Страница 98 из 116
- Слава кесарю! Слава кесаревне! Слава кесаревичу! Слава!!!
Стоял хор кесарских славов: зеркально блестящие шлемы, прикрывающие большую часть лица, щиты "птичья грудь", с которыми можно легко пройти сквозь частокол копий, выставляемых обычно строем конкордийской пехоты, и сблизиться с ними на удар меча; и сами мечи воздеты в истовом приветствии:
- Слава! Слава нашему кесарю! Победа или смерть!
Стояли отважники - в легких доспехах, часто простоволосые. У многих лишь ленты, наброшенные на плечо, выдавали принадлежность к воинскому кругу. Отрада хотела повернуть голову, чтобы смотреть только перед собой, но не смогла.
Вот он...
Они встретились взглядом. Нельзя было останавливаться, кобыла все так и шла мерным шагом... но мгновение этой встречи было столь долгим и столь сильным был удар, что Отрада потеряла себя. Теперь кто-то другой ехал на лошади вдоль выстроившихся тысяч, и кому-то другому кричали: "Слава!!!"
Сама же она - вдруг вернулась в тот осажденный чудовищами дом. Вкус сладкого вина на языке... подавать слегка подогретым к десерту и сладостям... любовь моя, безумие мое... о нас давно уже забыли, мы никому не нужны, давай убежим... ты и я... я знаю путь, это недалеко, это рядом... смерть была неизбежна, и можно было все... Боже, подумала она, ведь можно все, потому что смерть неизбежна...
И она хотела оглянуться, но почему-то не смогла. Развернуты были плечи ее, и голова смотрела гордо и прямо.
Глава четвертая
Лучники Особой сотни, Авид и Драган, прибыли в войска ранним вечером двадцать третьего мая.
- Эй, мальцы, куда?
- К Виолету Афанасию!
- Ну вот, и Виолет туда же... Прямо езжайте, будет три каменушки заброшенных, так от них направо, там покажут...
Оба брата, и Драган, и Авид, прилично трусили, но, скрывая это друг от друга, вели себя нахально.
- Эй, дядя!
- Чего тебе?
- Ус подбери, конь наступит!
Или:
- Он, дядечка, как же ты в этих штанах живешь? Тут же три дня выход искать, чтоб хотя бы пописать...
В конце концов, пережив по пути немало мелких приключений, они добрались до сотни Афанасия Виолета.
Совсем рядом поднимались зеленоватые скалы. С десяток шатров украшали собой пейзаж, и рыжая глина, вынутая из рвов, резко оттеняла собой молодую траву лугов. У оснований скал росли тонкие вьющиеся розы, еще лишь набирающие цвет.
Афанасий вышел навстречу им из белого шатра, увенчанного вымпелом с изображением ласки. Сразу бросилась в глаза необычайная его бледность, бессловесно объясненная рукой его, подвешенной в черной косынке.
- Господин сотник, по предписанию командующего прибыли в ваше полное распоряжение! Лучники Авид Паригорий и Драган Паригорий!
Маска лица Афанасия чуть дрогнула.
- А... так это вас учили находить шпионских зверей и птиц?
- Да, господин сотник!
- Вольно. Сползайте с коней.
И, когда встали пеши, рядом, с улыбками на лицах:
- Научили?
- Так точно, господин сотник!
- Приступайте немедленно, ребята. Боюсь, что прибыли вы поздно... но это лучше, чем вообще никогда. Непосредственно подчиняться будете десятнику Павлу Спиридону... Павел!
- Тут я.
- Парней обиходь, место в палатках и у костра и вообще - отвечаешь передо мной.
- Понял.
- Пусть отдохнут с дороги, и ставь их на пост. Да - и накорми, не забудь.
- Да что ты, сотник, сдурел? Забыть накормить...
- Давай, давай. Много разговоров.
- Понял. Пошли, мальцы. Каша с салом и пиво. Другого пока нет. К чему вы там привыкли?
- Что, неужто и торта "Голубка" нет? Это который делается из хлебных крошек и отрубей?
- Ну да. А рагу "Мечта конокрада"?
- Вот о таком, парни, я слыхал, но не едал никогда. Это как?
- Это берется кобыла, семь лет ходившая в плуге...
Шатер, в котором отвели места братьям, был очень старый на вид, того цвета, который получается из любого, очень долго бывшего под солнцем. I
- Ночуете здесь. Один птицебой у нас уже был, да вот сморила его змеиная боязнь. Про крылатых змей слыхали небось?
- Слыхали? - спросил Авид Драгана.
- Только вручную, - сказал Драган.
- Видели мы их, - скривился Авид.
- Если разобраться, - сказал Драган, - голуби куда противнее.
В шатре было жарко и пахло застарелым потом.
- По шесть? - спросил Драган. - Или сегодня по четыре. Как ты?
- Я нормально.
- Тогда по шесть. Ты начинаешь?
- Слово.
- Слово. Иди, тогда я сплю.
Он взбил солому у края шатра, набросил на нее порожный плащ и улегся.
Авид потоптался у входа, потом мысленно махнул рукой, сдернул с плеча лук...
Он застрелил голубя, двух ворон и хорька, от которых просто смердело чужой волей. В час после полуночи вид растолкал брата.
- Давай.
- Ух... это ты. А я уж... Слушай, мне такое снилось...
- Иди дежурь. Шпионов вокруг - море.
- Авик, слушай. Что-то вокруг неладно, понимаешь? таких снов сроду не видел...
- Не знаю. Тихо все.
- Вот я и говорю. Что-то не так.
- Я все равно ничего не понимаю. Умираю, как спать хочу.
- Ложись... Ладно, я еще послушаю, что это такое --вокруг...
Ночь - звенела...
Все бесстрашие Драгана скомкалось в первые полчаса. Темь была пронизана чуждой человеку волей. Невидимые и почти неощутимые, скользили летучие тени. Темный жар спускался с небес. Драган вдруг ощутил себя кем-то другим. Золотая цепь на шее пригибала к земле, и утопала в той земле украшенная красным кровавым шитьем атласная обувь. Исчезло тощее, обвитое жилами тело. Медовое облако было вместо него, укрытое исшитыми тканями, золотым фартуком, драгоценной птичьей кожей. Но нечто иное, высшее, способное вмиг испепелить и развеять, распахивало пока что пространство, приглашая войти и принять данность. А потом - вдруг рассыпалось золото прахом, и вместо стежек драгоценных нитей одежды соединялись червями, тонкими и белыми, и запах тлена заместил собой запахи благовоний...
Драган очнулся.
Руки сжимали лук и стрелу, припосаженную на тетиву. Хищная тень медленно взмывала впереди и падала, взмывала и падала. Бесчувственной деревянной рукой Драган натянул тетиву и отпустил стрелу в полет. Казалось, она почти увязла в воздухе, густом, как сахарный сироп, который уваривают весной из кленового сока, а осенью разогревают в больших медных чанах и бросают в него абрикосы...