Подменыш

– Я сохранил нитку, – сказал Аполлон. – Чтобы не забыть собственное обещание.

И сейчас она лежала в его бумажнике рядом с водительскими правами.

Нишель кивнула, но он уже не был уверен, что она его слушает. Слишком пьяна, однако она игриво улыбнулась.

– Кстати, ты должен гордиться, – заявила Нишель. – Ты уже помог ей осуществить два желания из трех. Она ведь никогда не говорила тебе, что загадала. Чтобы не сглазить. Но, думаю, сейчас все в порядке.

Нишель сжала правую руку в кулак и подняла указательный палец.

– Здоровый ребенок, – сказала она. – Кстати, я вспомнила. Вам уже известен его пол? Эмма говорит, что вы не хотите знать заранее, но, брось, со мной ты можешь поделиться.

– Эмма сказала тебе правду, – ответил Аполлон. – Мы хотим узнать это вместе в тот момент, когда все случится.

Нишель покачала головой.

– Я никогда не встречала черных хиппи, – заявила она. – Но теперь уверена, что двух знаю.

Нишель так и не опустила руку. Аполлон смотрел на третий палец, тот, на котором она носила кольцо. Он дрожал, словно сейчас поднимется, и Аполлон узнает третье желание, но Нишель разжала кулак, и все пять пальцев оказались открытыми.

– Примерно за месяц до того, как Эмма вернулась в Соединенные Штаты, она познакомилась в Бразилии с голландским фотографом. Когда находилась в Сальвадоре.

Цвет виски в стаканчике Аполлона внезапно стал соответствовать его неожиданно изменившемуся настроению. Он мгновенно забыл о третьем желании.

Голландский фотограф.

Ублюдочный голландский фотограф?

– Эмма и фотограф сошлись довольно близко, стали вместе ездить по Сальвадору и все фотографировать. Ее приятель все время пытался снимать Эмму, но она отказывалась. Она хотела научиться фотографировать, а не быть моделью.

Однажды они приехали на заброшенную фабрику, которая выглядела невероятно романтично, и провели там почти целый день. В какой-то момент фотограф отошел отлить, Эмма осталась одна с оборудованием и решила сфотографироваться. Но она хотела сделать снимок самостоятельно. Речь шла о работе с камерой высокого разрешения, а не с тем цифровым дерьмом, что установлено на телефонах. Эмма очень умная, и она сообразила, как использовать таймер.

Она сделала снимок на фоне наполовину разрушенной стены, так, что она стоит внутри созданного человеком здания, которое забросили, но за ее правым плечом виден лес, окружающий фабрику. Два мира сразу. Умирающая цивилизация и торжество природы. Эмма вошла в кадр, но в последний момент сбросила платье и снялась обнаженной!

Аполлон обнаружил, что кивает, хотя сам не понимал почему. Слова Нишель не требовали согласия. Ему вдруг показалось, что он проверяет, держится ли голова у него на плечах. Судя по всему, она была на месте, но Аполлон не до конца в это верил. На всякий случай он проглотил остатки виски, чтобы вернуть себе уверенность.

– Она ничего не рассказала своему приятелю, – продолжала Нишель. – Он проявил фотографию позже, в темной комнате, и судьба снимка не имела отношения к Эмме. Дело было в том, что Эмма Валентайн сделала его сама. Ты понимаешь? Она всегда вела себя так, даже в детстве. Если она что-то задумала, это должно случиться, уж поверь мне. Тебе нравится думать, что ты решил дождаться ее в аэропорту, когда самолет задерживался, но я скажу тебе кое-что другое. Она находилась в самолете и не хотела, чтобы ты ушел. И ты не смог бы уйти, даже если бы попытался. Я понимаю, как это звучит, но я не преувеличиваю.

Нишель кивала несколько дольше, чем требовалось, невероятно наслаждаясь моментом. Потом она вернулась к истории про Эмму и фотографию.

– Ну, тот голландец проявил пленку, только когда вернулся в Амстердам. Однако он сразу понял, что снимок стоит сохранить. Он вставил фотографию в рамку и включил в свою выставку, а галерея его купила и с тех пор никогда не убирала. Я не была в Амстердаме, но Эмма показала мне копию фотографии. Я думаю, что владелец внес ее в каталог галереи.

