Страница 1 из 6

Племя

Юнгер Себастьян

Себастьян Юнгер

Племя

Sebastian Junger

Tribe: On Homecoming and Belonging

Эта книга посвящается моим братьям: Джону, Эмери и Вождю

От автора

Эта книга выросла из моей статьи «Как ПТСР[1] стало проблемой далеко за пределами поля боя» в июньском выпуске «Вэнити Фэйр» в 2015 году. Некоторые отрывки из нее публикуются здесь без изменений. Весь исходный материал для книги указан в разделе «Источники». Я не использую сноски – мне кажется, они затрудняют чтение и поэтому уместны только в учебниках. Однако я считаю, что часть научных исследований современного общества, посвященных войнам и посттравматическому стрессовому расстройству, может удивить или даже огорчить некоторых читателей. Поэтому я решил хотя бы вскользь сослаться в тексте на эти источники, чтобы читатель мог сам проверить информацию, если понадобится.

И книга, и статья содержат фразы, которые покажутся некоторым спорными или даже оскорбительными. Первая – это «американский индеец». Многие люди предпочитают употреблять выражение «коренной американец». Но когда я брал интервью у апача Грегори Гомеса, он подметил, что этот термин применим к людям любой этнической принадлежности, родившимся в Соединенных Штатах. Гомес настоял, чтобы я говорил «американский индеец».

Другой спорный термин – это «посттравматическое стрессовое расстройство». Кто-то справедливо скажет, что, говоря «расстройство», мы вешаем ярлык на тех, кто сражается с травмой, полученной на войне. Я специально использую это выражение, поскольку, на мой взгляд, любая долгосрочная реакция на травму – это «нарушение нормальных физических или умственных функций». Именно такое определение Оксфордский словарь американского английского языка дает слову «расстройство». Большинство работников здравоохранения – и многие солдаты – согласны с этой позицией.

И наконец, в этой книге я пересказываю от первого лица некоторые события, случившиеся много лет назад, еще до того, как мне довелось стать журналистом. У меня нет записей этих сцен, и диалоги не зафиксированы нигде, кроме как в моей памяти. Обычно речь, идущая в кавычках, должна подтверждаться записью на пленке или в блокноте, а любое событие следует документировать прямо по ходу происходящего или вскоре после его окончания. Однако для пересказа тех нескольких историй мне пришлось полностью положиться на свою память. Хорошенько обдумав этот вопрос, я решил, что не нарушу своих журналистских стандартов, если поясню читателям, что не имею документальных свидетельств. Меня всю жизнь сопровождали мысли о героях моих историй, которые часто были моральным ориентиром для моих собственных поступков. Я лишь хотел бы знать, кто они такие, чтобы каким-то образом отблагодарить их.

Предисловие

Осенью 1986 года, после окончания колледжа, я отправился путешествовать автостопом. Мне никогда не приходилось бывать к западу от реки Гудзон, отчего казалось, что в Дакоте, Вайоминге и Монтане я найду не только настоящую Америку, но и настоящего себя.

Мое детство прошло в пригороде Бостона, где дома спрятаны за высокими изгородями или огромными деревьями, а соседи едва знакомы друг с другом. Им это и не нужно: там никогда не случается ничего, что требовало бы коллективных усилий. Со всеми бедами разбирается полиция, пожарные или в крайнем случае городские ремонтные бригады. Однажды летом я работал в одной из них. Помню, что слишком налегал на лопату и бригадир велел мне угомониться, ибо «некоторым из нас предстоит заниматься этим до самой пенсии».

Жизнь в американском пригороде была настолько предсказуемой, что я начал надеяться – довольно безответственно – на ураган, торнадо или на любое другое бедствие, которое сплотит нас ради выживания. То есть сделает жителей мирного Бостона единым племенем. Я не хотел разрухи и хаоса, а наоборот – грезил о солидарности. Мне мечталось доказать собратьям, что я чего-то стою. Но, увы, в мире аккуратных коттеджей и стриженых газонов не было места опасностям.

