Ида Премудрая

А потом ушел.

Коленки тряслись. И слезы наворачивались. Я ведь понимала, что прямо сейчас между нами происходит то, о чем рассказывают через много лет внукам пожилые люди, синими от вен морщинистыми руками поглаживая выцветшие от времени фотографии.

«Понимаешь, молодость… Тогда чувства бурлили, мы наговорили друг другу такое, а потом…».

Господи, Кирилл… Неужели и у нас будет так же? Я всегда считала что нет ничего проще чем двум взрослым людям понять друг друга… А оно вон как, оказывается…

Невозможно! Невозможно друг друга понять! Тогда…зачем? Зачем это все? Дождь, купер, Тай…

Тай…

Рассмеялась, вытирая мокрое лицо.

Тай… Да. Там-то мы знали, чем заняться под дождем…

Кирилл медленно развернулся и стал уходить.

Теперь я считала его шаги. Казалось важным не сбиться, но не удалось, потому что на первом же он обернулся.

— Я думал, ты взрослая, самостоятельная женщина. Свободная от подростковой истерии и хлопанья дверьми. А ты…

— А я, — у меня прорезался голос. — Я не желаю брать чужое! Прятать глаза, быть источником конфликта между сыном и матерью — слишком ценю время и жизнь, чтобы тратить их на такое!

— Так значит…

— Это значит — я не представляю для тебя никакой ценности, потому что ты…

— Вот значит, как…

Он заложил большие пальцы в карманы джинсов и несколько раз качнулся с пятки на носок.

— То есть…?

— Да!

— И тебе такие отношения не нужны?

— Ты сам сказал — не ко времени! Прости, но сил разыгрывать из себя Джульетту, даже при таком совершенном Ромео… Можно, но радости никакой.

— Значит, ты меня не любишь.

Вот не помню я, есть ли в новом купере монтировка. А, черт, ее и в старом не было. И почему я считала, что оно мне не пригодится? Я как наяву представила замечательную, упоительную железную тяжелую хрень. И как я опускаю ее вот на эту железобетонную башку — кряк… И железо не выдерживает удара о голову Кирилла Андреевича Галицкого, а светлое будущее взаимоотношений России и Дальнего Востока рассыпается в пыль.

Акула, говорила я? Да нет. Баран. Злоторунный.

Развернулась и пошла. О чем тут говорить. Не о любви же.

— Ида, — донеслось мне в спину.

Подняла руку и помахала ему. Хорошо, сдержалась, обошлась без неприличных жестов.

— А машина?

— Оставь себе, — проворчала под нос. — Как компенсацию.

Странно, но он услышал.

Взревел мотор. Бедный купер, пусть и не мой.

Спустя мгновение поняла, что осталась одна.

Глава двадцать четвертая. Все мы немного Штирлицы

А вас, Штирлиц… Я попрошу остаться

Семнадцать мгновений весны

Наверное, мне пора завести блог: «Теория и практика расставания». А что? Буду делиться по Интернету умными мыслями и жизненным опытом со страждущими. Думаю, просмотры будут огого какие. А там и монетизацию можно будет прикрутить — денежки рекой польются. Я ж в этом дока. Ну, чтобы не зря все это…

Расставания были разные: неловкие, страшные, забавные, воодушевляющие, удушающие. От одних разбивалось сердце. Как в самый первый раз, после беседы с женой любимого. От других же хотелось скакать зайцем и орать на весь свет: «Уффф, получилось!»

Было по-разному, но ни одни отношения, как бы я не была очарована вначале, не приносили того самого вожделенного «долго и счастливо». Хотя нет. «Счастливо» было. Но не долго.

Поэтому нет-нет, да и закрадывалась мыслишка о том, что «со мной что-то не так». Но я… Я же дока! А потому прекрасно знала, как изгнать негатив и заодно подкачать попу.

Потому что во всех ситуациях — вдохновись и… в спортзал.

А что? Страдашки — страдашками, но красоту никто не отменял. И вообще — чем девушке хуже, тем лучше она должна выглядеть. И кстати… первый день — он не самый страшный, отнюдь. Он острый, болезненный. Ну, как приступ панкреатита — да здравствует мое псевдоврачебное прошлое. Главное, не впасть в совсем уж бурное отчаяние. А то от постоянных затяжных депрессий портится фигура, характер и морщины появляются. А нам оно зачем? Нам оно ни к чему! Вы слушайте меня. Я ж дока….

