Страница 88 из 116
- Это я слышал когда-то. Но даже и не начал понимать. И не понимаю до сих пор.
- И тем не менее все обстоит именно так. Хочешь знать, какие законы я собираюсь издать для мира? И
каким должен быть мой мир, созданный заново и для всех?
Сарвил помедлил почему-то.
- Было бы странно отказываться, - сказал он. Особенно в моем положении. Ты ведь можешь посадить меня здесь, на каменном пьедестале среди кустов и букашек, дать мне в руки каменную книгу...
Бритоголовый рассмеялся. Смех у него был брякающий, старый.
На базарной площади бедного северного городка провинции Юсс (а можно сказать, и южного, поскольку северным он был с точки зрения конкордийцев, прежде им владевших; для степняков же это был далекий юг) с гордым названием Пропонт сидел слепой певец. Глаза его задернуты были синей матерчатой шторкой, губы шевелились. Пальцы медленно перебирали струны маленькой темной китары. Люди проходили мимо, погруженные в свои заботы, и редко кто бросал в перевернутую шляпу зеленую нефритовую монетку.
Базар выглядел уныло. На открытых деревянных и каменных прилавках истомленные жарой торговцы разложили вялый товар: овощи прошлого урожая, сушеные яблоки и груши, переросшие побеги папоротника и пучки дикого лука. Лишь в двух местах люди явно приезжие торговали пшеницей и красным рисом, орехами и медом. Чуть побогаче было там, где продавали ткань, ковры и шкуры, нитки, ножи и иглы, а кроме того, колесную мази и сами колеса. Колеса многие трогали и поднимали, разглядывали обода и всовывали пальцы в ступицы... Пахло горячими пирогами с печенкой и яблочным чаем. Голоса звучали не по-базарному приглушенно. Шлепали по мягкой пыли босые ноги и ноги в стоптанных башмаках...
И появление кованых сапог слепца насторожило. Но виду он постарался не подать.
Тронул струны, наклонил голову, запел:
- Богатый и знатный генарх на войну собрался,
к жене молодой приставляет он младшего брата,
и так говорит он: "В обязанность, а не в награду
тебе одному доверяю я ключ от заветных ворот!
Надел я на пылкую женушку пояс стальной,
чтоб меньше ей было соблазна в пути одиноком,
однако война есть война, сеча будет жестокой.
Коль я не вернусь, верным мужем ей быть обещай"
И преданный брат эту клятву торжественно дал
Генарху, прощаясь в воротах, придерживал стремя.
Но видит генарх через самое малое время, что брат нагоняет его на гнедом жеребце.
"Едва не случилась беда, - говорит он, трясясь,
на грани я был нарушенья торжественной клятвы
Пошарь по карманам и лучше проверь за подкладкой.
В заботах и сборах ты, кажется, ключ перепутал..."
Сапоги насмешливо притопнули.
- Славно поешь... - Голос был надтреснутый, с горловой хрипотцей. - Держи вот. Выпей за мое здоровье да за здравие законного царя нашего Авенезера Третьего.
- Выпью за любого, кто подаст...
Сквозь прореженную ткань шторки "слепец" видел, как стоящий перед ним человек кивнул наискосок: и вроде бы "да", и вроде бы "нет" в одном движении. Сронил с руки что-то. Звук был особый: множественный мягкий звяк.
- Так выпей, не забудь... - И адепт прежнего царя повернулся и пошел куда-то направо - и моментально затерялся между немногочисленными покупателями...
Быстро и легко ступая, возник поводырь. Присел на корточки.
- Кто это был?
- Не знаю...
"Слепец", специально закрыв глаза, нашарил шляпу, а в ней - тяжелый кожаный мешочек.
- С какой бы стати у нас объявлялись друзья?.. побормотал он.
Позже, в тесной чердачной каморке постоялого двора "Веселый птицелов", в котором "слепец" вечерами пел за эту самую крышу над головой и право доедать недоеденные обеды гостей, он и поводырь открыли мешочек. Оттуда высыпалось двадцать крупных конкордийских золотых с безвольным профилем Императора и два кусочка пергамента. На одном кусочке тщательно изображен был с высоты птичьего полета рог бухты Челн, самой северной и самой маленькой бухты из семи, образующих порт Порфир. Красный крестик отмечал некое строение вблизи маяка... Второй же клочок был подписанным Императором пропуском в порт Порфир, по случаю войны и военных перевозок для посторонних закрытый. Предъявители значились "Имеющими Глаз", то есть внутренними шпионами.
"Слепец" и поводырь обменялись значительными взглядами. То, что произошло, не имело разумного объяснения. С того момента, как они, отстав от отряда (какой-то полусумасшедший деревенский легат задержал их, обвинив в систематической краже кур, и выпустил лишь поздним утром, когда ни один из пострадавших не опознал преступников; деревенская же тюрьма оказалась на диво крепкой...), не попали к бою и лишь потом из окольных толков узнали о нападении злодеев-разбойников на зачарованную башню и поголовной гибели всех нападавших, - с того момента цель перед ними была одна: скорейшее возвращение с докладом. И вот теперь непонятно кто непонятно почему предлагает задержаться... И этот непонятно кто явно знает, с кем имеет дело. И он весьма определенно сообщил, от чьего имени действует сам...
От имени того, кого считают страшнейшим исчадием зла; кем до сих пор пугают непослушных детей.
- Надо идти петь, - сказал поводырь. "Слепец" вернул на место шторку, взял китару, медленно поднялся.
- Веди, - выдохнул он.
Этот товарный двор они нашли к исходу второго дня поисков
Ворота рухнули с грохотом и лязгом, Алексей выключил лебедку и привстал, чтобы поверх клубов пыли успеть увидеть то, что скрывалось за ними. Но нет, никто не |метнулся им навстречу. Потом, зажмурив глаза, он дождался, когда пыль осядет, и тогда рассмотрел двор внимательнее.
Прокаленное солнцем пространство в три футбольных поля, а то и побольше. Вытянутые в линейку грузовики, тупорылые, обкатистые, чернобелые и сине-желтые. Справа - высокий деревянный перрон и широкие ворота складов, слева и дальше гофрированная покатая стена какого-то хранилища, чуть зеленоватый алюминий, надпись: "ЮВФ-Азот". За нею - черные заросли, похоже, что вдоль полотна железной дороги. Да, шлагбаум... будочка...
- Давай, Витя, - кивнул Алексей.