– И? – спросил Аполлон, у которого так пересохло в горле, что он не сумел больше ничего сказать.

Он посмотрел в ту сторону, куда ушла его жена, чтобы воспользоваться туалетом. Насколько история, которую рассказала Нишель, сделает ее другой в его глазах? И почему Нишель решила так поступить? Неужели только из-за того, что напилась?

– Эмма никогда не была крупной девушкой, ты ведь знаешь? Но в Бразилии она выглядела стройной, а не слабой. Мышцы и кости, большие глаза, вот и вся Эмма. Жилистая и ожесточенная, обнаженная и бесстыдная. Она смотрит в камеру так, словно способна тебя видеть, кем бы ты ни был и где бы ни находился. Она похожа на колдунью, Аполлон. Этот снимок едва ли не самое красивое, что я видела в жизни.

Нишель смолкла и с удивлением посмотрела на бокал с портвейном, который держала в руке. Она залпом его выпила и со стуком поставила бокал на стол, перевернув его.

– А что голландец? – спросил Аполлон. – Как его зовут?

Нишель несколько секунд молча на него смотрела.

– Я пытаюсь сообщить тебе нечто важное, – прищурившись, заговорила она, – а тебя интересует чепуха.

– Ну, если это чепуха, ты вполне можешь ответить на мой вопрос, – заметил Аполлон.

Нишель протянула руку и сжала запястья Аполлона так, что ногти впились ему в кожу.

– Я пытаюсь рассказать тебе о третьем желании Эммы, – продолжала Нишель. – В некотором смысле я не нарушу ее доверия. Потому что это единственное, что еще не исполнилось.

Аполлон почувствовал боль, словно его ударили, и откинулся на спинку стула, словно Нишель его лягнула.

– Ладно, я слушаю, – пробормотал он.

Но прежде, чем она успела ответить, появился официант. Он бежал.

– Ваша жена! – закричал он, остановившись возле их столика. – Вы нужны вашей жене!

Глава 13

Вопрос, который Нишель так и не удалось задать Эмме и Аполлону, хотя она пыталась в тот вечер, – почему? Почему они решили рожать дома, ведь оба производили впечатление нормальных людей? Они не были крестьянами из третьего мира. Или богатыми белыми людьми, или чудиками, ненавидящими больничную систему. Проклятье, что же явилось причиной?

Тревога Нишель заметно усилилась, когда она расплачивалась по счету с официантом. Она подписывала чек по кредитной карте, когда появился Аполлон, державший Эмму под руку. Она выглядела такой покрасневшей и измученной, что Нишель достала телефон, чтобы набрать 911, когда официант унес подписанный чек. Эмма сказала Нишель, чтобы она никуда не звонила, Аполлон же попытался вручить ей деньги, но Нишель сказала ему, что собиралась заплатить за их ужин с того самого момента, как заказала столик, и сообщила об этом Эмме, как только они приступили к трапезе, – просто забыла поставить в известность Аполлона.

Он мог поесть! Так или иначе, но сейчас в его желудке были лишь хлеб и виски. Аполлону и в голову не могло прийти, что он будет слегка пьян во время рождения своего первого ребенка.

Нишель было еще труднее принять тот факт, что Эмма не хочет, чтобы они вызвали «Скорую помощь». Когда они вышли из «Були» – так быстро, как только способна женщина на девятом месяце беременности, – Эмма напомнила Нишель, что они намерены рожать ребенка дома. А машину «Скорой помощи» нельзя использовать как такси, ведь они отвезут ее в больницу. В яблочной комнате Нишель предложила хотя бы вызвать такси, заказать Lyft[8], но Эмма отклонила и это предложение. Они находились в центре, на Дуэйн-стрит, в вечер пятницы. Самый лучший автомобиль сможет выехать лишь на Вест-Сайд-Хайвей. А там будет такая пробка, какие бывают только в Пекине или Мумбаи. Поездка продолжительностью в час отсюда и до Вашингтон-Хайтс, или даже дольше.

Между тем станция метро «Чамберс-стрит» находилась всего в четырех кварталах. Они сядут на поезд Линии А и будут дома через тридцать пять минут.

Нишель, которая с трудом сдерживала раздражение, дошла с ними до угла Черч-стрит.

8

Частная компания из Сан-Франциско, работающая более чем в 60 городах США.