Страница 5 из 27
– Ну тогда и говорить нам не о чем! – Етон помрачнел. – Стало быть, не сошлись дороги наши: вам своя тропка, мне своя.
– Не спеши так, – мягко посоветовал Мистина.
Он говорил спокойно, даже почти равнодушно, скрывая за этим тайное возбуждение. Дерзость пришедшего замысла поражала его самого, но он не был бы собой, если бы отступил без попытки схватить такую добычу.
– Ты долго живешь, повидал многое и знаешь, что к цели могут вести разные пути, – начал он так, будто в свои двадцать шесть повидал не меньше, чем его собеседник к своим шестидесяти шести. И в чем-то оно так и было. – Есть один способ сделать так, чтобы ты был спокоен за свои земли и, оставаясь дома, получил добычу и выгоды нашего похода на греков, будто сам ходил с нами.
– Это как это? – Етон недоверчиво поднял седые косматые брови. – Что ты мне байки рассказываешь, будто на пиру перед девками!
– Не по годам мне уже перед девками разливаться, – слегка усмехнулся Мистина. – Троих чад имею… А вот ты…
– Что – я? – ощетинился Етон.
Никто не осмеливался напоминать либо намекать ему на проклятье Вещего, сделавшее его навек бездетным. Но в сидевшем перед ним госте, на сорок лет моложе, ощущалась такая уверенная, властная сила, мощь стоявшей за ним державы, что Етон, самолюбивый и не привыкший, чтобы ему перечили, сдержался.
– Сам знаешь! Ваш же дед, Вещий…
– Спасибо, что посчитал меня за его родню. – Мистина наклонил голову. – И ты прав: моя жена – родная племянница Вещего, дочь его младшего брата Торлейва.
– Да что ты? – Этого Етон не знал.
– Именно так. И мои дети – внучатые племянники Вещего, в них его кровь. Так что я вправе говорить от лица его рода. И скажу я вот что. Удача Вещего была велика, и его проклятье сгубило будущее твоего рода…
Етон вздрогнул. Никогда в жизни он не слышал, чтобы его беду так прямо назвали по имени, и эти слова обрушились на него, как удар.
– Не мне судить, кто из вас был прав в том споре, да и толку с того не будет, – жестко продолжал Мистина. – Ты стар, у тебя нет ни сына, ни дочери, и едва ли будущее это изменит. Но род Вещего, отнявший твою удачу, может взамен поделиться своей.
«Поделиться? – спросили изумленные глаза Етона, вскинутые к лицу Мистины. – Удачей?»
– Удачу Вещего унаследовала Эльга и, как мы надеемся, ее сын Святослав. Ему сейчас пять лет, и дитяти лучше, здоровее и резвее нет во всем Киеве. Когда он вырастет, то совершит немало славных дел, прославит себя, свой род, принесет руси удачу, честь, богатство.
– Что мне расхваливаешь вашего… – Етон едва не сказал «щенка», – будто сватаешь!
– Он наш, но может стать твоим.
– Что?
Етон уставился на него, думая, не ослышался ли.
– Ты что… надумал мне его на воспитание… прислать?
В Северных странах знают старое правило: кто кому растит ребенка, тот и ниже положением. Если Етон возьмется воспитывать сына киевского князя, то признает того главой над собой – против этого восставало все самолюбие старика, привыкшего не знать над собой никого. «Да вы меня в поле одолейте сперва!» – чуть не бросил он, но Мистина качнул головой:
– Я не мог бы так принизить тебя даже в мыслях. Твой род ничуть не хуже, чем род Ингвара и его жены, несправедливо будет сажать их сына тебе на колени.
– Ну так чего же ты хочешь?
– Когда придет пора отдавать Святослава мужчинам, растить его станет Асмунд – брат Эльги и моей жены. Брату матери это более прилично. А от тебя требуется кое-что другое. Объявить Святослава своим наследником.
Теперь у Етона не хватило сил даже на «что?», всем видом он изобразил такое изумление, что не смог промолвить и слова. Мистина мельком подумал: как бы не окочурился старик прямо за столом. Скажут потом, отравил…
– Насле… дником? – наконец еле выговорил Етон.
– Именно так. И когда дар Одина исчерпается, когда твой третий срок жизни подойдет к концу, удача Вещего будет охранять твою землю.
– Ну ты… – Етон слабо покрутил головой, не в силах подобрать слова для такой наглости. – Ты… дурнем меня считаешь, да? Мнишь, старый хрен из ума совсем выжил, садись теперь ему на шею?
Но перевел дух и замолчал: уверенный вид собеседника внушал убеждение, что тот говорит дело, и надо лишь немного подумать, чтобы это понять.
– Это что же… он меня проклял… продолжения рода лишил… и его же внукам моя земля следует? Может, для того он все и затеял, Вещий ваш, извод его возьми!
– Что ты потеряешь? – Мистина пристально взглянул в его выцветшие глаза, будто предлагая поскорее сообразить самому. – Родичей у тебя нет. Среди твоих людей нет никого, в чьих жилах течет благородная кровь, никого, кто может быть избран на престол после тебя хотя бы дружиной. Когда ты умрешь, твою землю захватят твои нынешние враги – тот самый Людомир волынский, у него есть права на этот город. Ведь у его дедов эту область когда-то отбил твой дед, верно? Он просто придет и возьмет свое и будет хвалиться, что сами боги пресекли род чужаков и вернули ему законное наследие. И смоет с этой земли саму память о руси, будто никогда ее здесь и не было. На родовых могилах ваших его мужички будут пашенку пахать. Я же предлагаю тебе наследника – княжьего рода, потомка Одина, как и ты сам. Представь, что у тебя есть сын, зрелый муж, что он идет с нами на Греческое царство и возвращается со славой и добычей…
– Какого хрена мне представлять! – Возмущение придало Етону сил. – Из печки он, что ли, выскочит?
– После нашего похода ты получишь часть добычи и все выгоды договора с греками, как если бы сын твоего рода ходил с нами и покрыл себя славой, – обстоятельно пояснил Мистина. – Тебе будет выделена доля, как Сванхейд, Тородду, Хакону и Ингвару ладожским, Сверкеру смолянскому и другим. Но их люди пойдут в поход и будут подставлять головы под греческие мечи и пики, а ты с дружиной спокойно останешься дома, как вполне прилично в твои почтенные годы.
Етон перевел дух и немного успокоился: странная речь приобретала приятное звучание.
– А к тому же ты раздавишь Людомира волынского, не вставая с места. Тебе не придется даже шевельнуть рукой, чтобы прихлопнуть его, как муху.
– Малец ваш, что ли, удалец на Людяту за меня пойдет. – Етон усмехнулся. – Пять лет ему, ты сказал? Пока он меч возьмет, Людята уже…
А пристальный взгляд его выдавал, что этими словами он лишь дразнит собеседника, предлагает высказаться полнее. Не малолетний сын, но его отец, опытный в походах и богатый верной дружиной…
– Нет. – Мистина качнул головой. – Если Людята узнает, что твои земли унаследует Святослав, сын Ингвара, он сразу оставит мысли тревожить твой покой. Ведь убив тебя, он покусится на наследие Святослава. В тот день, когда Один призовет тебя, законным господином Плеснеска станет Святослав. И уж я тебя уверяю, он и его родичи ни дня не потерпят, чтобы здесь хозяйничал какой-то Людята. Ничего не будет для него глупее, чем идти ратью на Плеснеск – подставлять своих отроков под меч, чтобы сделать эти земли чужим владением и затеять войну с Киевом! Он не станет этого делать.
– Не станет? – недоверчиво повторил Етон.
От своего давнего недруга он вполне ожидал подобной глупости.
– Я сам ему объясню, как это было бы неразумно.
Етон еще раз осмотрел своего собеседника: уверенное лицо, нос с горбинкой от давнего перелома, на шее плетеная цепь торсхаммера со следами починки и еще какой-то ремешок, уходящий под шелковую греческую рубаху. Кафтан на соболях, крытый узорным шелком, пояс в серебре, меч, стоящий как годовая дань с не самого худого племени… А главное – глаза, серые, но в полутьме избы кажущиеся почти черными. Спокойные и безжалостные, полные уверенности в своей силе и своем праве взять все, что только захочется. В эти мгновения Етон истинно поверил, что этот человек вот этими руками столкнул с киевского стола одного потомка Вещего и возвел другого, перевернул судьбу целой державы.
И, надо думать, готов сделать нечто подобное снова.
– Уж больно ты самоуверен… для твоих-то лет, – безотчетно отгоняя эти тревожные ощущения, пробормотал Етон.