Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 12

Он был помощником помощника режиссера – одна из самых первых его должностей. Он впервые работал по сценарию, написанному Пэдди.

Благодаря ее сценарию довольно банальная фотосессия превратилась во вдумчивый фильм. Более того, она вписала в сценарий кадры со следами зубов на шоколаде, так что поневоле пришлось эти кадры использовать.

Он выведал у кого-то ее адрес и связался с ней, когда ему предложили первую индивидуальную работу. Он угостил ее виски в «Висельнике». Ему недавно исполнился двадцать один год. Он никогда раньше не угощал никого виски в пабе, не говоря уж о женщине, не говоря уж о такой зрелой пленительной женщине, как она.

– Потому что я ирландка?

– Потому что вы мастер.

– Так уж вышло, что я мастер, тут не поспоришь. Я большой-пребольшой мастер в своем деле. Ну а вы – мастер? Я хочу работать только с самыми большими мастерами.

– Пока не знаю. Наверное, нет. У меня, скорее, шкурный интерес. Но вы же их взяли – зубы на шоколаде. Вы их туда вписали.

– Ага, у вас наметанный глаз. Этого не отнимешь. И вы очень молоды. Так что еще много шансов. И вы хотите, чтобы я работала с вами, потому что я вписала что-то в сценарий и пришлось использовать ваши снимки? Так, что ли?

– Честно? Я получил эту работу благодаря вашему сценарию.

(Она качает головой, отворачивается к двери паба.)

– Но вы еще и улучшили этот фильм. Благодаря вашему сценарию произошло что-то настоящее.

– Настоящее?

(Пауза. Сигарета, затяжка, выдохнутый дым.)

– Ладно.

– Ладно? Серьезно? Вы согласны?

– Ладно, поработаю с вами. «Пьеса дня», значит? Ладно. При условии, что мы сделаем нечто большее, чуть более неожиданное для программы.

– В каком смысле неожиданное?

– Есть разные способы пережить наши времена, Дубльтык, и, думаю, один из них – форма, которую принимает рассказ.

Вчера утром, ровно через месяц после прощания (ее негласно кремировали незадолго до этого, он даже не знает когда – только близкие родственники), он шагал по Юстон-роуд и, проходя мимо Британской библиотеки, увидел женщину, сидевшую, прислонившись к стене: за тридцать, возможно, даже до тридцати, одеяла, квадрат картона, оторванный от коробки, на котором написана просьба о деньгах.

Нет, не о деньгах. Там были написаны три слова: «пожалуйста», «помогите» и «мне».

Даже в то утро, проходя по городу, он видел бомжей без счета. В наши дни к бомжам снова применяют выражение «без счета»: любой старый левак типа него знает, что на самом деле происходит. Тори вернулись домой, а люди вернулись на улицу.

Но он почему-то замечает ее. Одеяла грязные. Босые ноги на тротуаре. Он еще и слышит ее. Она поет ни для кого – точнее, для себя – необычайно приятным голосом, хотя только без четверти восемь утра. Слова такие:

Ричард продолжает идти. Перестав продолжать идти, он как раз минует вход на вокзал Кингс-кросс. Разворачивается и входит туда, как будто собирался сделать это с самого начала.

Посредине вестибюля, под гигантским Красным маком[5], стоит киоск. Там продается шоколад в форме домашней утвари и инструментов: молотки, отвертки, плоскогубцы, столовые приборы, чашки и так далее. Можно купить шоколадную чашку, шоколадное блюдце, шоколадную чайную ложку и даже кофеварку эспрессо для кухонной плиты (плита дорогая). Шоколадные предметы чрезвычайно реалистичны, и у киоска толпа народу. Мужчина в костюме покупает что-то похожее на настоящий кухонный кран из посеребренного шоколада: продавщица бережно кладет изделие в коробку, предварительно выложив ее соломой.

Ричард вставляет карточку в один из билетных автоматов. Вводит название самого дальнего места, до которого идет поезд.

Садится в поезд.

Едет на нем полдня.

Примерно за час до того, как поезд прибывает в конечный пункт назначения, он увидит в окно горы на фоне неба и решит сойти в этом месте. Что мешает ему сделать так, как хочется, – сойти не в том месте, что указано в билете?

Ох, ничего, ничего, ничего.

Кингасси рифмуется со словом «фигассе» – так, он всегда думал, это произносится: как говорит механический диктор в репродукторах лондонского вокзала Кингс-кросс у него над головой, когда он садится в поезд.

Киньюси – так это произносят люди в гостевом доме, в дверь которого он стучит, когда туда добирается. Наверное, они насторожатся. Кто сейчас не бронирует номер заранее на телефоне? У кого сейчас нет телефона?

Он сядет на край чужой кровати в гостевом доме. Сядет на пол между кроватью и стенкой, чтобы собраться с мыслями.

Завтра его одежда пропитается запахом освежителя воздуха, висящим в номере, где он проведет ночь.

11:29. Автоматический голос извиняется по вокзальной громкой связи, что поезд Шотландских железных дорог, прибывающий с Эдинбургского вокзала Уэйверли в 11:08, задерживается в связи с чрезвычайным происшествием к югу от Кингасси; что поезд Шотландских железных дорог, прибывающий в 11:09 и следующий в Инвернесс, задерживается в связи с чрезвычайным происшествием к югу от Кингасси; что поезд Шотландских железных дорог, прибывающий в 11:35 из Инвернесса, задерживается в связи с проблемами сигнализации и что поезд Шотландских железных дорог, прибывающий в 11:36 и следующий до эдинбургского вокзала Уэйверли, задерживается в связи с проблемами сигнализации.

Проблемы канализации, – говорит Ричард своей воображаемой дочери.

Это требует серьезного бойкота, – говорит воображаемая дочь.

(Воображаемая дочь по-прежнему с ним, хотя Пэдди уже умерла.)

Всякий раз, когда он не уверен, что означает какое-нибудь особо злободневное явление, он спрашивает свою воображаемую дочь. Например, #metoo.

Это означает, что ты тоже подразумеваешься, – ответила воображаемая дочь.

Потом она рассмеялась.

Что такое хештег? – спросил он ее.

Вот уже пару десятков лет ей около одиннадцати. Он знает, что патриархально, неправильно с его стороны не позволять ей, по крайней мере, до сих пор, вступать во взрослую жизнь. (Он считает, что он, вероятно, не единственный, далеко не единственный отец, который к этому склонен и поступил бы так, если бы мог.)

Хештег – совсем не то же, что хашбраун, – сказала воображаемая дочь. – Не пытайся его съесть. Ну, или выкурить.

Ради своей реальной дочери, где бы на свете она ни находилась, если предположить, что она еще на этом свете, он залез в интернет выяснить, что же это на самом деле означает.

Давно было пора, – подумал он затем.

После этого он две недели не спал, одну ночь за другой не смыкал глаз до четырех утра, терзаясь из-за тех случаев, когда считал, что нормально вести себя, как ему хочется, с женщинами, с которыми он тогда был. Он перелапал множество ног. Воспользовался множеством случаев. Ему сплошь да рядом везло. Никто не жаловался.

Во всяком случае, ему.

Через две недели он снова начал спать. Слишком устал не спать.

Знаешь, порой я вел себя немного по-скотски, – мысленно сказал он своей воображаемой дочери.

На меньшее я и не рассчитывала, – сказала воображаемая дочь.

Знаешь, порой я вел себя немного по-скотски, – мысленно сказал он своей настоящей дочери.

Молчание.

Прошлый март. За пять месяцев до ее смерти. Он плывет по многомильному тротуару, покрытому снежной жижей, от своего к ее дому. Звонит в дверь. Его впускает один из близнецов. Пэдди – в глубине дома. Она слышит его в прихожей и выкрикивает:

5

Красный мак – символ памяти жертв Первой мировой войны, а впоследствии – всех военных и гражданских вооруженных конфликтов.