Страница 66 из 116
С полминуты ничего нового не происходило. Просто в гигантском паровом пузыре, прижатом ко дну и не успевающем всплыть из-за того, что водяная гора на месте воронки теперь начала опадать, пар под действием температуры в две с половиной тысячи градусов стремительно разлагался на водород и кислород, которые тут же стремились соединиться...
Второй взрыв был стократ страшнее предыдущего. Корабли, загоревшиеся после первого, теперь превратились в метательные снаряды, крушащие на своем пути все и вся. Волна перехлестнула даже высокие стены старого форта, забросив внутрь его несколько гаян. Да что там форт! Почти целые гаяны находили потом в трех верстах от берега, в дубовой роще. Куски же кораблей разлетались и на шесть, и на восемь верст...
Больше всех повезло тем, кто был в этот день далеко от Ирина. Страшно горячий пар ударил по улицам, и далеко не все из тех, кто попал под него, дожили до следующего дня. Они долго потом бестолково ходили, оглушенные, сваренные, полуслепые, в клочьях сползающей кожи, падали - и редко вставали вновь. С неба валились куски дерева и камни, множество камней, вырванных из дна. Падали и люди - или то, что уцелело от них...
Эх, если бы у Протасия оставались еще силы!.. Если бы хоть тысяча свежих бойцов, хоть пятьсот были у Протасия - Ирин не был бы отдан. Но у Протасия не бьыо ни одного свежего бойца: азахи, взяв оговоренную добычу, ушли, а славов, отроков и солдат на тот день оставалось на ногах двести семьдесят два, считая и самого командира...
Он не повел их на бессмысленную смерть.
Уцелевшие жители в ужасе бежали из города, часто в одном белье, и видели славов, охранявших мосты, изможденных и черных, или разъезжающих поодаль от дорог. Потом, когда поток горожан иссяк, они тоже ушли на юг, схватываясь по дороге с разъездчиками конкордийцев. И только после этого северная группа десанта, не попавшая ни под один удар, осторожно вошла в город и порт. Зрелище им предстало чудовищное...
Переход прошел легко - Саня помнила (помнила, помнила!) чудовищные вспышки первых переходов, когда голова надолго превращалась в гудящий котел, а глаз дергал, как больной зуб. А сейчас - проскользнув меж двух старых домов, они выкатились на такую же примерно улочку, как та, с которой свернули... и остановились. Глаз отреагировал на это слабой желтоватой вспышкой - и даже не вспышкой, а всплеском, накатом желтого и медленным его отливом...
В этих домах явно никто не жил. Стены стояли облупившиеся, половины стекол недоставало. И все было затянуто тусклой серой паутиной.
Алексей повернул голову. Лицо его как-то сразу осунулось.
- Ни при каких обстоятельствах не выходи из машины, - сказал он. - Понимаешь?
Она кивнула. В щелочку не до конца поднятого стекла просачивался странный запах.
- Окно можешь открыть. Возьми сзади бомбы, положи в ноги. Фитиль поджигай прикуривателем.
- Хорошо, - кивнула она.
- Людей здесь не осталось. Даже те, кто на людей похож, - не люди. Понимаешь?
- Наверное...
- Дорогу видишь?
- Сейчас...
Саня закрыла глаза и запрокинула голову. Спокойно... спокойно... споко...
Вот она, стена. Слева, потом впереди поперек пути - далеко... и похоже, там надо свернуть направо...
- Прямо и направо, - сказала она.
Алексей кивнул и повел машину медленно, часто притормаживая, почти останавливаясь. Сидел он напряженно, очень прямо, вытянув шею и постоянно поворачивая голову немного вправо и влево. Саня поняла, что он пытается что-то услышать. Она, желая ему хоть чем-то помочь, прикрыла глаза. Все вокруг будто осветилось тусклым зеленым подземным солнцем. Замусоренный асфальт стал чешуйчатопрозрачным, как бывает прозрачной слюда. Остовы домов, источенные какой-то древней болезнью, готовились рухнуть от малейшего действия. И - будто медленный прозрачный вихрь, будто дрожание воздуха, лишь чуть-чуть преломляющее этот зеленый свет, приближалось справа, проходя сквозь остовы домов и еще более обгладывая ноздреватые каменные кружева...
- Бросай, - негромко сказал Алексей.
Саня открыла глаза. Рука ее уже держала маленькую бомбу, сделанную из пивной банки. Потом она посмотрела на то, что было прозрачным медленным вихрем...
Сначала ей показалось, что это пена. Сероватая пена выдавливается из окон и дверей домов и течет по улице. Потом она - как-то сразу, будто от лица убрали заслонку, или светофильтр, или что-то еще, - увидела, что "пена" полностью состоит из больших, в руку длиной, извивающихся многоножек с тусклыми стрекозьими глазами и тонкими черными жалами на гибких хвостах. Каждая из этих тварей могла двигаться стремительно, но масса - масса накатывалась со скоростью пешехода.
Саня нашарила прикуриватель, не сразу сумела вынуть его из гнезда. Поднесла тлеющую решеточку к фитилю. Фитиль зашипел и стал плеваться искрами. Саня неловко отбросила бомбу подальше от машины - и на бомбу тут же накинулись твари. Алексей чуть отъехал, остановился, зажал руками уши...
Взрыв был глухой. В "пене" образовалась горящая проплешина. Многоножки корчились в этом дымном пламени, разбегались по сторонам, исчезали в окнах. Саня бросила еще одну бомбу. От этой бомбы твари бросились врассыпную.
- Они умные, - сказал Алексей, болезненно морщась. - Умнее собак... Впрочем, это все мелочь.
- Но они бы нас съели?
- В пять секунд. Сухопутные пираньи.
- Здесь жили люди?
- Да. Еще зимой. Когда мы пробирались к тебе... застали нескольких живых. Теперь уже вряд ли...
Он доехал до конца узкой улочки и повернул направо. Саня вновь закрыла глаза. Узкое ущелье меж стен дальше расширялось, открывая небо, полное лун...
Туда вел когда-то широкий проспект - а может быть, это был бульвар, потому что дорога разделена была продольным широким газоном, на котором росли громадные деревья. Сейчас деревья эти были затянуты серой шевелящейся паутиной, и если присмотреться, то видно было, как крупные, размером с птиц, пауки перебираются с ветки на ветку. Их было великое множество. Саня еще успела удивиться, что ничего не чувствует, - и увидела мальчика.
Голый, серый от грязи, лет восьми-девяти, он ковылял наискось через полосу встречного движения - если здесь вообще можно было говорить о каком-то движении.