Страница 11 из 45
— Рад, что ты меня понимаешь! Мама говорила, что ты неплохо зарабатываешь? Следовательно, можно будет откладывать…
Мой вырвавшийся наружу мат совпал с грозовым раскатом.
— Что? — не расслышал мой спутник, хвала небесам в прямом смысле.
Как бы там ни было, маму расстраивать не хотелось.
Хлынул дождь! Стеной!
Я выдернула руку из его пухлых потных ладоней. Сняла босоножки и замерла.
Дождь! Ну и дождь! Ливень! Левоник, смотри какой прекрасный ливееень!
Как… хорошо…!
— Ты что? — потянул меня за руку насмерть перепуганный… ээээ…. Лев. — я же простужусь!
И мы побежали к летнему кафе.
Места были только около барной стойки. Мы с трудом пробились к ней.
— Что для вас? — улыбнулся молоденький официант, предвкушая расточительность кавалера.
Еще бы! С такой роскошной дамой в шоколадном платье с открытой спиной. Мальчишка, кстати, просто пожирал меня раздевающим взглядом.
Левоник же тем временем страдал. Явно и нечеловечески. Выбор: «или купить, или под дождь» терзал его измученную душу. Мы с официантом с интересом смотрели на эту скорбь.
— Мне — зеленый чай, — наконец попросила я. — И нам раздельный счет.
Левоник глянул на меня с обожанием. Оооой. Только этого не хватало!
И тут я поняла, кого он мне напоминает: крота из Дюймовочки! «Половина зернышка в день. Не так уж и много! А в год? Не так уж и мало…»
Лил дождь. Я пила чай. Рядом сиял абсолютно счастливый Лева.
Свидание удалось…
«Я ехала домой, я думала…»
Ну, главным образом, не цензурно.
По этим же соображениям не стала звонить маме, чтобы выразить восторг нечеловеческий, душу истерзанную переполняющий.
Мама расстраивается, когда слышит бранные выражения в исполнении хорошей девочки Идочки. И до сих пор, как в детстве, тянет руки к бруску хозяйственного мыла, чтобы вымыть мне рот. Кстати, в детстве я в эти ее угрозы искренне верила.
Но один вопрос я маме все-таки задам. Обязательно.
— Мама, — я представила, как говорю с ней и даже зажмурилась в предвкушении. — Ты сама это диво-дивное, чудо-чудное видела? Или только со слов тети Фаи очаровалась образом прекрасного юноши, жаждущего спасти твою непутевую дочь от одиночества, а тебя — от отсутствия внуков?
Хотя… я же прекрасно знаю ответ. Мама Левончика в глаза не видела, а тетя Фая — та способна продать эскимосам снег зимой.
Я тихонечко рассмеялась.
Водитель такси посмотрел на меня настороженно.
— Все хорошо, — улыбнулась я ему. — Тяжёлый день.
— Ай, красавица, — улыбнулся мне в ответ пожилой товарищ. — Зачем тяжелый? У такой красавица дни должны быть… как перышко. Мужчины должны… на руках носить!
Да-да. Кивнула и уставилась в окно, туда, где на Москву упало небо, а мостовые тонули в потоках воды.
Мужчины…
Наверное, я была в таком шоке после первого романа, что…
До сих пор леденеют руки, как вспомню.
И вроде сказала себе: «Все, Идочка. Хватит!» И классификацию мужчин довела до совершенства, и учу всех уму-разуму, слыву саркастической, непотопляемой, неунывающей… Но только сейчас, наверное, поняла, что все это — маска. Грим. Яркие картонные декорации, за которыми спряталась трусливая девочка Ида. Девочка, которой сделали больно, но она оказалась живучей до чертиков! Все это время на самом деле я верю, надеюсь и жду. С ослиным упорством ищу честного, сильного, умного. И чтоб не кобель, и не сусел, и не козел! Вопреки здравому смыслу и жизненному опыту.
И как результат…
Никого.
Нет, свидания, романы — этого… хоть отбавляй. Была страсть. Экстрим даже был. Но ни с кем я не чувствовала себя так, как с Кириллом.
Я смогла. Смогла без слез произнести его имя. Пусть не вслух, мысленно. И даже мысленно — еле слышно прошептала, но… смогла! И это моя личная маленькая победа.
По большому счету, в чем я могу его упрекнуть? Да ни в чем.
Пять дней знакомы. Начали с поцелуя, рухнули в постель, утонули в страсти. Торопились так, словно боялись — времени не хватит.
И это было… настолько чудесно! Волшебно. Незабываемо. Словно мы созданы друг для друга.
Жаль, что он оказался не свободен.
Хотя… разве могло бы быть иначе? Мужчина-совершенство. Обеспечен. Советник не сказать кого. И… ждал тебя, Ида, всю жизнь. И ни-ни… ни на кого и не взглянул, пока ваши глаза не встретились на свадьбе подруги…
Тут я захохотала в голос. Поймала в зеркале заднего вида сочувствующий взгляд водителя.
— Простите.
— Все будет хорошо. Не переживай, дочка… — вдруг сказал этот нерусский товарищ.
Тихо-тихо так сказал, практически без акцента. Чудеса…
Дом-дом, милый дом!
Я доехала, я доползла!
Дождь… Ну и дождь! И не прекращается — такой же сильный, как и был.
Подняв над собой вишневое пальто, добежала до подъезда. И… вперед на пятый этаж, без лифта. Кто пиццу ел, страдал и на работу забил? Не расслабляемся. И…
Я замерла на ступеньке перед своей лестничной площадкой.
Там кто-то был.
Сердце замерло и пустилось вскачь. Я уже хотела бежать вниз, позвать на помощь, наверное, как вдруг сгорбленная тень, замершая на ступеньке, шевельнулась и проговорила до боли знакомым голосом:
— Промокла?
Со ступеньки резко поднялся Кирилл. Его телефон запрыгал. И замер у моих ног. Я склонилась, чтобы поднять.
Мда и как же хорошо выгляжу… Словно обнажена и облита шоколадом. Мне идет…
— Чем обязана?
Кирилл стоял, не отводя от меня взгляда. Я, убедившись, что на фотографиях хороша неимоверно, перевела взгляд на мужчину. Попыталась понять, о чем он думает, о чем переживает.
Никто из нас не произнес ни звука… А дождь барабанил по стеклам, уговаривая не страдать по пустякам, не терять драгоценного времени.
— Жи-знь ко-ро-тка кап-кап-кап-кап, ко-ро-тка кап-кап, ко-рот-ка кап-кап…
Когда от молчания уже стало перехватывать дыхание, я не выдержала:
— Кирилл…?
Он не ответил. Только запустил руки в волосы, вцепившись изо всех сил, словно это могло ему чем-то помочь.
Я решила, что с меня хватит. В конце концов, для того чтобы просто молчать, не обязательно стоять в подъезде друг напротив друга. У меня день был… насыщенный. Ноги устали на каблуках. Красивая обувь тем и хороша, что экстаз получаешь дважды — когда любуешься собой в зеркале, и когда, придя, наконец, домой, касаешься босыми ножками пушистого ковра…
— Ида, — отмер Кирилл, когда я обходила его, словно нечто неодушевленное, выросшее без спросу перед дверью в квартиру.
Одно плавное движение — он касается моей руки. И уже не выпускает. Я чувствую его дрожь, в ответ дрожу сама…
— Что… Ну, что, что?! Теперь-то ты что от меня хочешь?!
Надо выдернуть руку. Надо уйти… Но…
— Ты прогнала. Я ушел. Это было разумно. Более того — правильно.
Он говорил тихо и быстро, словно в бреду. И с каждым словом… Ох… С каждым словом я понимала, что бороться с собой не могу! Руки дрожат, сердце болит, в носу щиплет… Может, ну его? Не буду я с собой бороться. Зачем?
— Ты знаешь, я самый молодой из советников президента. И меня считают самым зубастым и прагматичным. И… видит бог, не зря. Выгода, расчет. Да я не совершал никогда никаких действий, не просчитав заранее резоны и ответные действия противников. Ну, и заодно не проконсультировавшись с корпоративным юристом. Это мой мир, моя реальность. И мне в ней комфортно. Но…
Он привлек меня к себе и стал гладить обнаженную спину. Я вдруг поняла, что дико замерзла. А у него руки такие теплые…
— Знаешь… Тогда, на свадьбе. Я развеселился, когда меня вытолкнули целоваться с молодой очаровательной девушкой. Такой глупости со мной еще не случалось. И…
— И что? Что потом?
— Потом я прикоснулся к тебе… И мир исчез…
Я сжала кулаки. Вот к чему эти стоны на тему: "А счастье было так возможно?" Зачем рвать себе сердце? Не срослось — надо пережить и идти дальше. Разве не так?
— Что со мной, Ида?
Он кончиками пальцев приподнял мой подбородок и зашептал: