Страница 22 из 27
Путь предстоял не столь далекий: через городец, через новую сторожевую башню наружу, вниз по увозу – к жальнику. Волыняне хоронили здесь своих мертвых с незапамятных времен, за столетия до того, как здесь появилась первая русская дружина. Первоначально между обиталищами живых и мертвых оставалось расстояние, но все это время они ползли навстречу друг другу, и теперь невысокие насыпи – по пояс человеку – подступали уже довольно близко к первым дворам предградья. Под каждым из песчаных холмиков лежали остатки погребальной крады: волыняне сжигали мертвых не на особом месте, а возводили насыпь над остывшим кострищем. Старые насыпи давно поросли травой, иные сгладились от времени и были едва заметны. Здесь Думарь соскочил с седла, отдал повод Гребине, а сам повел княжеского коня – чтобы тот не споткнулся в темноте и не сбросил престарелого всадника. Думарь все так же был телохранителем Етона и за минувшие шестнадцать лет почти не изменился: только борода на впалых щеках из рыжеватой стала седой, а на шее сзади, рядом с шейными позвонками, выросла шишка величиной с перепелиное яйцо.
Куда идти, все знали. Могила Вальстена, второго здешнего князя русского рода, всем была хорошо известна. Сейчас она была высотой в два человеческих роста, но Етон рассказывал, что во времена его детства она была еще выше. Здесь, наряду с каменной вымосткой в святилище перед идолом Перуна, Етон приносил жертвы перед выступлением в поход и по возвращении. Весной и осенью, в дни встречи и проводов чуров, он пировал со своей живой дружиной, воздавая честь всем погибшим и умершим соратникам. На десятки шагов от могилы в траве попадались старые кости от угощения с тех пиров.
– Стойте! – окликнул Етон, когда оставалось шагов тридцать. – Здесь станем. Дальше вам нельзя.
Всадники остановились, спешились. Думарь и Гребина помогли князю сойти наземь.
– За мной никто не ходите, – предостерег он. – Я на землю-матушку лягу, шкурой накроюсь, земля в меня силу свою вдохнет – скину шкуру да встану удалым молодцем. Ждать недолго.
– Мы обождем, как прикажешь, – подал голос Храрь.
Говорить это было не обязательно, но он был из тех, кто долго молчать не умеет.
Холодной осенней ночью среди могил, в ожидании невиданного дива, бывалых мужчин пробирала дрожь. Шуршали на ветру высокие стебли высохшей травы, и в темноте казалось, будто кто-то ползет по земле… или выползает из-под земли… Каждый держался за свое оружие и жалел, что не привезли с собой огня. Хотя, наверное, не зря князь не приказал брать огня…
– Ну, ждите, – повторил Етон и ушел в темноту, в сторону Вальстеновой могилы.
Поначалу было слышно, как шуршит трава под старческими шагами – Етон подволакивал ноги. Потом шарканье стихло. Все прислушивались в напряженном молчании, вглядывались во тьму, ожидая… сами не зная чего. Удара грома? Вспышки молнии? Никто не представлял, каким образом должно свершиться чудо омоложения.
– Смотрите! – вдруг вскрикнул Храрь.
Над вершиной могилы вдруг вспыхнул сноп искр – разлетелся по ветру и сразу погас. «Вот оно!» – подумали разом все.
– Оборотился! – шепнул Храрь, но Рудовит шикнул на него.
Казалось, сейчас, когда сама земля-мать творила волшебство, любое неосторожное слово могло принести беду.
У многих теснило в груди. Едва дыша, бояре ждали, пялили глаза во тьму.
На вершине могилы засветился огонь. Сначала слабый, даже казалось – мерещится. Но вот он разгорелся и… двинулся к ним.
Ближники Етона были людьми храбрыми – иначе не заняли бы столь высокого положения в дружине. Но многим из них сейчас захотелось попятиться… даже пуститься прочь отсюда, подальше от этого огня из могилы… Казалось, ее давно покойный житель приближается к ним из мрака осенней ночи…
Огонь все рос. Уже стало видно факел в руке человека – рослый, с длинными руками, во тьме он показался великаном. Отблески пламени падали на руку, плечо, иногда на голову, но разглядеть еще ничего было нельзя.
