Страница 26 из 43
— Уже имеете артиллерию? — Сталин, казалось, был удивлен. — Где же вы ее взяли?
— Часть собрали из брошенной при отходе наших войск и привели в боевую готовность, а часть отняли у гитлеровцев в бою.
— Калибры орудий?
Я назвал. Потом сказал о количестве снарядов. Суммировал наш арсенал:
— Осталось 72.
— Хорошо, еще что из орудий есть?
— 19 орудий 76-миллиметровых и 34 — 45-миллиметровых пушки.
Сталин переспрашивает:
— Тридцать четыре?
— Да, Иосиф Виссарионович, тридцать четыре, — подтверждаю.
— А зенитки есть?
— Пять орудий.
— Снаряды к ним?
— 820 снарядов.
— Маловато, — говорит Сталин. — Минометы есть?
— 114.
— Какие минометы?
— 120-ти — девять…
— Мины к ним есть?
— 365 мин.
— Маловато.
Звонит телефон. Сталин подходит к аппарату и подтверждает об отправке чего-то на фронт. Возвращается и просит:
— Продолжайте.
Я уже успокоился, знаю, что Сталина интересует, докладываю более уверенно.
Сталин перебивает:
— Вы куда спешите, в театр, что ли?.. Не торопитесь. Мы прослушаем по порядку, время хватит у нас. Патроны у вас есть?
— К автоматам — 16 000, крупнокалиберным пулеметам — 8000.
— Вы не сказали, у вас винтовки-то есть?
— Прошу простить, Иосиф Виссарионович, упустил.
— Ничего, — говорит.
— Винтовок 14 000.
— А сколько патронов к ним?
— Патронов имеем 1 120 000… Я еще не сказал, есть бронетанковый батальон.
— Даже бронетанковый батальон! — Сталин улыбается. — Расскажите, только не спеша, что в этом вашем батальоне?
Перечисляю. Сталин записывает, молчит. Не знаю, то ли думает, то ли ждет, чтобы я продолжал.
— Разрешите продолжать, товарищ Сталин? — спрашиваю.
— Пожалуйста.
Говорю об итогах боев, количестве уничтоженных гитлеровцев, наших трофеях, о потерях.
— Для вас это очень большие потери, — недовольно говорит Сталин, перебив меня. — Врага нужно бить партизанскими методами… В чем нуждаются сейчас отряды?
Я начинаю перечислять. Снова звонит телефон. Сталин выслушивает и отдает распоряжения. К столу возвращается довольным.
— Успешно пробомбили. Молодцы!
Он смотрит на нас и неожиданно говорит:
— Все, что вам нужно, забросим. Проблема снарядов, вооружения теперь решена… А как народ живет?
Теперь все командиры рассказывают. Но разговор постепенно переходит на боевые дела.
— Вы говорите о диверсиях на коммуникациях врага. Расскажите, товарищ Емлютин, как у вас налажено подрывное дело?
— Мы пустили под откос 51 эшелон противника. Сами из тола делаем поездные мины.
— А люди умеют обращаться с этими минами? Они не подрываются на них?
— У нас специальная школа подрывников, в ней обучено более 400 человек.
— Где же вы берете тол?
— Выплавляем из немецких мин и снарядов.
— Интересно. Расскажите, как это делаете?
— На костре. Большие котлы установили на сошках. В котел наливаем воды. Прежде чем опустить мину или снаряд в воду, отворачиваем головки. Огонь поддерживаем до тех пор, пока тол начнет плавиться. Из этого тола и делаем мины.
— А откуда берете горючее для ваших машин?
— Добываем горючее сами, — отвечаю. — Трофейного оказалось мало. И вот в отряде «Смерть немецким оккупантам» заместитель командира по разведке, бывший председатель Навлинского исполкома Мирошин нашел своих инженеров, конструкторов. С ними он восстановил заброшенный смолоперегонный завод. Получаем нечто похожее на скипидар, он и заменяет горючее.
— Да… Вы сказали, что имеете посадочную площадку. Какие самолеты вы можете принимать на ней?
Я сказал, что у нас два аэродрома, что на них можно принять тяжелые самолеты.
— Вы не хвастайтесь, — сказал Сталин и, обращаясь к П. К. Пономаренко, заметил:
— Нужно дать им 5 самолетов У-2.
Затем Сталин спросил, есть ли у нас случаи перехода партизан на сторону противника.
— Есть такие случаи, но их мало.
— Какие меры принимаете к предателям?
Опять завязался общий разговор.
Выслушав внимательно всех товарищей, Сталин высказал свое мнение, какими методами должны действовать партизанские отряды. Он обратил наше внимание на слабое развитие партизанского движения вокруг городов, на плохо поставленную разведку в городах и дал ряд советов командирам. Он говорил, что не надо упускать главного: всеми способами блокировать коммуникации врага, ставить тысячи препятствий на путях продвижения гитлеровцев к фронту, вести ожесточенную войну на рельсах. Заключая, Сталин предложил написать заявки на все, что нужно отрядам.
— Вам необходимо оказать всемерную помощь, — сказал он и перечислил все то, что можно доставить самолетами Партизанскому краю.
На прощание Сталин, Молотов, Ворошилов пожали нам руки и пожелали успехов в борьбе с фашистскими оккупантами.
Прием в Кремле закончился в 4 часа. Мы вышли оттуда окрыленными, чувствуя себя как бы выше на целую голову. Новые задачи определились и для отрядов Ковпака и Сабурова, они будут готовиться к ответственным рейдам из Брянских лесов.
Утром, это было 2 сентября 1942 года, меня разбудил командир отряда имени Чапаева Василий Кошелев.
— Вставайте! По радио передают Указ о награждении партизан! — кричал он и тряс меня за плечо. — Вам присвоено звание Героя Советского Союза!..
Через несколько минут все командиры были на ногах. Радости не было границ: 1018 партизан Брянщины, отличившихся в боях против гитлеровских захватчиков, получали награды, звание Героя Советского Союза было присвоено семи товарищам. Так высоко была оценена деятельность партизан партией и правительством.
После получения правительственных наград мы сфотографировались в Кремле с Михаилом Ивановичем Калининым.
Второй, не менее радостной вестью, которую мы узнали в тот же день, было решение Ставки Верховного Главнокомандующего о помощи партизанским отрядам. Наши заявки не только были удовлетворены: мы получали гораздо больше, чем просили.
На третий день пребывания в Москве мне довелось быть на приеме в ЦК ВЛКСМ и долго беседовать с заведующим военным отделом ЦК комсомола А. Н. Шелепиным. С его помощью удалось получить типографию и много других ценных для партизан материалов.
— Теперь повоюем! — то и дело повторяли мы.
Хотелось скорее ехать в родной Партизанский край, рассказать товарищам о приеме в Москве и идти в бой.
Вскоре по указанию Главнокомандующего партизанским движением мы реорганизовали все наши отряды и создали 11 партизанских бригад. Меня назначили командующим объединенными бригадами Партизанского края.
Сразу же началась переброска боеприпасов, выделенных нам, вооружения, материалов. Я вылетел в Москву, где с маршалом авиации Головановым и начальником штаба генерал-лейтенантом Шевелевым мы составили план переброски груза — около 400 тонн.
В наше распоряжение было выделено пять самолетов У-2; два мы использовали для связи, а три — в качество бомбардировщиков. Самолет У-2 поднимал четыре бомбы по 50 килограммов, а вместо бортмеханика мы обычно сажали партизана с корзиной противотанковых гранат. Теперь наши летчики бомбили вражеские поезда. За короткое время были пущены под откос 19 эшелонов противника. Гитлеровцы забеспокоились.
Однажды немецкая «рама» обнаружила посадку наших самолетов на аэродроме. Мы тут же перебазировали самолеты на другой аэродром, а на старом выставили бутафорию. Гитлеровцы незамедлительно выслали девятку Ю-88 и разбомбили деревянные макеты. В газетах они сообщили, что уничтожили партизанский аэродром с 10 самолетами.
Итак, все наши аэродромы работали с полной нагрузкой. «Воздушный мост» между Москвой, фронтовыми базами снабжения и Партизанским краем действовал надежно. Как все это не было похоже на осень сорок первого! Первое чувство, которое охватило всех нас после встречи в Москве, — глубокая признательность обкому партии за предусмотрительность и продуманность мер по созданию партийных организаций в лесах, за своевременность объединения сил отрядов и мудрое направление деятельности каждого из них. Огромное значение имело личное общение с райкомами и отрядами первого секретаря обкома А. П. Матвеева. Человек он был очень мужественный, выдержанный, полный отеческого внимания к людям.