Страница 206 из 207
Рон. Рональд Уизли.
Люциус Малфой.
Сглатываю душащие меня рыдания, и вместе мы ступаем в нашу новую жизнь, навстречу восходу и свободе.
Глава 50. Эпилог
Время пришло, чтоб двигаться вперед,
И не забудешь, коль переживешь…
Словно ушедший с головой под лед
Навек запомнит чувства страшной силы:
Мороз — оцепененье — отпустило…
— Эмили Дикинсон, «Великой скорби дни сменит рутина» * (перевод — kama155)
Я предупреждала, счастливого конца не будет.
Но, может быть, я лгала. В конце концов, разве это не хороший конец? Главная героиня и ее любимый мальчик выжили, а злодеи — умерли.
Но это ведь не весь конец, так? Развязка оказалась не такой уж и красивой. Ее отголоски смотрят на Гермиону из зеркала. Они — в ее глазах, повидавших слишком много. Они — шрамы на ее запястьях. Они — шрамы, что невозможно излечить, те, что Люциус не замечал, — на ее спине, лодыжках, внутренней стороне рук.
Отголоски — это ослепительно яркие кошмары, окрашенные в красный и черный, заставляющие ее просыпаться от собственного крика и сжимать простынь до вывиха пальцев. Они гложут ее, погружая в депрессию, и она может не вставать с постели по несколько дней кряду. Они заставляют ее оборачиваться с безумным взглядом, стоит лишь мелькнуть в толпе светлым волосам. Они — причина, по которой она не выносит слова «грязнокровка».
И последний из них…
«Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог…»
Когда она впервые вошла, или, точнее, ввалилась с Роном в штаб-квартиру Ордена, она подумала, что жизнь кончена. Она упала на пол и потеряла сознание.
Тьма поглотила ее. Она спала. Неделями, месяцами лежала на кровати с зашторенными окнами. Не двигаясь, не говоря ни слова, питаясь лишь когда это было необходимо.
Рон был рядом: с терпением, достойным святого, ожидал дня, когда его любимая вновь заговорит. Когда вернется из той бездны, в которую низверг ее Люциус Малфой.
И в конце концов она начала говорить. А Рон слушал. Потому что он единственный, кто мог понять.
Они так и не поженились, но стали парой после побега, и он держал ее за руку, пока она рожала сына Люциуса.
«И сказал змей жене: подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю?»
Только после рождения сына она позволила Рону стать для нее больше чем просто другом. Все же время лечит. А как иначе? Она любила Рона. Любит и сейчас. Сильнее, чем способна выразить словами.
Ей несложно любить его. И это прекрасно.
Он растит ее сына, как родного: играет с ним в квиддич, читает сказки, укладывает спать. Он изо всех сил старается любить его, хотя по-прежнему люто ненавидит его отца.
Было бы проще, будь он похож на Гермиону.
«И сказала жена змею: плоды с дерев мы можем есть…»
К счастью для Гермионы, ее старший сын не унаследовал цвет глаз отца. Иначе ей было бы невыносимо каждый день видеть уменьшенную копию Люциуса Малфоя. Серые глаза свели бы ее с ума.
Конечно же, ходили слухи. Пока она была в плену, Гарри всем сообщил, что она в заложницах у Люциуса Малфоя и тот пытает ее для Волдеморта, поэтому они много времени проводят вместе.
А когда она стала жить с Роном после побега, и через несколько месяцев у них родился сын, грязные языки трепали: мол, парень не растерялся.
Сальные шуточки сходили на нет по мере взросления мальчика: не было никакого сходства между рыжим веснушчатым Роном и светловолосым сорванцом с бледной кожей, которого он называл сыном.
«Бедняжка», — шептались люди.
«…только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их…»
Это один из самых неприглядных пороков человеческих — смаковать чужое горе, как коллекционное вино. Именно поэтому домыслы о том, что произошло с Гермионой во время плена, еще долгое время после окончания войны будоражили сознание людей.
Общественность отказывалась верить, что это ребенок Люциуса Малфоя, все-таки тот происходил из древней чистокровной семьи, где идеалы ценились больше жизни. Он десятилетиями считал грязнокровок язвами на теле волшебного общества, от которых необходимо избавиться как можно скорее.
«…их и не прикасайтесь к ним…»
Сын Гермионы подрастал, и отдельные шепотки о том, что так называемые жизненно важные идеалы Люциуса Малфоя не помешали ему сделать то, что он сделал, превратились в навязчивый гул.
«…чтобы вам не умереть».
Гермиона молчала, позволяя людям болтать что вздумается? и осаживала каждого, кто пытался заговорить с ней об этом. В конце концов, Рон так много для нее сделал, она ни за что не причинит ему боли, объявив во всеуслышание, как сильно любила Люциуса Малфоя и как тот старался преодолеть самого себя ради нее — упираясь, сопротивляясь, сражаясь с собой каждую минуту, не желая верить, что приоритеты, на которых он выстроил свою жизнь, могут потерять для него всякую ценность.
«Какая храбрая, — шептались за спиной. — Должно быть, это ужасно — иметь ребенка от насильника, смотреть, как он растет и с каждым днем становится все больше похож на отца».
Гермиона лишь кусала губы и продолжала жить, вернее, существовать день за днем.
И сказал змей жене: нет, не умрете…
У них с Роном есть еще двое детей: мальчик и девочка. И, хвала господу, они похожи на отца.
Сын Люциуса и Гермионы не знает правды о своем рождении. Конечно, он слышал сплетни, но не обращает на них внимания ради спокойствия матери, да и своего тоже. Это всего лишь слухи.
Нельзя винить его за нежелание верить в то, что его отец был насильником и Пожирателем Смерти.
«…но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши…»
Можете ли вы представить, что Люциус и Гермиона живут вместе в обычном мире? Покупают дом, растят детей, заводят собаку. Люциус приносит Гермионе завтрак в постель. Они спорят по поводу закладной и сидят в саду, распивая чаи?
Нет, так бы не вышло.
…и вы будете, как боги, знающие добро и зло…
Но все мы так слепы, когда любим. Поэтому она не может его отпустить. Он всегда где-то поблизости. Как и прежде, он следует за ней тенью. Когда она просыпается, когда готовит детям завтрак, когда идет на работу — он сопровождает ее неотступно.
Особенно сильно ощущение его присутствия, когда она смотрит на сына: повзрослевший, он так похож манерами и поведением на аристократа, которым ему, увы, никогда не стать, даже несмотря на то, что это право принадлежит ему по рождению.
Она хочет умереть, и это печально. Каждый день она обдумывает различные сценарии, но знает, что обязана продолжать жить. Это стало ее долгом. Она столько раз смотрела в глаза смерти, когда была подростком, так что жить теперь — ее обязанность.
Она хранит память о Люциусе. Он — ее мрачная тайна. До конца жизни она будет хранить ее за семью замками в самом потаенном уголке души. Она ни с кем о нем не говорит. Даже с Роном. Она хранит его только для себя.
Она просыпается рано утром, провожает детей в школу, завтракает, читает книги, избегает соседей, ходит на работу и возвращается домой, чтобы поужинать с Роном и детьми. А потом идет спать. Иногда она даже спит. Но чаще всего — нет.
Она ждет.
У нее нет другого выхода.