Нет, это не видение. В шорохе травы под ветром что-то изменилось… В нем появилась живая упорядоченность звука шагов. К ним шло существо из живой плоти – как и то, что недавно их покинуло. И в то же время совсем другое…
И когда гость из мрака приблизился на расстояние в три-четыре шага, даже Семирад невольно подался назад. Пришедший был высок – выше ростом, чем они все. Именно таким они, родившиеся и выросшие в Плеснеске, с детских лет запомнили своего князя – огромным, как великан.
Но теперь он не горбился и не волочил ноги. Стан его был прям, плечи широки, походка легка. Остановившись, он осмотрел потрясенные лица перед собой. Факел он держал так, чтобы свет не слепил ему глаза, и все же бояре неплохо его рассмотрели.
Молодое безбородое лицо сразу напомнило им о Етоне – крупные, не слишком красивые черты, густые темные брови, широкий нос. На памяти ближних у Етона нос был уже сломан и расплющен. У стоявшего перед ними этого перелома не было, и это доказывало, что они и впрямь видят своего господина таким молодым, каким никто его не помнил! Таким он был пятьдесят с лишним лет назад, а в ту пору даже Семирад, старший из них, еще кувыркался в чреве своей матери!
На нем была та же одежда – тот же роскошный греческий кафтан, где нитями пяти или шести разных цветов был искусно выткан всадник с луком в руке, зеленое дерево, белая лань… Поверх него тот же бурый плащ, который Етон накинул, чтобы не выделяться в темноте. Только руки с широкими юношескими костями запястья выдавались из слишком коротких ныне рукавов. Блеснула серебром подвеска с вязаными рунами – заклинанием старого мудреца Хавтора…
Никто не произнес ни слова. Взгляд нового Етона остановился на лице Думаря – тот держал его коня. И телохранитель единственный выдержал взгляд своего помолодевшего господина без дрожи и сомнений.
– Поехали, – сказал Етон, и от звука его голоса – молодого и глубокого – все вздрогнули. – Жена молодая заждалась, а мне до свету сюда вернуться надобно.
Он подошел к Думарю и взял у него повод своего коня. Легко вскочил в седло, подобрал поводья и первым тронулся через жальник назад. Думарь загасил принятый у него факел, сам сел на своего коня и поехал впереди господина, как обычно. Прочим оставалось лишь последовать за ними. Умом все знали, что произошло, глаза их видели итог превращения старого князя, но оторопь не позволяла здраво рассуждать.
Когда вновь отворилась дверь клети, Величана села. Она уже не пыталась угадать, что увидит, а просто ждала. За время ожидания у нее наступило какое-то онемение в мыслях: прошла шумная свадьба, и вот она, княгиня новобрачная, половину ночи лежит одна и ждет, когда дряхлый супруг вернется к ней омоложенным… Она спит. Или бредит. Ничего не пытаясь понять, не пыталась заглянуть и в будущее, она просто доверилась времени. Порой едва ли не забывала, где она и почему.
Вот они вошли. Етона с боярами не было – это Величана сразу отметила. Зато был человек, которого она никогда прежде не видела. Очень рослый парень, с широким носом, крупными чертами лица, довольно длинными темно-русыми волосами… Всего на три-четыре года старше ее, может, на пять, но одетый богаче всех, он удивительно выделялся среди бояр. На кафтане выткан всадник – эту чудесную одежду она уже видела… И тут Величана сообразила. Это свадебный кафтан Етона. А значит…
– Признаешь ли меня, супруга моя любезная? – Парень в Етоновом кафтане остановился перед ложем и положил руки на пояс.
Величана молчала. Узнает ли она его? Как она может его узнать, если видит впервые?
Она взглянула на Семирада.
– Это князь наш, – хрипло подтвердил тот. – Взошел на могилу Вальстенову, на землю-матушку лег, шкурой покрылся – а как сбросил шкуру и встал, так вот… – он показал на парня, – стал молодец… молодцом.
Величана всмотрелась в лицо парня. Она не узнавала Етона. Уж слишком сильно он изменился! Как она может узнать его таким, каким он был пятьдесят с лишним лет назад, ведь тогда и матери ее не было на свете! Много было сходства, но глаза… Прежний Етон смотрел на нее усталым взглядом человека, который многое повидал и ничему уже не придает особой важности. А у этого… При свете огонька на ларе она не могла разобрать, такие ли у него глаза, как были прежде, но взгляд его сделался пристальным и хищным. Это был взгляд лесного зверя, и на нее он смотрел, как на добычу. Изучал… будто видел впервые и не понимал, кто перед ним… Он сам не узнавал своей супруги! Хотелось попятиться… уйти с его дороги… спрятаться…