Как стать взрослым в обществе, которое не требует жертв? Как стать мужчиной в мире, где не нужна храбрость?

Иными словами, в юности у меня не было возможности проверить себя на прочность, и я решил сам организовать ситуацию, которую не смогу контролировать, – например, проехаться автостопом по стране. Поэтому однажды октябрьским утром 1986 года оказался близ города Джилетт в штате Вайоминг с рюкзаком за плечами и автомобильной картой в заднем кармане джинсов. Я стоял, облокотившись на перила моста, а мимо с грохотом мчались полуприцепы. Люди в проезжающих пикапах пристально разглядывали одинокого паренька. Некоторые опускали стекла и швыряли в меня пивные бутылки, которые от удара об асфальт разлетались на осколки.

В рюкзаке у меня лежали палатка, спальный мешок, набор алюминиевых котелков и шведская походная плитка, в которой закончился бензин. Эти вещи да недельный запас еды – вот и все, что у меня было в то утро у города Джилетт в штате Вайоминг, когда ко мне подошел незнакомец.

На нем был старый стеганый комбинезон. В руках мужчина держал черную коробку для обедов. Я выпрямился и повернулся к нему лицом. Он подошел ближе и остановился, изучая меня. Его всклокоченные волосы выглядели давно не мытыми, а комбинезон был засален до блеска. Мужчина не казался опасным, но я был юн и одинок, поэтому глядел на него волком. Он спросил, куда я направляюсь.

«В Калифорнию», – ответил я.

Незнакомец кивнул. «У тебя есть еда?» – поинтересовался он.

У меня было достаточно еды. Если бы путник попросил, то я бы поделился не задумываясь. Но мне не улыбалось оказаться ограбленным, а намечалось, похоже, именно это.

«Да так, немного сыра». Это была неправда.

Я готовился постоять за себя, но незнакомец лишь покачал головой: «На одном сыре до Калифорнии не добраться. Тебе нужна еда».

Потом он сообщил, что живет в сломанной машине и каждое утро ходит три мили пешком до угольной шахты за городом в поисках работы на день. Иногда находит, иногда нет, но сегодня ему не повезло. «Так что сейчас мне это не нужно, – сказал он, открывая черную коробку. – Я хотел убедиться, что у тебя все в порядке».

В коробке лежали сэндвич с вареной колбасой, яблоко и пакет картофельных чипсов. Наверное, это была еда из местной церкви. Мне пришлось ее взять. Я поблагодарил его, положил гостинцы в рюкзак и пожелал удачи. Незнакомец повернулся и пустился в обратный путь, вниз к Джилетту.

Весь остаток своего путешествия я думал об этом человеке. И думал о нем всю жизнь.

Дело не в его щедрости, ведь многие из нас щедры. Это другое – он почувствовал ответственность за незнакомого мальчишку. Увидел меня, находясь в городе, и прошагал полмили до шоссе, чтобы проверить, все ли в порядке.

Роберт Фрост писал, что дом – это место, где тебя обязательно примут, если ты придешь.

Слову «племя» гораздо труднее дать определение, но начать можно с того, что это люди, с которыми ты обязан поделиться последним куском.

По причинам, которые я никогда не узнаю, человек в Джилетте отнесся ко мне как к члену своего племени.

Я посвятил эту книгу ответу на вопросы: «Почему современные люди так редко испытывают подобное чувство, в чем его ценность и как его нехватка сказалась на всех нас?» Она о том, как племенные общины учат нас быть преданными, и о вечном человеческом поиске смысла. О том, почему многим кажется, что война лучше мира, почему бедствие может обернуться великим благом и почему о катастрофе порой вспоминают с бо́льшим трепетом, чем о свадьбе или отпуске в тропических странах.

Посттравматическое стрессовое расстройство.