Страница 9 из 12
Я такой идиот, – говорит он Пэдди, когда приходит к ней домой. – Как слон в посудной лавке.
Пэдди уже кожа да кости. Почти вся ее ярость тоже перегорела: Пэдди стала относиться философски к вещам, на которые еще злилась всего пару дней назад.
Всего пару дней назад она еще злилась на британское правительство и Ирландию.
Возможно, они не ведают, что творят, – говорила она. – Но вполне возможно, они точно знают, что делают. Я не прощу их – ни один из тех, кто знает, каково это было, не простит. Разжигать древнюю вражду…
Злилась она и на другое.
Я еще могу понять Брексит, – говорила она. – Множество людей обозлились на демократию по ряду причин. Но я не понимаю Уиндраш[16]. Я не догоняю, у меня просто не укладывается в голове Гренфелл[17]. Уиндраш, Гренфелл – это же не задворки истории. Это сама история.
Вся история – это задворки, Пэд, – сказал он.
Общественное благо, – сказала она. – Какая ложь! Почему не было протеста в масштабах так называемого Объединенного королевства? В любое другое время на моем веку подобные вещи привели бы к свержению правительства. Что случилось со всеми хорошими людьми в этой стране?
Усталость от сострадания, – сказал Ричард.
В жопу усталость от сострадания, – сказала она. – У этих людей умерла душа.
Расизм, – сказал Ричард. – Легитимированный. Легитимированный круглосуточный раздор во всех новостях и во всех газетах, на множестве экранов – милость божества бесконечных новых начинаний, божества, которое мы называем интернетом.
Я знаю, что у людей разногласия, – сказала она. – Они были всегда. Но люди никогда не были несправедливыми. Даже британский расизм отступал, когда доходило до несправедливости.
Ты жила в скорлупе, – сказал Ричард.
Не смеши меня, – сказала она. – Я ирландка. Я была ирландкой в 50-х. Я была ирландкой, когда быть ирландкой в Лондоне было все равно что быть чернокожей и собакой одновременно. Я знаю британцев как облупленных. Я была ирландкой в 70-х. Помнишь?
Помню, – сказал он. – Я такой же старый, как ты.
Появился близнец.
Успокойся, мам, – сказал близнец. – Ричард. Умоляю. Не заводите с ней разговор о Дональде Трампе.
Мы говорим не о Трампе, – сказал Ричард.
Мы говорим о совершенно, черт возьми, другом, – сказала Пэдди. – Давайте никогда не делать того, о чем мечтает самовлюбленный демагог.
Не надо, умоляю, Ричард, – сказал близнец. – И не говорите об изменении климата, активизации правых, миграционном кризисе, Брексите, Уиндраше, Гренфелле или ирландской границе.
Шутишь? – сказал Ричард. – Чем же еще тогда ее расстроить?
Не называй это миграционным кризисом, – сказала Пэдди. – Я тебе тысячу раз говорила. Это люди. Конкретный человек, который, вопреки прогнозам, пересекает весь мир. Помноженный на 60 миллионов: все конкретные люди, все пересекают мир, вопреки прогнозам, которые с каждым днем все хуже. Миграционный кризис. Да ты же сам сын иммигрантки.
Ричард, – сказал близнец, будто матери здесь не было. – Я серьезно. Если наша мать будет и дальше так заводиться из-за ваших приходов, нам придется попросить вас больше не приходить.
Через мой, блядь, труп, – сказала Пэдди.
Она становится такой раздражительной, – сказал близнец.
Я не раздражительная, – сказала Пэдди.
После ваших визитов мы не можем заставить ее принять лекарства, – раздраженно сказал близнец.
Ну еще бы, черт возьми, – сказала Пэдди.
Ее, блядь, труп:
Они залечили ее до смерти.
Она была старой, она была больной, ей пора было уходить, у нее не оставалось фактического качества жизни. Ораморф-метаморф: одну неделю она была переполнена фактами, остроумием и энергией, а уже на следующей: что это пищит? В ушах какой-то писк. Затем она не могла уследить за разговором, потом ее лицо становилось таким встревоженным, будто что-то пропало, а она не могла вспомнить что.
Хоть она и не переставала употреблять высокопарные слова – выше всех в комнате.
Не надо нам здесь этой психопомпезности, – сказала она на смертном одре.
Хоть она на самом деле никогда не отключалась, даже в бреду под капельницей. Все они забывают, что Уиндраш – это река, а река обычно вытекает из источника и впадает в другие реки и затем во что-то величиной с океан.
Ей в самом деле нужна эта капельница? – спросил Ричард близнеца.
Близнец попросил Ричарда выйти из комнаты.
Затем близнец приказал Ричарду выйти из комнаты.
Другой близнец сидел снаружи запертой двери – на стуле, стоявшем на лестничной площадке. Он пялился на свои ступни или на половицы. Проходить мимо него надо было аккуратно, чтобы случайно не столкнуть его вниз по ступенькам.
Ей в самом деле нужна эта капельница? – спросил Ричард другого близнеца.
Что я могу сделать? – сказал он. – У меня нет права голоса. Я не могу ему указывать, что делать. Я младше.
На четыре минуты, – сказал Ричард. – Ты же взрослый мужик. Господи, тебе уже за пятьдесят.
Близнец уставился на доски. Ричард прошел мимо, не очень аккуратно, и вернулся к себе на квартиру.
Через десять дней он прочитал в «Гардиан»:
Патрисия урожд. Хардимен.
Но это в будущем. А сейчас еще апрель.
Он рассказывает ей о мужчине в «Мэплинсе».
Полная ликвидация, – повторяет она, словно стихотворную строчку.
А я спрашиваю его про флешки, – говорит он. – Я самый бестактный человек на свете.
Флешки, карты памяти, накопители, – говорит она. – Это приговор. Она то работает, то нет. Память, в смысле. Зависит от ораморфа: из-за него многое накапливается, многое к тебе пристает. В основном явное дерьмо.
Она смеется.
Зачем тебе его дают? – спрашивает Ричард. – Тебе что, больно?
Ни капельки, – говорит она.
Я думал, люди принимают его только в самом конце, – говорит Ричард. – А у тебя концом и не пахнет.
Спасибо, – сказала она.
Близнец, уже топчущийся в коридоре, начинает беспокоиться.
А теперь, пожалуйста, уйдите, Ричард, – говорит он.
Да я же только пришел, Дермот, – говорит Ричард.
Пэдди смотрит на близнеца.
Поколение детей, которые понятия не имеют, что когда-нибудь умрут, – говорит она.
Мам, – говорит близнец.
Смерть – это спасение, Дик, – говорит Пэдди. – Это дар. Я смотрю сейчас на Трампа, вижу их всех – новых мировых тиранов, всех вожаков стай, расистов, белых шовинистов, разглагольствующих новых борцов-провокаторов, отморозков по всему свету и думаю о том, какая же это крепкая-прекрепкая плоть. Но и она растает, словно в мае снег[18].
Она говорит это, не отводя взгляда от близнеца.
Я вернусь через минуту с ложкой, мам, – говорит близнец. – Не затягивайте, Ричард. Сегодня она очень устала.
Близнец исчезает на кухне.
Пэдди поворачивается в Ричарду.
Они хотят, чтобы я умерла, – говорит она.
Она говорит это без злости.
Это должно произойти следом, – говорит она. – Такой сюжет. Все естественно, Дубльтык. Дети. Надо благодарить Бога, что они наконец хоть в чем-нибудь между собой согласны.
Она закрывает глаза и снова открывает.
Семья, – говорит она.
У тебя хоть была семья, – говорит Ричард.
Да, – говорит она. – Была. Но у тебя ведь тоже.
Худо-бедно, во многом благодаря тебе, – говорит он.
Она качает головой.
По правде сказать, я бы хотела, чтобы моя была чуточку похожа на твою, – говорит она.
Ха, – говорит он. – Ладно. Погода на улице дебильная. Ты ничего не теряешь, Пэд. Одна из худших весен на моей памяти. Снег вот досюда всего пару недель назад. Минус семь. А сейчас двадцать девять градусов.
Ты не прав, – говорит она. – Одна из самых прекрасных весен в моей жизни. Растения ждут не дождутся, чтобы проклюнуться. Весь этот холод. Вся эта зелень.
16
Скандал с поколением Уиндраш – политический скандал 2018 г., связанный с незаконным задержанием и депортацией британских подданных, прибывших в Великобританию до 1973 г., в частности из стран Карибского бассейна, и окрещенных «поколением Уиндраш» (по названию корабля «Эмпайр Уиндраш», доставившего первую группу иммигрантов из Вест-Индии в 1948 г.).
17
Пожар в 24-этажном здании «Гренфелл Тауэр» в Лондоне, случившийся 14 июня 2014 г. и приведший к гибели 71 человека, в основном выходцев из Африки и Ближнего Востока.
18
Цитата из стихотворения английского поэта-метафизика Джорджа Герберта (1593–1633).