Страница 479 из 494
- Это не мое дело, - возразил тот.
Бьернссон принес ведро и тряпку и вымыл пол, рассудив, что это проще, чем ругаться со стражниками. Уже вытирая последние половицы, он сообразил, отчего у тряпки такие странные остроухие концы. Это было одно из белых боевых знамен Киссура, с несколькими прорехами и несмывающимися бурыми пятками возле прорех. Бьернссон домыл пол и выставил поскорее тряпку за дверь, пока Варназд ее не увидел. Вымыл руки, сменил платье, взял у стражников котелок бульона и стал кормить больного.
А Варназд, надо сказать, видел тряпку и все остальное: до болезни стражники заставили его мыть ею пол. Вот через двадцать минут Бьернссон вытер ему губы, поправил одеяло и собрался уходить.
- Жаль, что я не знал вас раньше, - сказал Варназд. - При дворе меня окружали одни карьеристы и негодяи. Теперь они все разбежались, как шакалы от высохшего ручья. Я всегда это знал.
- Все, - немного помедлив, спросил яшмовый араван, - и Киссур, - тоже шакал?
Варназд вздрогнул.
- Вы не знаете, как мне было страшно с Киссуром, - зашептал он. Я любил его, а он принимал меня за бога. Каждый день я боялся, что он догадается, что я не бог, а слабый человек, - и тотчас изменит мне. Когда пришло известие о мятеже, я подумал, что Киссур наконец догадался.
- А Нан, - спросил яшмовый араван, - и этот негодяй?
- Я виноват перед Наном, - промолвил Варназд, как-то странно заколебался, хотел сказать что-то еще, но раздумал, а потом все же прибавил:
- Вы похожи на Нана. Непонятно почему.
Пророк мятежников долго глядел на государя.
- Если бы вы были свободны, а Нан был жив, - кого бы вы назначили первым министром, - Киссура или Нана?
Варназд слабо улыбнулся.
- Я бы назначил вас.
Яшмовый араван побледнел. Он был не настолько лишен честолюбия, чтобы голова у него не закружилась при одной мысли об этом.
- Спокойной ночи, государь.
Яшмовый араван поцеловал Варназда в лоб и вышел. За порогом комнаты он порвал и бросил в камин какое-то новое прошение о дровах, которое вручил ему Варназд. "Черт побери, - подумал Бьернссон, - не то плохо, что Ханалай унижает государя, - а то, что государю это нравится".
19
Шаваш очнулся очень нескоро. Очнувшись, он увидел, что лежит не в тюрьме, а в комнате шириной в пять-шесть циновок. Над ним был беленый потолок, разрисованный круглыми цветами. Одеяло было из шелковых багряных квадратов. Кровать была отгорожена ширмами, и возле кровати стоял низенький столик с яшмовыми вставками, а на столике - курильница и серебряный кувшин. К ширме был прикреплен шелковый веер. С циновки под веером щурился стражник.
Прошло некоторое время, и в комнату вошел высокий старик в шерстяном платье без знаков различия.
- Как вы себя чувствуете, - спросил он.
- Ммм, - ответил Шаваш и закрыл глаза, не соблюдая правил вежливости.
Старик покачал головой и ушел, а Шаваш опять заснул.
В следующий раз Шаваш проснулся поздно ночью. Стражник лениво встал и сказал что-то человеку за ширмой. Вскоре высокий старик появился опять.
- Как вы себя чувствуете?
- Мне снилось, - сказал Шаваш, - что я на рынке, и какой-то фокусник решил меня омолодить. Он вскипятил котел со львиным молоком, разрубил меня на части и стал варить косточки в котле. Час варил, два варил... Тут я проснулся и обнаружил, что он все еще варит, и обратно не собирает. Может быть, вы соберете, господин Арфарра?
- Ах, так вы меня узнали? - спросил старик.
- Я надеюсь, господин Арфарра, - продолжал Шаваш, с трудом щурясь, что вы не очень поссорились из-за меня с Киссуром.
- Нисколько, - возразил Арфарра. Я сказал ему, что вы можете оказать мне небольшую услугу, и что если вы не окажетесь в состоянии оказать мне этой услуги, я отдам вас ему, или повешу сам, как ему будет удобнее.
- Гм, - сказал Шаваш, - я был бы счастлив, господин министр, оказать вам услугу.
Арфарра сел в кресло и, не мигая, стал смотреть на Шаваша.
- Ответьте-как сначала на три вопроса. Первый вопрос: по чьему именно приказу вас арестовали в Харайне.
Шаваша слегка мутило, и в голове его кто-то словно водворил маслобойку, и старая лошадь ходила копытами по внутренней стороне черепа и грубо ворочала ворот. Шаваш мог бы начать врать, но, несмотря на маслобойку, понял, что проклятый старик все знает, и если Шаваш начнет врать, то ему очень быстро придется пожалеть об этом.
- У меня, - сказал Шаваш, - был договор с одним чиновником по имени Дин. Если я пришлю этому Дину условленный знак, он надевает парчовую куртку и является меня арестовывать, будто он из столицы.
Арфарра усмехнулся и сказал:
- А вы понимали, что этот ваш арест послужит основанием для мятежа Ханалая: ибо если новые временщики арестовали одного любимца Нана, то арестуют и другого любимца?
Шаваш осклабился и ответил:
- Говорило сито иголке, - у тебя на спине дырка.
Арфарра задал второй вопрос:
- Два года назад меня арестовали по вашему приказанию. За что?
- Это была ошибка, - сказал Шаваш, и не моя вина. С вами сводили счеты, а я пытался арестовать совсем другого человека, этого самозванца, яшмового аравана: и, как видите, был прав.
- Да, - сказал Арфарра, - арестовали-то меня по ошибке. А почему вы, узнав об этом аресте, приказали не выпустить меня, а убить?
- А что бы вы сделали на моем месте? - спросил Шаваш.
Арфарра улыбнулся и ответил:
- На вашем месте я бы сделал то же самое. Но я был на своем месте и был этим очень недоволен.
Арфарра помолчал и продолжил:
- И, наконец, третье, - зачем вы явились в столицу?
- Я был одним из тех, кто решает судьбы ойкумены, а стал хуже муравья на дороге. Я перестал ценить такую жизнь. Я пришел посмотреть на Идари.
- Вы удивительно верный возлюбленный, господин Шаваш!
- Мне двадцать восемь лет, господин Арфарра.
Арфарра помолчал.
"Вот сейчас, - подумал Шаваш, - он спросит, откуда я взял ту штуку, из которой стрелял в этого мерзавца Киссура".
- Да, - проговорил Арфарра, - а я слыхал, что у Чахарского князя целый обоз женок.
Шаваш похолодел. Арфарра встал с кресла и наклонился над Шавашем. У обоих были одинаковые золотистые глаза, и один и тот же тип лица коренного вейца, - светлая, словно выцветшая кожа и вздернутые кверху уголки бровей.