с подобным выше его сил.

Он опять просматривает список имен. Жаль, что в нем так мало сведений и не указано, где все эти люди находятся. «Но если бы было известно, где все находятся, — думает Сигруд, — скорее всего, люди из списка оказались бы уже мертвы».

Ему известно местонахождение лишь одного человека — Татьяны Комайд, которая, если верить газетам, жила в Галадеше с Шарой.

Он снова складывает список и прячет в карман.

Итак, каков следующий шаг? Сигруд тяготеет к одной идее, но сама мысль об этом его откровенно приводит в ужас.

Дрейлинг пытается придумать альтернативы. Выследить Нокова? Выудить больше связей из приспешников Кхадсе? Исходить улицы вдоль и поперек в поисках людей из списка?

Вряд ли какой-то из этих вариантов окажется плодотворным. И самой важной остается одна задача: кто-то угрожает приемной дочери Шары. Скорее всего, в министерстве об этом никто не знает.

Ему надо в Галадеш. Галадеш, столицу Сайпура, самый богатый и самый хорошо защищенный город в мире. Место, где, пожалуй, охрана правопорядка устроена лучше, чем в прочих цивилизованных странах, — а значит, то самое место, где его, беглеца от сайпурского правосудия, скорее всего, поймают, посадят, будут пытать и, возможно — очень даже вероятно, — казнят.

Что делать после того, как он разыщет Татьяну, Сигруд не знает. Предупредить ее, отвезти в какое-нибудь безопасное место и убраться. Но дрейлинг видел, что случается с людьми, которые соприкасаются с его окутанной мраком судьбой. У него нет никакого желания допускать, чтобы такое приключилось с Татьяной.

Но он должен сделать хоть что-нибудь. Ему больно просыпаться каждый день и понимать, что он не был рядом с Шарой, когда она нуждалась в нем больше всего. Представить себе, что с ее ребенком случится то же самое… эта идея для него отвратительна.

Потом Сигруд замирает. Прислушивается.

Вокруг тишина, но что-то… не так.

Он бросает взгляд через плечо. Длинная комната тянется позади него, череда масляных ламп болтается на крюках. Он наклоняет голову.

Он почти уверен, что, когда притащил сюда Кхадсе, зажег девять масляных ламп. В южном конце скотобойни он обнаружил огромный чулан с лампами и решил ими воспользоваться. Тем не менее теперь горят только шесть, как будто в дальнем конце комнаты три отчего-то потухли. Но здесь нет никакого сквозняка.

«Масло закончилось? Это странно…»

У него на глазах гаснет самая дальняя лампа. Ни звука, ни шипения, ни дыма. Она просто… исчезает, и остаются всего пять огоньков. И стоит лампе погаснуть, как дальний конец комнаты заполняет непроницаемая тьма.

Затем он слышит шаги. Кто-то идет к нему через длинную, погруженную во мрак комнату. Сигруд прищуривается, приглядывается, но ничего не видит в темноте. Кем бы ни был появившийся, он не пытается скрываться: он идет в быстром, размеренном темпе, словно торопясь на очередную встречу.

Сигруд хватает ранец и вытаскивает пистолет.

— Кто здесь? — говорит он.

Шаги не замедляются.

Гаснет пятая лампа. Стена мрака становится ближе.

Сигруд бросает ранец через плечо, поднимает пистолет и направляет его вдоль длинной узкой комнаты.

— Я буду стрелять, — говорит он.

Шаги не замедляются.

Гаснет четвертая лампа. Тьма становится все ближе.

Он прикидывает по звуку шагов расположение идущего и жмет на спусковой крючок. Грохот выстрела в замкнутом помещении звучит особенно громко. Дульное пламя не разгоняет тьму. И хотя Сигруд стреляет в небольшом пространстве, пуля как будто никуда не попадает и никого не пугает — потому что шаги продолжают приближаться.

Гаснет третья лампа. Остаются только две, подвешенные прямо над Сигрудом. Стена тьмы теперь очень близко, как и шаги.

Потом он видит это.

Что-то проникает в полутень, всего лишь в десятке метров от него. Но это… невозможно.

Там, на границе света, тень — тень, которую определенно отбрасывает двуногое существо, идущее к нему. Но Сигруд не видит того, кто ее порождает. Есть свет от лампы, есть тень человеческой фигуры, идущей в его сторону, — но нет человека, чтобы отбрасывать эту тень.

— Чтоб мне провалиться… — говорит дрейлинг.

Шаги замолкают. Тень человеческой фигуры тоже перестает двигаться.

Тишина.

Затем звучит мужской голос, высокий, холодный и ломкий. Кажется, что он исходит не из какого-то определенного места — не из тени человека перед ним, не из стены тьмы за тенью, — но от всех теней в комнате, как будто они одновременно вибрируют, создавая… эти звуки.

Голос произносит:

— Он мертв.

Бросив взгляд через плечо на труп Кхадсе, Сигруд говорит:

— Гм.

— Я его знаю, — продолжает голос. Снова шаги. Гаснет вторая лампа, и тень продвигается по полу, изгибаясь, словно невидимка — кого бы или что бы он собой ни представлял, — обходит оставшуюся лампу по кругу. — Кхадсе, верно? Он был полезным. — Шаги останавливаются, тень замирает на полу, намекая, что невидимый гость стоит прямо над трупом Кхадсе. Голос негромко прибавляет: — Он выполнял приказы. Не задавал вопросов. Ненавижу, когда задают вопросы… Мне всегда кажется, что я обязан ответить.

Долгая тишина. Сигруд гадает, стоит ли ему атаковать, удирать или… сделать что-то еще. Внезапно его переполняет убежденность в том, что он не должен покидать свет. Он сам не знает почему, но чувствует: если пересечь границу тени — которая внезапно кажется такой четкой, такой жесткой, — то обратно он не вернется.

— Я хотел сделать это сам, — говорит голос с намеком на сожаление. — Неразумно, чтобы кто-то разгуливал с таким количеством секретов. Ну что ж…

Опять шаги. Тень человека вертится, пока он обходит лампу по кругу. Потом она падает на труп Кхадсе…

И тот исчезает. Как будто гость своей тенью мимоходом стер Кхадсе из реальности, как тряпкой стирают пятно на оконном стекле.

Сигруд озирается, стоя посреди крошечного островка света, который отбрасывает единственная оставшаяся масляная лампа. «Не покидай свет!»