Страница 40 из 61
«Семь дней продолжалась буря потопа, а на седьмой утихла», – повествует Атрахазис:
В Божественной Книге ничего нет равного этим слезам человеческим.
Когда ковчег остановился на горе Низир (Nisir), Атрахазис выпускает по очереди голубя, ласточку и ворона, чтобы узнать, сошла ли вода с земли. Голубь и ласточка вернулись в ковчег, «не найдя места покоя для ног своих» (Быт. VIII, 9).
Тогда Атрахазис выходит из ковчега и приносит на горе жертву богам:
Бог Эа благословляет Атрахазиса:
Судьба Атрахазиса таинственнее Ноевой: этот родил второе человечество и умер, как человек; тот не рождает и не умирает, как бог (второе человечество Иштар-Мами творит из персти земной, так же как первое). На краю света, в Устье Рек, где был Эдем, поселяется Атрахазис, последний человек первого человечества, как Второй Адам, бессмертный, вкусивший от Древа Познания и Древа Жизни вместе.
Чей же это прообраз, чья тень? Богочеловека или человекобога? И здесь опять двойной, вопрошающий смысл Вавилона.
Вообще внутренний смысл обоих сказаний, библейского и вавилонского, вопреки внешнему сходству, глубоко различен: одна песнь, двумя голосами разно спетая.
Когда выпущенный голубь возвратился, «Ной простер руку свою, и взял его, и принял к себе в ковчег» (Быт. VIII, 9). Бледный луч солнца сквозь тучи потопа, вспыхнувшая радуга Завета, темный люк в осмоленной крыше ковчега и на простертой иссохшей ладони шестисотлетнего старца розовые лапки белого голубя: трагедия кончается идиллией, ревущая буря потопа – голубиным воркованием, здесь, в Бытии, а там, в Гильгамеше, – карканием ворона.
Наступит ли конец и второго мира так же, как первого, этого не знает Бытие или не хочет знать, а Вавилон знает. Об этом-то конце зловещий ворон и каркает.
Согласно с Берозом, последним истолкователем незапамятно-древних вавилонских сказаний, бытие мира состоит из ряда «великих годов», и каждый имеет лето и зиму: зима наступает, когда все созвездия соединяются в точке Водолея или Рыбы; лето – в точке Льва или Рака. Каждая зима начинается всемирным потопом (Øδ£tωσις); каждое лето – пожаром (kpurωσις) (Beros. Babylon. Fragm.).
Так все мировые круги, «обороты великих колес», ovra delle rote magne, совершаются между двумя концами-началами, и каждый, обнимая 432 000 лет, есть точное повторение предыдущего, ибо созвездия, возвращаясь в положение изначальное, производят прежнее действие.
О постоянных разрушениях мира огнем и водою говорит и Саисский жрец у Платона: в одном из этих разрушений погиб и остров Атлантида («Тимей»).
В тайном учении египетских жрецов эти мировые круги называются nem-anch, «обновления жизни», и nem-masu, «повторения бывшего» (Brugsch. Relig. u. Mythol. d. alten Aegypt., 260); в учении орфиков, – «восстановление»; а в современной науке один из таких кругов есть «мировая эволюция».
Сколько их? Бесчисленное множество? Нет, только три, ибо Тайна Трех – в трех мирах совершается.
Если верно последнее, то мы сейчас – во втором круге, перед концом огненным.
«Суд мира и всего, что в нем, через огонь. – Все огонь, когда придет, разрушит и возьмет себе» (Fragm., 63–65), – как будто повторяет Гераклит новозаветное пророчество: «В начале словом Божиим небеса и земля составлены из воды и водою: потому тогдашний мир погиб, быв потоплен водою. А нынешние небеса и земля, содержимые тем же Словом, сберегаются огню на день суда… Тогда небеса с шумом прейдут, стихии же, разгоревшись, разрушатся, земля и все дела на ней сгорят» (Вт. Петр. III, 5–10).
«Огонь пришел Я низвесть на землю, и как томлюсь, пока он возгорится», – свидетельствует и Сын Человеческий.
О, конечно, для нас все это – лишь старые басни, пустые сны! Как бы только нам самим не оказаться сном пустым.
Неужели мы до конца не поймем, почему Сын Человеческий, согласно со всею древнею мудростью, соединяет бывший конец с будущим, потоп водный – с огненным? «Как было во дни Ноя, так будет и в пришествии Сына Человеческого. Ибо, как во дни перед потопом, ели, пили, женились, выходили замуж, до того дня как вошел Ной в ковчег; и не думали, пока не пришел потоп и не истребил всех, так будет и пришествие Сына Человеческого» (Матф. XXIV, 38–39).
Не думали, как мы не думаем; не слышали, как мы не слышим шума подходящего потопа, уже не водного.
Океанский кабель и радио не повторят ли когда-нибудь древнюю клинопись:
Что это, было или будет? Было и будет, – отзывается эхо веков в вечности, как зловещее карканье ворона.
В жизни каждого человека наступает минута, когда душа его вдруг видит смерть. Если и в жизни всего человечества должна наступить такая минута, то, может быть, сейчас она ближе, чем когда-либо.
Но и все века к ней шли. Ее уже предрек Вавилон: душа его увидела смерть, как раненая львица ниневийская.
Гильгамеш и Древо Жизни
Таково начало «Гильгамеша», как бы начало «Фауста». Вот когда уже начинается трагедия знания, наша трагедия по преимуществу. Фауст и Гильгамеш – обладатели знания, искатели жизни.
«Жизни ты ищешь, но не найдешь» – это о Гильгамеше сказано, и почти то же о Фаусте: