Страница 4 из 43
Я помню утро 8 октября. Дождь прекратился, в прогалинах облаков появилось солнце. Я тоже двигался по Коломенскому большаку, обеспокоенный каким-то новым чувством ответственности за все, что творилось здесь, на большаке, и вообще в Брянском лесу.
Чтобы уточнить обстановку, я направился на розыск штаба воинской части. В штабе полка мне сообщили, что две пехотные дивизии пошли на прорыв и ведут упорные бои у села Негино.
Эти бои продолжались три дня. Наконец, вражеское кольцо было прорвано. В образовавшуюся брешь под бомбежками и обстрелами стремительным потоком хлынули наши части. Ночью на двух разбитых машинах мы ухитрились проскочить на стыке каких-то немецких механизированных частей и оказались в боевых порядках подразделений прорывавшейся с украинского полесья полтавской дивизии, которой командовал С. С. Бирюзов. Сам командир дивизии был тяжело ранен, его везли на повозке. Я представился ему.
Сергей Сергеевич улыбнулся, когда услышал о том, что с ним говорит командир оперативной группы штаба фронта.
— Ну, раз здесь оперативная группа, — сочувственно сказал он, — дела не так уж плохи.
Узнав о нашем назначении, Бирюзов пожелал группе успеха и одобрил план вывода оставшихся войск к переднему краю с помощью проводников — партизан Навлинского, Брасовского, Суземского и Трубчевского районов.
И вот последние подразделения выведены. В лесу на несколько дней воцарилась глубокая тишина, как-то сразу подчеркнувшая тот факт, что мы уже в тылу врага, что наша прямая связь с армией и с нашими товарищами прекратилась. Еще ласково светило солнце, еще жил своей летней жизнью лес, а в нашей жизни словно наступили сумерки. Мы расположились в домиках лесного кордона, здесь было тихо, безлюдно.
Вначале нас было трое на этой базе, потом стали подходить еще. Пришел Виктор Емельянов, секретарь парткома областного управления МВД, которого мы считали погибшим, вернулся с задания Скрипкин, появился Морозов. Пора было начинать работу. Первое и главное — связь, связь и связь. Перебираю в уме явки, фамилии товарищей, их условные имена, мысленно восстанавливаю места, где заложены базы… Нет, мы начинали свою работу не на голом месте. Шесть райкомов партии, в зоне которых действовала наша группа, осторожно и настойчиво готовили ядро каждого партизанского отряда.
Принимаю решение выслать товарища в хутор Холмецкий к первому связному Марии Кухтиной. Казалось бы, чего проще дойти до поселка, зная пароль, побывать в гостях у девушки, получить у нее нужные сведения и вернуться обратно. Но тот, кто пойдет с заданием, окажется в полосе вражеских частей, он должен миновать их посты, а вблизи населенных пунктов ему придется столкнуться с полицаями и обвести их. Да и трудно предположить, как встретит связная, что она уже перенесла и в состоянии ли идти на новые испытания. Тысячи вопросов! А задание — обычное, можно сказать, самое простое.
Я останавливаю внимание читателей на этой мысли, чтобы сказать о том, как напряженно всеми участниками партизанского подполья постигалась наука борьбы. Все давалось непосредственной практикой, сложной и опасной. И каждый наш товарищ стремился поскорей овладеть своей ролью.
Мы отравились к Марусе Кухтиной, благополучно миновали поселок Локоть, занятый эсэсовцами. Я хорошо помню субботу в октябрьский вечер 1941 года. Моросил холодный дождь. Я сидел в колхозной избе и ожидал Кухтину. Керосиновая лампа с отбитым вверху стеклом коптила. Мне очень хотелось спать, несмотря на то, что на сердце было неспокойно. Володя Морозов снимал гарь с фитиля и напевал что-то унылое.
— Да перестань ты тянуть за упокой! Дай отдохнуть людям! — поворачиваясь на широкой скамье, сказал Виктор Емельянов.
В дверь постучали, дремоту как рукой сняло. Вошла Кухтина.
— А у меня в доме гости из Брасовского отряда! — тут же доложила она после приветствия. — Вы пришли удачно.
