Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 18

Он опустился передо мной на колено и, поцеловав мою здоровую руку, вложил в нее кубок эля.

– Простите, дамы, но я ненадолго покину вас, предоставив возможность поболтать о французских кринолинах, ибо мне пора переодеться. Полагаю, я могу отложить на денек свою поездку. Кроме того, грядет Пасха, а в честь такого праздника не грех и отложить хозяйственные дела.

Я внутренне возликовала, но он так быстро удалился, захватив по пути гроздь винограда, что мне не удалось высказать ему свою благодарность. Я посмотрела на Алису, размышляя, какое впечатление мог произвести на нее мой муж, но она выглядела просто усталой, уголки ее губ печально опустились, а пряди волос беспорядочно выбились из-под чепца. До меня вновь донесся слабый аромат лаванды. Охваченные пламенем поленья дружно потрескивали, наполняя комнату легким и уютным духом.

– Что такое французский кринолин? – спросила Алиса, нарушая молчание.

Я едва не рассмеялась, обрадовавшись, что легко могу ответить ей.

– Это такая юбка с обручами из китового уса, они вшиты в нее с изнанки, для придания ей пышной формы. Ты еще не слышала о такой моде?

Она покачала головой и опять спросила:

– Как ваше запястье? Вам нужно потуже перебинтовать его.

– Нормально. – Я осторожно потрогала руку. – У меня большой опыт падений с лошади. Мой знакомый, Роджер, говорит, что человека нельзя назвать наездником, если он не свалился с коня хотя бы семь раз, и еще разок – на счастье. А ты, наверное, тоже частенько падала, торопясь выехать к женщинам, чтобы принять роды?

– У меня нет лошади.

– Как это – нет лошади? – потрясенно переспросила я. – Тогда как же ты добираешься к роженицам?

Уголки ее губ тронула легкая улыбка.

– Пешком. Или, если йомен[9] присылает за мной слугу, то иногда он подвозит меня, – должно быть, видя мое изумление, она добавила: – Зачастую дети не торопятся появиться на этот свет.

– Надо же, я и не знала. – Я почувствовала на себе взгляд ее горящих огоньками глаз. – Но, пожалуйста, садись за стол и поешь.

Она неохотно подчинилась.

– Я не могу надолго задерживаться, скоро… мне надо будет уйти. – Я кивнула, отметив, как ловко, взяв нож длинными пальцами, она отрезала кусочек сыра. – А это будет ваш первый ребенок?

– Да, – ответила я.

И внезапно я осознала, что ответ мой прозвучал так же натянуто, как ее, когда она ответила, что у нее нет детей. Она спокойно подкреплялась сыром с хлебом, а я задумчиво крутила на пальце обручальное кольцо. Ради чего я пригласила ее в нашу гостиную, если не для того, чтобы выразить благодарность? Мне вспомнился озабоченный вопрос Ричарда. Все благополучно. Но надолго ли? Что-то в Алисе располагало к доверию: хотя бы уж то, как она, не вымолвив ни слова, усмирила мою лошадь на той полянке.

– Я уже потеряла троих детей, – быстро добавила я.

Она положила нож, откинулась на спинку кресла и вытерла руки передником, смахнув крошки с пальцев. Я не смела взглянуть ей в лицо и старательно разглядывала ковер, заметив разбросанные там и сям рыжие шерстинки Пака, такие тонкие, что они прекрасно гармонировали с ковровым узором.

– Очень жаль. – Ее голос был полон доброжелательного сочувствия.

Я погладила гриву одного из деревянных львов на подлокотнике кресла.

– Моя мать считает, что я не способна иметь детей. Ей нравится напоминать мне, что я не способна исполнить долг жены.

Молчание девушки в стоящем напротив меня кресле казалось задумчиво терпеливым.

– На каком сроке вы их теряли?

– Все они умерли, не родившись. – Я слегка потянула за кончик золотую нитку из парчовой ткани юбки и попыталась вставить его обратно. – После первой потери Ричард забеспокоился и нанял женщину, чтобы приглядывать за мной.

– Как это, приглядывать?

– Следить, чтобы я правильно питалась, ну и вообще хорошо себя вела. Он очень беспокоился, – повторила я.

– За вас или за ребенка?

– За обоих. А о чем вы с ним говорили без меня?

– Да о том о сём. О делах.

Укол ревности вызвал у меня недоверчивую усмешку.

– Он говорил с тобой о своих делах?

– Нет. Я работаю в Падихаме, в пивной «Рука с челноком». И даже не знала, что вы с мужем владельцы этого заведения.

– Неужели? – удивилась я, запоздало осознав, что выдала собственную неосведомленность. – А я думала, что ты… Так ты работаешь в двух местах?





– Дети рождаются далеко не каждый день. По крайней мере, у нас в Колне.

– И давно ли ты начала работать в пивной?

– Недавно.

– И сколько же тебе платят?

Сделав большой глоток пива, она вытерла рот. Я позавидовала, глядя на то, с каким удовольствием она ест и пьет. В животе у меня заурчало.

– Два фунта.

– В неделю?

– В год. – Алиса пристально глянула на меня.

Я знала, что щеки мои заалели от смущения, но не отвела взгляда. За целый год она получала столько, сколько я платила за три ярда бархата. Неловко поерзав в кресле, я поправила полоску от ее передника на запястье, оно уже начинало чесаться. Полированный дубовый подлокотник приятно холодил кожу руки.

Во рту у меня пересохло. Неожиданно мне захотелось рассказать ей о том, что Ричард теперь предпочитает спать в гардеробной, о том, как в феврале меня стошнило сорок раз за один день.

– А ты сможешь помочь мне родить ребенка? Живого ребенка?

– Я…

– Я буду платить тебе пять шиллингов за неделю.

Записывая в гроссбух такую сумму, управляющий Джеймс наверняка изумленно вскинет брови, но отслеживание моих расходов унижало меня, и я осознала, что любая оплата должна рассчитываться в пределах достаточной щедрости и справедливости. Однажды Ричард заявил, что с бедняками нельзя обсуждать денежные вопросы. Алиса, очевидно, бедна и – я глянула на ее лишенные колец пальцы – не замужем. Теперь я поняла, что он имел в виду.

– Это в пять раз больше того, что я зарабатываю сейчас, – тихо произнесла она.

Просунув палец под чепец, она почесала голову и осторожно поставила на стол кубок с пивом. В животе у меня заурчало так громко, что мы обе это услышали, я ведь еще не съела ни крошки.

– Я также предоставлю в твое распоряжение лошадь, чтобы ты могла ездить на ней сюда и до постоялого двора в Падихаме. Пешком до Колна далековато.

Облизнув губы, она обдумывала мои слова, глядя на огонь, и наконец спросила:

– Ваша нынешняя беременность длится дольше, чем в предыдущие разы? Когда можно ждать разрешения?

– В начале осени, полагаю. Последний раз она прервалась… незадолго до конца срока.

– Мне понадобится осмотреть вас, – сказала она, – когда у вас были последние женские дни?

– На Святках. Есть кое-что еще.

Поставив свой кубок, я сунула руку за пазуху и достала письмо от доктора, которое переложила туда, когда переодевалась. Обычно я запирала его в ящике за маленькой квадратной дверцей в комоде, а ключ прятала на плетеной основе кровати под матрасом. Я развернула письмо и разгладила рукой бумагу, еще хранившую тепло моего тела. Но Алиса не взяла его, между ее бровей пролегла легкая морщинка.

– Я не умею читать, – хмуро призналась она.

Неожиданно от двери донеслось какое-то царапанье, и мы обе напряженно выпрямились. Я спрятала письмо на кресле, но никто так и не вошел.

– Кто там? – громко спросила я.

Не дождавшись ответа, я встала и сама открыла дверь. За порогом, тяжело дыша, стоял Пак, и я тут же опустилась рядом на колени.

– Это всего лишь ты. Мой милый.

Он последовал за мной к креслу, и по глазам Алисы я поняла, как поразили ее размеры дога.

– Он у нас добрый великан, – успокоила я девушку, позволив псу улечься у меня в ногах. – Мне постоянно приходится чистить юбки от его шерсти, но на самом деле я не возражаю. Кстати, доедай сыр, иначе он не преминет стащить его.

– Какой же он большой, – удивленно произнесла Алиса.

Услышав ее голос, Пак поднял свою рыжую голову и громко гавкнул.

9

Йомен – крестьянин в Англии XIV–XVIII вв., ведший, как правило, самостоятельное хозяйство, мелкий землевладелец или фермер.