Дока, дока… Доконало меня все!

Хуже потом. Боль, отчаяние и тоска выматывают. Ну, как беременность, когда кажется, что ты никогда не родишь. Так и тут. Кажется, что это никогда… Никогда-никогда не закончится, так и будет болеть каждый день, каждый час, каждую секунду, каждое мгновение…

Удивительно, но всегда пропускаешь момент «выздоровления» от «болезни расставания». Когда воздух становится вкуснее а небо — светлее, несмотря на погоду и время года. Когда начинаешь улыбаться искренне, а вставать не через силу.

Это все обязательно будет. А пока… Пока надо себя озадачить и развлечь, чтобы дотянуть до того самого выздоровления, до вкусного, сладкого глотка воздуха, до кусочка яркого, бесконечно далекого, манящего неба над головой.

И тут лишь один рецепт. Есть работа — заведи вторую. Заведи собаку, займись спортом, начни бизнес, получи еще одно образование или вообще уезжай в другой город, регион, страну — начни все с нуля! (Если собака уже есть — вторую заводить, конечно, не обязательно, но с другой стороны — почему нет?!).

Главное — ни о чем не жалей. И ходи в спортзал.

Нет. Не так.

Главное — ходи в спортзал и ни о чем не жалей!

Боль в мышцах прекрасно отвлекает от страданий душевных — это я вам как специалист говорю.

Сразу после разговора с Кириллом вызвала такси. Нагулялась, и хватит. Хорошего понемножку.

Итак… в бассейн! Вода смывает все. А хлорированная вода еще и позволяет объяснить не в меру переживающим окружающим, почему у тебя красные глаза.

А потом, вооруженный раскаянием и калькулятором, явился Лева с финансовыми изысканиями.

О, мой спаситель!

Я позволила заботам войти в мою жизнь, занять голову, полностью подчинить себе. Мама, правда, ворчала, что у меня какой-то не такой голос. Мол, слишком он бодрый и радостный, слишком часто я говорю: у меня все «хорррррошо», пугающе рыча. Да… Мамы — они такие. Все чувствуют и зачем-то докапываются к счастливым дочерям.

А я — счастлива. Ну, то есть абсолютно! Еще бы понять, что делать со снами. Чувственными. Цветными. Яркими. Такими, что глаза раскрывались только через силу, а в первые минуты приходилось говорить себе: «Идочка, а как же реальный мир?!» И выныривать из этой волшебной иллюзии совершенно не хотелось.

Мы с Кириллом, море, слоны. И никого. Мы смеялись над странными, незначительными, мелкими проблемами, мы были вместе, держались за руки, дышали одним воздухом, смотрели в одну сторону и сердца наши бились в такт.

День, другой, третий, четвертый.

Я засыпала и просыпалась с его именем на губах. И не знаю — чего боялась больше — своей боли, особенно острой в первое мгновение, когда приходило осознание, что так, как там, во сне, больше никогда не будет. Или того, что он мне больше не присниться, и я не буду с ним в своих мечтах, в той, другой реальности, где нет преград эмоциям и чувствам.

Этот день ничем не отличался от предыдущих. Те же ласки во сне, те же слезы в подушку, тот же контрастный душ… Еда и чай, безвкусные в последнее время.

Поездка на работу. На вишневом, как реклама сока с большим количеством искусственных красителей, купере. Я одумалась и вернула друга домой. Спасла, ибо его чуть было не отправили в тотал, едва не уничтожив. Вот уж нет. «Не отрекаются любя».

Мы с ним снова мотались по Москве, и это почему-то грело мне сердце.

Крытая серая парковка встретила тишиной и безлюдьем. Красота. Только рядом с местом, где я парковалась, были два огромных черных «гелленвагера». Кто такие, почему не знаю?

Стоило мне выйти, сверкающие лаком двери слажено распахнулись и из машин синхронно вышли мужчины в костюмах.

Надо же… Как в кино. Будто каждый день отрабатывали. Так делают танцоры в труппах. Сто тысяч раз одно и то же, чтобы все как один. Ну и на параде еще так солдаты шагают.