Через десять минут мы встретились с комиссаром отряда Федоровым и сопровождавшими его партизанами. Беседа затянулась до полуночи. К утру дождь прекратился, и мы все вместе двинулись в Брасовский отряд, расположившийся в урочище «Девкина Горка». Партизаны обрадовались нам. Собравшись у костра, они внимательно слушали наши сообщения о положении дел на фронтах, о действии партизанских отрядов на Брянщине, методах борьбы на коммуникациях врага и с предателями. В тот же день партизаны решили назвать свой отряд «За Родину» и приняли присягу. Вот она:
«Я, гражданин Великого Советского Союза, верный сын героического русского народа, клянусь, что не выпущу из рук оружия, пока последний фашистский разбойник на нашей земле не будет уничтожен.
Я обязуюсь беспрекословно выполнять приказы всех своих командиров и начальников, строго соблюдать воинскую дисциплину.
За сожженные города и села, за смерть женщин и детей наших, за пытки, насилия и издевательства над моим народом я клянусь мстить врагу жестоко, беспощадно и неустанно.
Кровь за кровь, смерть за смерть!
Я клянусь всеми средствами помогать Красной Армии уничтожать бешеных гитлеровских псов, не щадя своей крови и своей жизни.
Я клянусь, что скорее погибну в жестоком бою с врагом, чем отдам себя, свою семью и весь советский народ в рабство кровавому фашизму.
Если же по своей слабости, трусости или по злой воле я нарушу эту присягу и предам интересы народа, пусть умру я позорной смертью от руки своих товарищей».
Присягу читал комиссар отряда, а партизаны громко повторяли, затем каждый подписался.
Бюро Орловского обкома партии решило привести к присяге все сформированные отряды. От командира и комиссара принимал присягу секретарь райкома.
Из отряда «За Родину» я направился к навлинским партизанам. Проводить меня к ним вызвался командир взвода отряда Иван Григорьевич Новиков.
Мы шли всю ночь, минуя небольшие вражеские гарнизоны, оставленные в селах. К утру мы увидели между деревьями вооруженного бойца, пристально следившего за нами.
— Никак пришли! — воскликнул Новиков и знаком руки подозвал бойца.
Действительно, мы оказались в расположении первого Навлинского отряда. Нас провели в штаб, и там мы увидели секретарей райкомов партии Суслина и Максименко, председателя райисполкома Мирошина и других товарищей. Мы быстро договорились о совместных действиях, определили способы выполнения указаний штаба оперативной группы. После этого созвали собрание, и партизаны назвали свой отряд «Смерть немецким оккупантам».
На другой же день навлинцы начали боевую операцию по захвату у противника склада боеприпасов, оставленного отходящими частями 13-й армии. Склад был большой, его охраняло целое подразделение.
Партизаны напали днем, врасплох, когда бдительность врага была притуплена. Четыре пулемета, выставленные партизанами, перекрыли дорогу к складу. Гитлеровцы потеряли 70 человек убитыми и бежали, оставив четыре орудия, 70 пулеметов, две тонны тола, 18 минометов, более 100 тысяч патронов и другое вооружение. Этой операцией руководил выпускник нашей диверсионной школы Осипов и его друзья Ижукин, Чушикин и Согреев.
Вооружение и боеприпасы, захваченные у противника, поделили между десятью партизанскими отрядами.
Новые партизанские отряды появлялись и организовывались буквально каждый день.
К декабрю 1941 года в южном массиве Брянского леса дислоцировалось уже свыше двадцати партизанских отрядов, скомплектованных из актива партийных организаций и Советов Навлинского, Суземского, Брасовского, Выгоничского и Трубчевского районов.
Военнослужащий Илларион Антонович Гудзенко вместе с другими оставшимися в тылу гитлеровских войск командирами организовал два отряда: имени Ворошилова № 1 и отряд имени Ворошилова № 2, численностью 300–350 человек каждый. Ядро отрядов составляли бойцы и командиры частей Красной Армии.
Для выполнения оперативных задач мы организовали из военных специальный отряд в 46 человек под командованием капитана Петра Сольникова.
Сформировали также партизанский отряд, которому вскоре суждено было стать ядром мощного легендарного соединения Александра Николаевича Сабурова. Вначале возглавил его коммунист Игнат Лаврентьевич Бородавка. С 23 февраля 1942 года этот отряд стал называться отрядом имени 24-й годовщины Советской Армии.